Начало великих свершений - Борис Орлов

–Нет человека – нет проблемы.

Никогда не видели белого от ужаса эсэсовца? Я вот увидел. И то, как он исчез в мгновение ока. Все трое возвращаются за стол, вновь наполняют кружки:

– Ну, прощай, летун. Мы на тебя зла не держим. И ты не держи.

Мы пьём. Мне протягивают уже зажжённую папиросу, и я глубоко затягиваюсь. Конвоиры отводят меня в сторону, а троица куда-то звонит из принесённого к столу полевого аппарата. Появляются два здоровенных монаха и забирают меня. Плевать. Мне – всё-равно. Я уже запутался во всём. Эх, скорее бы…

Меня ведут по развалинам Лондона. Длинный путь на эшафот. И чего тянут? Накормили, напоили, покурить дали. Вот сейчас бы и кончали. Не хочется трезвым на тот свет уходить… Выводят к грузовику. Чьи-то руки подхватывают меня и втаскивают наверх, в кузов. Значит, это ещё не конец… Проклятие! Хуже самой смерти может быть только её ожидание. Нас куда-то везут. Я ведь не один в машине. Нас человек десять. По углам кузова грузовика стоят конвоиры с автоматами, внимательно наблюдающие за нами. После часа езды мы оказываемся на месте. Меня отделяют от остальных и заводят в небольшой домик, где меня встречают два русских монаха, вполне прилично владеющих немецким языком. Начинается допрос. Через два часа я выкладываю им всю свою жизнь. Затем меня уводят и запирают отдельно ото всех. Неужели потому что я немец? Может быть. Вечером мне приносят ужин. Ого! Очень даже приличный! И кучу книг. В основном ИХ партии. В моей камере есть электричество, и я почти всю ночь читаю. Три дня меня не водят на допросы. Я только ем и читаю. Куревом меня снабжают конвоиры. На четвёртые сутки меня вновь навещают монахи. Они приносят решение моей судьбы. Исправительный монастырь строгого режима где-то в России, до искупления вины…

Полковник Всеволод Соколов. Лондон 1941.

Мы пробились к Родимцеву уже в сумерках. Его бригада и разведбат нашего корпуса заняли самый центр Лондона. Ночью бои поутихли и мы обосновались непосредственно в штабе. Смешно, но наш штаб временно разместился в здании британского Парламента. Теперь рядом с парламентом стоит батарея тяжелых 40-см реактивных установок под прикрытием батальона Сенявина. А внутри, на сдвинутых вместе скамейках Палаты Общин, сидим мы – временный штаб генерал-лейтенанта Горбатова. Сейчас генерал пьет чай, приготовленный в буфете Парламента, и обсуждает дальнейшие действия с нашим союзником – генерал-майором Бруно Бройером. Бройер – командир 3-й дивизии ВДВ – цвета Люфтваффе. Не только у Александра Павловича родилась светлая мысль захватить Лондон первым. Гитлер послал вперед 3-ю дивизию – ветеранов Манчжурии, Бельгии, Голландии и Крита. Муссолини отправил две бригады "черных дьяволов" – своих головорезов-парашютистов. И, разумеется, ни один из троих не предупредил о своих намерениях…

Первыми на Лондон просыпались немцы. Они быстро разобрались с какими-то ополченцами, попавшимися им в районе приземления, и, двинувшись дальше, наткнулись на один из батальонов Родимцева. Когда немцам попались вооруженные люди в форме отнюдь не британского образца, они рассудили быстро и логично – да ведь это паршивые диверсанты-коммандос! Не задумываясь, они атаковали наших парней. Десантура – хорошие и добрые ребята, но когда их атакуют, они обижаются. И если их атакуют какие-то паршивцы в форме, совсем не похожей на английское полевое хаки – все ясно! Это чертовы коммандос из диверсионных подразделений!

Встретив яростный отпор, немцы из батальона капитана Вальтера Бурксхарта запросили помощи, и вскоре к ним присоединился батальон майора Карла-Лотара Шульца. Совместными усилиями германским парашютистам удалось показать батальону капитана Званцева кузькину мать, и он воззвал о помощи.

В общем, через час там уже кипело настоящее сражение. Бройер сейчас сидит, баюкая раненную руку. Считается, что эту рану ему нанесли злобные бриты, но мы-то, слава Богу, знаем что почем…

Первые сомнения возникли у обеих сторон, когда в бой подключились минометы. И с той, и с другой стороны они одинаковые. Когда полувзвод обер-лейтенанта Макса Шмеллинга, отправившись за "языками" пропал, столкнувшись со взводом подпоручика Николая Королева, сомнения превратились в догадки. А когда Рубашевский, взбешенный потерей четырех машин, рванулся в атаку чуть не всем батальоном – догадки перешли в уверенность. Договориться удалось вовремя: диверсионная группа штурмового полка майора Эдуарда Штенцлера уже собиралась атаковать штаб нашего корпуса, а мальчики из дивизиона Владимирова уже почти нащупали местоположение генерала Бройера…

Мы до сих пор не знаем – куда, во имя всех Святых, делись итальянцы, но ни мы, ни немцы их не видели. Майор Штенцлер сделал предположение, что итальяшек сбросили куда-нибудь в район Дублина или Эдинбурга, но это, по-моему, маловероятно. Я склонен полагать, что итальянцы просто не взлетели с аэродромов. Свободное дело: у этих латинян вечно все не слава Богу…

Сейчас наши генералы пытаются решить: как и что они будут докладывать горячо любимым вождям. Если вдуматься, то поставленную задачу и Бройер и Горбатов провалили с треском. Лондон, разумеется, взят, но не ими одними. Генерал-лейтенант Вашугин в шутку было, предложил ликвидировать всех немцев, но, судя по взглядам которые до сих пор бросают на него Горбатов и Бройер, они юмора не поняли и шутки не оценили…

Ладно, это, в конце-то концов, не моя забота. Я свою работу выполнил, ну, если не на "отлично", то уж, как минимум, на "весьма хорошо"! Кроме того, у меня гости. Вернее, один гость – Макс! Он, по своему обычаю, зашел в гости по-фронтовому, то есть совершенно неожиданно свалился на голову. Причем последнее – буквально. Он спустился на парашюте на позицию наших десантников именно в тот момент, когда парни обивали очередную атаку своих германских коллег. Так что оберстлейтенант Шрам в полной мере успел насладиться слаженностью и точностью военного планирования объединенного Генерального Штаба войск Союза.

Собственно говоря, сам Макс считает, что это я пришел к нему в гости. Свое мнение он аргументирует тем, что когда он с удобствами расположился в обломках Британского музея, полковник Соколов приехал к нему в гости на представительском танке. Возможно, он прав…

Сейчас мы сидим с ним в уголке на позиции "заднескамеечников" и попиваем чаек в компании о. Тихона и Спиридона. Мы их должники, поэтому изо всех сил угощаем трофейным бренди, шоколадом, джемом и пайковым салом, до которого наш корпусной архимандрит оказывается большой охотник. Святые отцы весьма помогли нам в одном щекотливом вопросе.

Дело в том, что Макс обнаружил того, кто его сбил, в теплой компании германских стрелков-парашютистов. Это был британский офицер, оказавшийся на поверку германским интернационалистом. Если бы я был на месте Макса, то, скорее всего, просто пристрелил бы мерзавца, но он отчего-то проникся к парню чем-то похожим на симпатию. И решил спасти пленника от прогулки до ближайшей стены.

Я всегда говорил, что немцы – самый сентиментальный народ на свете! Пожелавший спасти своего заблудшего соотечественника Макс, быстро заставил меня найти наших святых отцов и упросить их считать захваченного парня поволжским немцем. После вдумчивой беседы, в которой пленник, Фриц Штейнбаум, проявил что-то похожее на понимание, о. Тихон заявил, что человек этот не совсем пропащий. И заявил, что готов, под свою ответственность, направить этого грешника на искупление грехов в монастырь.

О. Тихон – человек хороший, о чем свидетельствует доверие к нему Танкиста. Кот к плохому человеку не пойдет, они это чувствуют, а мое рыжее чудище смирнехонько сидит около архимандрита, который рассеяно поглаживает нашего шестого члена экипажа.

Возле Дувра завершила высадку 2-я танковая дивизия. Морская пехота Демидова овладела городком Дил. Немцы плюнули на тех, кто еще сопротивляется в лесу Эшли (интересно, что это за лес такой в Британии нашелся?) и прорвались по шоссе к Кентербери. Наши подошли туда же по железной дороге… Уже после рассвета в Лондон подошла наша 19-я мотострелковая дивизия, и теперь солдаты 19-ой патрулируют улицы захваченного города. Впрочем, кое-где еще идет вялая перестрелка, но всем ясно – Лондон пал.

Поэтому я могу себе позволить спокойно наслаждаться горячим чаем и неторопливой беседой с Максом и нашим корпусным архимандритом.

– И ведь что интересно, сыне: с самого начала своего существования независимая Британия вечно была пристанищем для самых гнусных мерзавцев. Видимо, они интуитивно тянулись в государство, в котором мерзавцы составляли подавляющее большинство.

Вообще-то, не спорить с таким авторитетом как о. Тихон, у меня, обычно, ума хватает. Он знает так много, что спорить с ним так же бессмысленно, как с энциклопедией, а иные из аргументов, которые он может применить к особо упорным спорщикам, наводят на мысль о тех зданиях в Москве, из окон которых виден Полярный круг и сибирская тайга. Но иногда, когда точно знаешь, что ничего плохого тебе за это не будет, можно и повозражать.