Пружина для мышеловки - Александра Маринина

Что это означает лично для меня? Только одно: предпраздничная неделя превращается для моей мамули в Кошмарный Ужас. Ей так хочется полноценного праздника, такого же, как в дни ее молодости, а грипп косит приглашенных одного за другим. Кто-то болеет сам, у кого-то заболевают дети, и нужно сидеть с внуками, или, наоборот, болеют внуки, которых дети не могут из-за этого взять с собой туда, куда собирались, и нужно отпустить детей на праздник. Из-за первых трех пунктов количество приглашенных и без того из года в год уменьшается, а уж пункт четыре и вовсе ставит встречу Нового года под угрозу срыва. Поэтому за неделю до 31 декабря мамуля начинает вынимать из меня душу, описывая собственные переживания, волнения и ежедневно представляя мне сводку о состоянии здоровья каждого из гостей. Положение не спасают даже традиционные европейские и американские рождественские концерты, на которых папа поет каждый год. Мама не позволяет папиному продюсеру забывать о нашей семейной традиции, и когда он согласовывает график гастролей Владимира Дорошина, то всегда делает так, чтобы последнее выступление планировалось самое позднее на 24 декабря, после чего родители немедленно возвращаются домой, и начинается Кошмарный Ужас.

Я так подробно рассказываю вам про Новый год, чтобы вы понимали заковыристую логику моих последующих поступков. Да, и еще одно. Если кто еще не понял: я очень люблю своих родителей. Я отношусь к ним со здоровой критичностью, особенно к мамуле, и это означает, что ее Кошмарные Ужасы для меня таковыми, безусловно, не являются. Причины, по которым она начинает сходить с ума от беспокойства, теряет сон и без конца пьет валокордин, в девяноста процентах случаев представляются мне ничтожными, неважными и явно не стоящими таких колоссальных нервных затрат. Но оттого, что я все это понимаю, мамуля не начинает тревожиться и беспокоиться меньше. Она такая, какая есть, я люблю ее такой и принимаю, поэтому считаю своим сыновним долгом сделать так, чтобы она волновалась поменьше, если, конечно, это в моих силах. Именно поэтому я сижу рядом с ней на папиных премьерах или особо сложных выступлениях, даже если мне этого совершенно не хочется, и летаю для этого за границу, хотя это бывает далеко не всегда кстати; я терпеливо и сочувственно выслушиваю мамулины причитания и подробное описание всего того, что в ее представлении является Кошмаром или Кошмарным Ужасом, и если я могу что-то сделать для нее, я обязательно делаю.

Ничего у меня предисловие получилось, да? Как говорится, где поп, а где приход…

Так вот, двадцать пятого декабря у мамули начался предновогодний Кошмарный Ужас.

– Егорушка, – взволнованно говорила она в телефонную трубку, – это какой-то кошмар с Новым годом! Я пригласила…

Тут я позволил себе отвлечься и пошел доставать кошачью кассету. Список приглашенных с подробным описанием их семейства в целом достаточно длинен, чтобы я успел достать кассету из видеомагнитофона, соединенного с видеокамерой, заменить ее чистой кассетой, а ту, которую достал, отнести в гостиную и вставить в видак. Я как раз успел.

– Ты представляешь, Анна Григорьевна заболела, да так сильно, что к тридцать первому вряд ли встанет на ноги, а Павел Леонидович без нее, конечно, не поедет, потому что…

На экране появилась сладкая парочка: Айсор и Карма. Они ровесники, но поскольку Айсор лишен мужских достоинств, а Карма – радостей материнства, то их дружба носит характер нежный и платонический. Карма лежит на боку, вытянув передние лапки перпендикулярно туловищу, а Айсор сидит перед ней и осторожно трогает своей лапищей ее лапочку. Карма не то что не возражает, а даже вовсе и приветствует такое заигрывание, потому как изящным движением, в свою очередь, трогает его. Он – ее, она – его. И морды у обоих – ну совершенно умильные. Вот ведь лицемеры! Это все происходит, когда меня нет дома, а у меня на глазах они нападают друг на друга, утробно урчат, поднимаются на задние лапы и якобы дерутся. Не до крови, конечно, но вполне впечатляюще. Зритель неподготовленный может подумать, что у них война не на жизнь, а на смерть.

– У Кучинских тоже полный караул, – продолжает повествовать мамуля, – он должен срочно вылетать куда-то в Заполярье, там авария на предприятии, и она хочет лететь с ним на тот случай, если придется задержаться, чтобы в Новый год быть вместе…

Пока мама описывала катастрофу с гостями, я успел увидеть не только игрища Айсора и Кармы, но и совершенно позорное выступление Дружочка, который запрыгнул на стол, скатил к краю мою любимую данхилловскую ручку, сбросил ее на пол и начал упоенно гонять по комнате до тех пор, пока ручка не оказалась далеко под диваном. Он долго пытался ее достать, но не преуспел и, разочарованно помахивая упругим хвостом, покинул помещение. Хорошо, что у меня по всей квартире стоят камеры, а то бы я эту ручку до морковкиного заговенья искал.

– Просто не знаю, что делать, Егорушка, – жалобно завершила мама свою скорбную эпопею. – Из пятнадцати человек восемь уже точно не смогут прийти.

– Но семь человек – это тоже хорошо, – бодро заявил я. – Семеро гостей, вы с папой да я – вот уже и десять. Чем не праздник?

Вроде бы мне удалось ее успокоить, но через два дня количество гостей уменьшилось до пяти в связи с гриппом, которым внезапно заболели дети и внуки. Двадцать девятого декабря, за два дня до Нового года, из списка выпал еще один гость, и мамуля впала в полное отчаяние. Сколько я помню себя и наши праздники, никогда такого не было, чтобы за столом сидело всего семь человек, влючая хозяев. Для моих родителей семь человек – это не Праздник, а деловой ужин.

– Егорушка, может, ты позвонишь Светочке? – робко попросила она.

Ну что ж, в этом был резон, Светка Безрядина с мужем и двумя детьми – это уже солидное количество. Но особых надежд я не питал, потому что у Светки с Борисом было такое плотное светское расписание, что моей мамуле с ее Кошмарным Ужасом в него никак не протиснуться.

– Ой, Игоречек, не получится, – с сожалением сказала Светка, услышав мою просьбу, – мы в Новогоднюю ночь обязательно должны быть в клубе у Джаника, Боря ему клятвенно обещал. Не сердись.

– Да что ты, Свет, я понимаю. Просто мама просила пригласить тебя, вот я и пригласил.

– Татьяна Васильевна очень переживает? – сочувственно спросила моя сердобольная подруга.

– Ужасно. Она продуктов накупила на двадцать человек, ей так хотелось, чтобы было много народу, а теперь все пропадет. Ну и вообще, ты же знаешь мою маму, домашние посиделки ее не устраивают, она любит большие приемы, для нее и пятнадцать человек – мало, а уж четыре – просто смешно.

– Прости, Игорек, но у нас, честное слово, не получается.

Кажется, Светка уже чувствует себя виноватой. Этого еще не хватало!

– Да брось ты, Светуля, – как можно веселее сказал я, – не бери в голову. Я что-нибудь придумаю.

Для начала я позвонил Ивану Аркадьевичу, с которым папа учился в Консерватории. Для меня он много лет был просто дядей Ваней, басом-профундо, к которому я нахально забирался на колени и требовал, чтобы он сидя пел «Блоху» Мусоргского, которую я почему-то обожал в сопливом детстве. Дядя Ваня послушно пел, а я прижимался щекой к его мощной груди и с восторгом ощущал вибрацию воздушного столба, который тогда виделся мне некоей золотой трубой, спрятанной в крупном дяди-Ванином теле. Иван Аркадьевич Лютц уже лет пятнадцать не входил в круг близких папиных друзей, которых непременно зовут в гости по разным торжественным поводам. Не то чтобы два певца поссорились, просто как-то разошлись, хотя относились друг к другу по-прежнему тепло, и минувшей осенью они вместе пели в «Трубадуре», папа – партию графа ди Луны, а дядя Ваня – Рюица. Тогда, на премьере, мама мне сказала, что у дяди Вани роман с меццо-сопрано, которая в том же спектакле пела Азучену, и я надеялся выкрутить из этой ситуации максимум пользы.

Иван Аркадьевич ужасно обрадовался моему звонку, понял все с полуслова, и уже через полчаса мне позвонила воодушевленная мама:

– Ты представляешь, Егорушка, как хорошо! Ванечка Лютц объявился! И так внезапно! Оказывается, ему совершенно некуда пойти на Новый год, какие-то планы были, но все сорвалось, и он пригласил нас с папой в ресторан, а я ему сказала…

Ну, что сказала мамуля, я и так могу догадаться. Иван Аркадьевич приедет к нам на Новый год вместе со своей меццо-сопрано и прихватит с собой директора театра, в котором они с папой поют в «Трубадуре». Само собой, директор будет с супругой. Итак, восемь человек гостей, да нас трое – уже одиннадцать. Вполне прилично.

– Ах, Егор, если бы ты вовремя женился, у тебя уже были бы дети, а у нас с папой – внуки. Все-таки большая семья – это так хорошо! – снова завела мамуля нескончаемую песнь о том, как неправильно я живу.

Песнь я выслушал молча, почитывая книгу. Я давно научился делать эти два дела одновременно, не упуская ни слова ни из текста, ни из телефонной трубки.