Звезды для командора - Владимир Борода

— Ну что, какие будут предложения, по негодяю этому? -

первым нарушил тишину, уже всех придавившую к мягким удобным креслам, Президент России. Нарушил и оглядел внимательно соратников.

— Начнем по старшинству. Давай Харитоныч, расскажи, что ты там себе думаешь…

Премьер-министр Даров Иван Харитонович, которого чтоб не путать с министром здравоохранения ни когда не называли Ванькой на совещаниях, лишь Харитонычем, поморщился и начал:

— Я считаю надо отдать мерзавца в какую-нибудь лабораторию, пусть его там насквозь просветят-разрежут, может быть тогда мы и узнаем тайну…

— Теперь ты, Ероха.

Маршал КГБ насуплено оглядел собравшихся, облизнул губы:

— Это глупо. Он сдохнет в лаборатории этой, а вдруг мы не хера не узнаем. Я считаю надо продолжать слежку и подводить к нему наших агентов на предмет раскола.

Президент перевел взгляд на Ленчика и министр МВД вытянулся не вставая с кресла:

— Мое мнение — ввести его в элиту, когда привыкнет — бросить его на дно. За рассказ пообещать вернуть назад. Ну а там видно будет.

Министр здравоохранения, не дожидаясь взгляда Президента, ни разрешения, начал говорить сам:

— Ну, может быть и то и другое и принесет какой-либо результат, но я не уверен в успехе…Видите ли, человеческий организм такая сложная штука, и настолько мало изучен…

Президент кинул короткий взгляд на министра и рявкнул на разговорившегося:

— Заткнись, доктор. Значит предлагаю такое решение — смесь предложенного Ерохой и Ленчиком. Введем паскуду в высший свет, приставим к нему агентов, окружим его блядями и пидарастами, закружим ему голову, влюбим его в жизнь, а потом раз, -

Президент с размаху ударил по столу кулаком и продолжил свою глубокую мысль.

— На дно, в тюрягу, под расстрел! И в виде спасения — правда! Но кота тянуть за хвост не будем, на все-про все даю два месяца. Все свободны… Оставшись один, не считая помощника, Президент задумался и пригорюнился, он

сидел в глубоком кресле, опершись локтем на деревянный подлокотник и подперев морщинистую щеку ладонью… В эту минуту он напоминал старую бабу, печалившуюся о прожитой жизни, в уголках нечистых глаз, старость, накапливались слезы. Внезапно Президент встрепенулся и подмигнув помощнику, забормотал:

— Ты че дергаешь меня за рукав, ты что, с ума сошел, какое такое предупреждение, какое такое распоряжение, когда это я просил, а не пошел бы ты Славик, в жопу?!..

По кремлевскому коридору, выбравшись из страшного подземелья, спотыкаясь на ковровой дорожке, брели участники секретнейшего совещания, шаркая ногами, тяжело дыша и кряхтя… Годы, годы… Первым шел премьер-министр, приотстав от него шагов на пять, брел министр МВД, буквально по пятам шаркал шеф КГБ, замыкал шествие лучших людей России министр Ванька. Часовые в отлично подогнанной форме, стоящие по углам извилистого коридора, тянулись изо всех сил, ели глазами столь высоких особ, тая просто, по демократически шествующих по кремлевскому коридору, а ведь казалось могли бы удумать что-нибудь, ну там заставить в каталках себя катать или к примеру, на руках носить, а так сама скромность…

Старший лейтенант Козявкин ошалело подумал, тараща глаза на бредущих старцев — так вот почему нам не дают патронов…

Ероха нагнал Ленчика и тяжело дыша, с присвистом, прошептал, наваливаясь на плечо главного опера страны.

— Слышь, Ленчик, девять процентов это конечно ништяк, а куда ты подевал еще один?

Ленчик остановился, освободил генеральское плечо из-под маршальской лапы и с чувством собственного достоинства ответил:

— А нам с тобою нужно хоть что-то иметь? Нужно…Вот я и подумал — тебе пол и мне полпроцента. Всем хорошо и нам ништяк.

— Ну тогда другое дело…

Премьер-министр Даров И.Х. мечтал о ванне. Его всегда при посещении Кремля пробивал липкий противный пот, и спасти от гнусного запаха могла только ванна. А потом любимый лобзик…

Ну а министр Ванька мечтал о кровати. Он просто хотел спать.

Москва вечерняя ни чем не отличалась от других вечерних городов нашей планеты, хоть в данное время, хоть в какое угодно в прошлом. Москва вечерняя возвращалась домой, в теплые квартиры, уютные комнаты, так сказать в лоно семьи.

Стройные толпы рабочих, отработав смену на заводах, фабриках и стройках, торопились к домашним очагам, что бы съесть заработанный ужин, питательный и вкусный, усесться возле телевизоров для просмотра любимых передач — "А нука Россиянки!", "Россия — Родина моя!", "Клуб находчивых россиян", телефильма — шла сто двадцать третья серия двухсот серийного боевика "Россия в огне пожарищ", чемпионата на кубок России по лапте… Кто-то спешил на уютные огни театров, московские рабочие всегда славились интеллектом и тягой к театрам, кто-то спешил занять столик в ресторане, благо ресторанов было много и они были сказочно дешевы, даже малоквалифицированный рабочий, ну например на разборке изделия "А", всегда мог себе позволить зайти в ресторан, хотя бы раз в неделю…

Москва озарилась многочисленными огнями, тут и там сияла и переливалась реклама, толпы иностранных туристов с широко раскрытыми ртами толпились на Красной площади и улицах Москвы. Москва — третий Рим. Москва — столица народов. Москва любимый город… Москва — это третий путь для всех народов мира!

В районе Сокольников чей-то пьяный немолодой хриплый голос мелодично выводил под звон гитары:

Здравствуй милая столица

Город Замудонск…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

— Доброе утро, Юрий, доброе утро! Как спалось, разрешите пульс пощупать, вам все равно, а меня спрашивают, мне спокойней! Ха-ха-ха-ха! Как давление, дайте-ка посмотрю глазки, а сердчишко как, послушаем сердчишко, в порядке сердчишко, печень помну, хороша печень, хороша, я скажу секретарю, что б сегодня на банкете больше двух бокалов вам нельзя, так-то Юрий, ну ладно, у нас все хорошо, до свидания Юрий, до свидания!

Это доктор, личный доктор Юрия, прикрепленный правительством за заслуги в дальнем космосе, доктор без халата, в отлично наглаженных брюках, галстуке-бабочке в крапинку и голубом блейзере сверх накрахмаленной сорочки, на нагрудном кармане блейзера эмблема московского яхт-клуба, не доктор, а актер, актер Голливуда или еще правильней сказать — Российского ТиВи Театра, с белозубой улыбкой-рекламой пасты "Аленушка" и очками в золотой оправе… Юрий ненавидел его тихой, но сильной ненавистью, доктор напоминал ему голос робота с "Партии", такой же самоуверенный, такой же все знающий, такой же бездушный, мать его греб…

Доктор появлялся каждое утро без выходных, начиная с того самого дня, когда его доставили с того странного профилактория-дома отдыха после прощания с Катей-чемпионкой в так называемый его собственный дом — шести комнатная квартира, густо уставленная богатой и красивой, но тем не менее бездушной и холодной мебелью, в доме недалеко от Арбата, в новом двадцати шести этажном небоскребе, с охранником внизу и бассейном на крыше…

— О, вы уже проснулись?! Доброе утро, доброе утро, а какая сегодня великолепная погода на улице, Юрий! А что же это там у вас с печенью? Нехорошо, нехорошо, Юрий, вы должны помнить — ваше здоровье есть национальное богатство и достояние! Достояние всего российского народа! Как картины в Третьяковке, как Больной театр, как все остальное, что дорого сердцу и душе всего российского народа, чем он по полному праву гордится и восхищается!..

Это уже секретарь, столь же ненавидимый, как и доктор, если не еще больше. Юрий даже не старался запомнить его имя, такое истинно российское, так он его ненавидел, так он ему был ненавистен, вечно рядом, ни минуты покоя, ни секунды одиночества, лезет, вовсе, лучше Юрия зная, что ему, Юрию, нужно, а что нет, во все дыры! От проклятого секретаря не было ни где спасения, ни в туалете — вам там не плохо, Юрий, что-то вы долго?! облицованном розовым с прожилками мрамором, с великолепнейшим темно-алым — может быть вам что-нибудь нужно, бумага справа! — унитазом в форме тюльпана… Ни в огромнейшей ванной комнате с великолепнейшей огромной ванной темно-зеленой из цельного куска малахита — полотенце я вам погрел, Юрий! у-у-у, гад! стены облицованы серо-синим мрамором, пол выложен шахматной плиткой, в ванной можно было устраивать соревнования по ватерполо, если б не секретарь — вам не плохо, Юрий, вы так притихли?!.. Гад… Ни в гулких комнатах, где он терялся от самого себя, но не от секретаря, тот находил его где бы Юрий не был и или интересовался, что ему в данную минуту надо или чаще всего сообщал, что сейчас Юрию надо или где его сейчас жаждут видеть-лицезреть…

— Итак, Юрий, сегодня у нас насыщенная программа, -

а когда она была другой?

— А потому не ленитесь, вам нужно многое успеть, вставайте — вас ждут великие дела!

Завтрак невкусный, но питательный — овсянка на воде, горсть изюма, хлеб из отрубей, а перед завтраком ненавидимая с детства, какого? не помню, гимнастика, но очень нужная — для кого? не понятно… Два километра ежедневной пробежки, слава богу в легком темпе, для имиджа, в парке, среди подобных дебилов — о, сам космонавт, герой дальнего космоса Леонидов бежит!.. Да-да, сам бегу, не хочу, а бегу… для имиджа и поддержания формы, сейчас у нас Юрий все бегают — и банкиры, и бандиты, и вам нужно, и так весь день по распорядку, по указке секретаря, по "нужно", ни минуты покоя днем, только ночью свободные часы и выпадают, да и то не всегда, и в них Юрий не волен, себе не хозяин… Душ, завтрак, невкусный, но питательный, овсянку эту ненавижу уже! Каждое утро приходящий парикмахер бреет и причесывает…