Ярость благородная. «Наши мертвые нас не оставят в беде» (сборник) - Коллектив авторов

– Дура! – скривился Диамар Аристархович. – Всегда с вами, бабами, так.

На фронт Максим попал только осенью сорок второго. Врачи далеко не сразу дали допуск к летной работе. Потом он был назначен в формирующийся полк, переучивался на новый тип. После «ишачка» освоить «як» оказалось несложно. Машина поражала удобством в кабине и простотой управления.

Катя все это время оставалась в Москве. Они переписывались, но встретиться довелось лишь однажды. Максим старался писать Кате после каждого боевого вылета.

Однажды она прислала ему свою фотокарточку. Максим вешал карточку в кабине, возле зеркала. Теперь, если фашист заходил ему в хвост, Максим всегда вспоминал, каким был Катин взгляд в те дни. Вспоминал – и крутил невероятные виражи, уходя из-под атаки. Чтобы у Кати никогда больше не было такого взгляда.

Сегодня они летели парой на перехват высотного разведчика. Задание совершенно не для «яков», но что поделаешь, если никого более подходящего, как назло, не оказалось рядом? Сбить фрица особо и не надеялись. Слишком высоко, да и далековато от аэродрома.

Комэск так и сказал Максиму перед вылетом, махнув рукой: «Возвращайтесь целыми и считайте, что задание выполнили. Прогуляешь Мещерского – и то дело. Ему полезно на высоте обтереться».

Коля Мещерский прибыл в эскадрилью всего месяц назад, сразу из училища. До войны он не летал, самолет чувствовал неважно, поэтому на ответственные задания его пока не брали.

Взлетели. Потихоньку набрали шесть тысяч. Надели кислородные маски и набрали еще две.

Немец появился внезапно. Совсем не тот, за которым охотились. Одиночный «мессершмитт» опять рухнул сверху. Только сейчас над головой было синее и бескрайнее осеннее небо, а не свинцовые тучи.

Максим банально проморгал гада. Нужно было вести переговоры с наводчиками на земле, ориентироваться, высматривать в вышине «хенкеля» и следить за Мещерским, который чувствовал себя на этой высоте неуверенно.

Фриц подкрался сзади. Занял позицию метров на триста выше «яков» и обрушился на Максима, определив в нем лидера пары. Немец не стал разгоняться для скоростной атаки. Наоборот, подкрался аккуратно и тщательно прицелился. Должно быть, уже предвкушал легкую победу! Поймать пару таких беспечных «яков», да еще на неудобной для них высоте. Редкая удача.

Когда вокруг засвистели трассы, внутри у Максима все оборвалось. После таких атак самолеты не выживают. Не выживают и летчики.

Несколько пулеметных пуль срикошетировали от фонаря кабины, простучали по бокам фюзеляжа. Еще несколько пробили капот и застряли где-то в двигательном отсеке. Пушечные снаряды, к счастью, прошли мимо почти все, только один разворотил законцовку левого крыла.

Самолет затрясло, Максим плотнее ухватился за ручку. На этот раз он не стал уходить в горизонтальный вираж. Он перевернул самолет через крыло и направил нос вниз и влево, чтобы набрать скорость и одновременно уйти с линии огня. Фашист не отставал. Он тоже разогнался и сел Максиму на хвост.

Только бы Коля не сплоховал! Фашист не будет лезть в бой сразу с двумя самолетами, если поймет, что оба летчика – опытные. Не надо ему такого счастья, даже на высоте, где «мессер» обставит любого «яка». Улучив момент и оглядевшись по сторонам, Максим увидел, что Коля крутит боевой разворот, в расчете напасть на фашиста сверху. Маневр выходил кривенький. Если бы немец не увлекся погоней за Максимом, было бы для него самое время бить. Но немец увлекся, и Максим смирился с ролью подсадной утки. Теперь нужно было рассчитать траекторию так, чтобы завести фрица напарнику прямо в прицел.

Руки вспотели. Сердце колотилось в груди то ли от перегрузок, то ли от страха. Максим потянул ручку на себя. Левой рукой добавил газу, чтобы сохранить скорость. Только бы у Коли хватило сноровки если не прожевать, то хотя бы укусить протянутый кусок!

Очередная трасса прошла далеко под «яком». Промахнувшись, немец подрастерял азарта.

Ввязываться в бой сразу с двумя противниками он не собирался. Повернув голову, Максим увидел, как «мессер» лениво отваливает влево. Через секунду черно-коричневый самолет пронесся мимо на форсаже, мелькнув белой свастикой на хвосте.

И в этот момент Мещерский на выходе из разворота сорвался в штопор.

Какую именно ошибку он допустил, Максим заметить не успел. Скорее всего, слишком круто задрал нос и потерял скорость. Когда Максим был желторотиком, еще до войны, бывало, и сам так срывался.

Немец тоже заметил неудачу второго «яка». Как стервятник, мгновенно почувствовал, что сила снова на его стороне.

В маневренном бою «мессер» оказался сильным противником. Он вел самолет умело, выжимая из машины все возможное. Чтобы не тратить времени на долгий вираж, он развернулся «иммельманом». Четким, как схема в учебнике по пилотажу.

Однако и Максим не растерялся. Хищно сощурившись, направил нос самолета чуть выше врага и вдавил гашетку. Попасть с такого расстояния можно только случайно. Но фриц испугался! Энергично крутанул влево и вышел в горизонт совсем с другим курсом, метров на двести ниже, чем следовало. Максим оскалился и мысленно поздравил себя с перехватом инициативы.

Утирая струящийся из-под шлемофона пот, он набрал высоту и вышел на фрица под отличным углом. Повинуясь его правой руке, силуэт вражеского истребителя лег в перекрестие прицела. От синхронной работы двух пулеметов и авиапушки «як» содрогнулся всем телом.

На этот раз немец не струсил. Он не стал дергаться, менять курс, а просто сделал бочку с пикированием, чтобы затруднить прицеливание и одновременно разогнаться. Весь выпущенный боезапас прошел мимо. Хладнокровно выждав подходящий момент, фриц повторил своего «иммельмана». Как будто решил доказать Максиму, что может выполнить фигуру как полагается.

С этого момента удача покинула «як» и его летчика.

Максим чувствовал, как с каждым виражом его самолет все больше «дубеет»: медленнее слушаются ручки, более размазанные получаются маневры. Видимо, одна из фашистских пуль таки угодила в какой-то важный узел.

Коля же, как упал вниз, так и не появлялся на горизонте. Максим тянул время в надежде, что ведомый, наконец, сориентируется и прилетит помочь командиру.

Не рухнул же он, и правда, на землю? С таким запасом по высоте из штопора выйдет даже полный бездарь!

Шло время, фриц наседал, в глазах у Максима уже темнело от постоянных виражей.

Ну, где же этот олух? Наверное, пока разбирался, что к чему, – улетел слишком далеко и потерялся.

Ситуация складывалась прескверная. Дальше ждать помощи от Мещерского было уже глупо. Самолет слушался все хуже, фашист наседал, хотя теперь экономил патроны и не лупил почем зря.