Привычка ненавидеть - Катя Саммер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пришла, — теперь сдаюсь я, на короткий миг представив, что он и не хочет меня отпускать.
От Бессонова пахнет мятным гелем для душа, а когда я оборачиваюсь и нахожу его губы, чувствую свежесть на языке. Пальцами тяну мокрые, чуть завитые на концах волосы, потому что обожаю, когда они отражают его настоящего — рвано торчат в стороны, а не зачесаны гелем назад, будто он тот самый типичный идеальный парень с обложки. Он не такой. Он колючий, ядовитый, язвительный и, если так можно сказать, даже немного острый, как клинок, касания которого навсегда оставляют следы. Я бы часами любовалась его родинками на плечах и груди, но вместо этого закрываю глаза и позволяю себя вести.
Он толкает меня к стене и, сжав бедра, подкидывает вверх. Я висну на нем и улыбаюсь ему в рот. Ян смеется, когда, пошатнувшись в сторону, с размаху цепляет плечом дверной косяк. Мы ныряем в темноту его комнаты, где окна наглухо закрыты плотными шторами. Я вижу только на ощупь, пока он, щелкнув выключателем, не зажигает подсветку, вместе с которой вокруг нас разливается приятная мелодия. Но когда я ее узнаю…
— Отпусти, — я отталкиваюсь от Бессонова и дергаю ногами, чтобы вернул меня на пол. — Отпусти, говорю.
Эти движения резкие и необдуманные. Я не могу контролировать их. Ян не сразу понимает, чего хочу, смотрит на меня затуманенным взглядом.
— Что? — Его губы влажные от моих поцелуев, но я не хочу думать об этом, когда в висках стучит: «Ты такая же, как все. Ты такая же, как они. Ты ничего не значишь».
— Отпусти! — повторяю я, всхлипнув один раз, другой, и не сразу осознаю, что он уже не трогает меня. Хмурится, лоб разрезает несколько злых морщин, на щеках ярко обозначаются скулы. А когда я опускаю глаза вниз, чтобы спрятать слезы, то вижу, как он возбужден. — Выключи, — прошу я.
Про себя считаю полосы на паркете, только бы не слышать чертову «Far away» от «Nickelback», под которую он трахал десятки других таких же, как я, глупых дур. Это все ошибка, ужасная ошибка, я не смогу, не выдержу. Думала потяну, в глубине души верила, что именно у меня с ним все будет по-другому, но… Боже, как же это нелепо, тупо и безмозгло!
— Выклю… чи-и! — как ни стараюсь, голос срывается. Я закрываю уши, оседаю на пол и, уперевшись локтями в бедра, не сдерживаясь, сдавленно рыдаю.
Наверное, это могло бы длиться бесконечность, потому что именно сейчас разбиваются мечты. Все, на что надеялась, оказывается недостижимым. Я не переделаю себя, не изменю сути того, кто я. Навсегда останусь соседской девчонкой, которую он ненавидит из-за отца, но которую не прочь поиметь — в отместку ли, чтобы поставить зарубку на кровати или ради эксперимента. Пожалуй, я бы даже смогла плакать, пока не умру от обезвоживания — слишком долго держала все в себе. Плотину прорвало, и я не знаю, как это остановить.
— Тише, тише, я выключил, слышишь? Ничего нет, посмотри на меня. Посмотри.
Чтобы осознать, как в комнате тихо, мне нужна не одна минута, потому что за грохотом обезумевшего от боли сердца я не слышу ровным счетом ничего. Вытираю запястьем глаза и нос, тру ладонями лицо и заправляю волосы за уши, прежде чем посмотреть на Бессонова. Молюсь про себя, чтобы он просто промолчал и позволил мне уйти, большего позора я не вынесу. Я готовлюсь столкнуться с холодным презрением в его глазах, надменным вопросом или даже яростью, но от его взгляда мне становится… тепло?
Он ждет пару-тройку секунд, внимательно изучая мое лицо, прежде чем выдохнуть и подползти на коленях ко мне.
— Ты меня напугала, — Ян стискивает меня в объятиях и целует куда-то в висок, гладит по спине и слегка раскачивает, как будто успокаивает маленького ребенка. — Вот что бывает, когда решаешь взвалить слишком много на хрупкие плечи.
Это звучит не с укором, я чувствую, как он улыбается мне в волосы. Не осуждает, а радуется, словно мой повод для слез — сущий пустяк, и это не я только что несколько раз мысленно умерла. Ян садится передо мной и отдирает от себя силой. Обнимает ладонями лицо и, приподняв брови, заглядывает в глаза. Я бы даже подумала с нежностью, если бы он был на нее способен.
— Объяснишь?
Хочу притвориться немой, но, уверена, в таком случае он заставит меня писать на листке.
— Я часто слышала эту песню за стенкой. Когда ты… — Сжимаю зубы, потому что не могу сказать так, как это сложилось в моей голове, не хватает смелости. — Когда у тебя бывали гости. — Одна его бровь ползет вверх, будто он без слов задает вопрос, и я добавляю: — Девушки.
А после вздрагиваю от громкого смеха, которым закатывается Бессонов.
— Ты правда считаешь, что я из тех, кто будет заниматься сексом под сопливую мелодию? Мне кажется, ты должна была понять, что я из себя представляю за пару наших рандеву. — А вот это уже упрек в его голосе, но он быстро продолжает, пока я не успела придумать что-то еще. — Подсветка соединена с колонкой, которая всегда начинает воспроизведение с этой песни. Хер его знает почему, заколдованная она. Подсветку я включаю раз в полгода. И это никак не связано с моим намерением кого-то трахнуть, у тебя явно бурная фантазия. Последний раз я врубал и зацикливал этот трек, когда не мог уснуть. Если бы я и страдал такой херней, то выбрал бы «Вальгаллу» от «Led Zeppelin». Это хотя бы прикольно.
Ян улыбается во весь рот, а вот я не смеюсь. Мне не смешно, потому что все у нас как-то неправильно. Мы явно не созданы друг для друга, и нам лучше было бы друг друга отпустить. Вот только как? Если руки так и тянутся к Бессонову, и я выдыхаю, лишь прижавшись щекой к его горячей груди.
— Дурная, — шепчет он щемяще нежно, так, что это кажется почти комплиментом. — Подожди, — он отодвигается и указательным пальцем толкает вверх мой подбородок, — не плачь минуту, хорошо?
