Как мы стали детективами после того как я умер - Дарья Юрьевна Малюкова

– Живым. Сделай.

Он ненавидел всех, кто был причастен к этой войне.

Ответом ему была лишь мёртвая тишина, напоминающая, что он только что сделал. Нужно убрать тела.

К рассвету в таверне не должно быть и капли крови. Но сил не осталось, даже закрыть лицо руками, и Анкэль мог лишь смотреть вперёд, на то, как прорвавшийся в щель лунный меч лезвием падает на три мёртвых тела, от которых всё ещё распространялась по полу алая кровь.

– Не мучий меня, – тихо сказал мальчик, который не мог даже заплакать.

– Скоро всё закончится, – всё, что мог ответить Микото, смотря, как тяжело вдыхает Анкэль, хрипло глотая воздух, заставляя себя это делать.

– Пришли войско своё.

Ветерок говорил, что у него есть друзья где-то далеко, за стенами, которые могли бы помочь. И Анкэль мог лишь умолять о том, чтобы эти люди помогли дойти до башни. Он закрыл глаза: больше он не мог смотреть на последствия своих грехов.

Темнота поглотила его, и так даже было спокойнее. Запах древесины, вина, табака и крови.

– Где ты, мой бог? – Анкэль не видел, не чувствовал духа.

Одиночество сводило с ума.

– Рядом. Я всегда рядом.

– Лети.

Как в первую встречу. Как в первой песне. Как в первом разговоре. Анкэль просил Микото лететь.

– Пока петухи пели, а птицы летели. Спаси меня.

Когда-то бард просил духа увидеть мир вместо него. Теперь просил помощи. Анкэлю хотелось выбраться из этой бездны, чтобы хоть кто-то, хотя бы одно живое существо, протянуло ему руку и помогло расправиться с демонами, которые давно поселились в его душе.

Но все вокруг могли летать.

И только мальчик продолжал падать всё ниже.

– Когда закончится этот ужас, – Анкэль усмехнулся.

Микото завис в недоумении, не понимая, что имел в виду мальчик, который теперь смотрел в потолок, не видя перед собой ничего.

Возможно, древние, описанные в книгах ритуалы призыва демонов. Но против бога не поможет даже демон.

Белая линия, которой обводят мёртвые тела сыщики. В середине улиц, где ночью была битва, нет крови, нет следов борьбы. Только неживой след от мела, говорящий, что здесь мятежники потеряли ещё одного.

– Я монстр? Я ведь ничем от неё не отличаюсь, – внезапно спросил Анкэль, но Микото смутил акцент на слове “неё”.

Мальчик имел ввиду не монстра. А кого-то гораздо страшнее.

– Нет, – Микото взлетел выше, не в силах смотреть на своего друга, который сходил с ума и ничего не мог поделать. – Вы совершенно разные.

– Смотри в глаза! – Анкэль повысил голос и тут же рассмеялся, опуская голову, накрывая её руками. – Ты думаешь, я не знаю? Не знаю, что эти стены – наша защита? Что за ними – война богов, которая несёт за собой только боль и разрушения? Война между людьми, духами и мононоке? Я знаю! Знаю! Только это ведь всё равно неправильно. Я хочу свободы. С одной стороны – мононоке, с другой – тиран. Нужно победить. Высвободиться. Мы сможем.

Мальчик говорил быстро, иногда срываясь на крик, а потом, быстро, переходя на едва слышный шёпот.

– Тяжело мне, – и всё же Анкэль не смог сдержать слёз.

Слёз усталости, боли, ненависти к себе. Капли медленно текли по лицу, заставляя мальчика иногда сглатывать и вдыхать с лёгкими всхлипами. Микото подлетел, опускаясь к Анкэлю на колени, едва заметно касаясь порывом ветра его кос.

– Слушай, мальчик, – призрак даже не знал, что говорить, но чувствовал, что должен. – Ты как себя чувствуешь?

– Как человек, который только что убил трёх рыцарей без суда и следствия! – Анкэль говорил громко, не боясь, что его услышат.

Да и было слишком паршиво в груди, чтобы беспокоиться о подобном.

– Спокойнее, прошу тебя. Всё будет хорошо. Всё обязательно будет хорошо, я обещаю, – Микото всегда был насмешливым, но сейчас в его голосе была лишь серьёзность и желание помочь.

Мальчик знал, что все это неправильно.

Все что вокруг происходит было неправильным.

– Холодно мне, - Анкэль поёжился.

Сейчас погода не оказывала уже никакого внимания, а мороз исходил из груди, сковывая всё тело, пробирая до костей. Мальчику было плохо, он тяжело дышал, но всё ещё пытался сохранить те остатки сознания, которые так желали ускользнуть, как вода из рук. Он поднялся на ноги, как кукла, и двинулся вперёд.

На него часто – чаще, чем мог выдержать детский разум – оставляли уборку мёртвых тел и зачистку следов. Анкэль действовал механически, даже не отдавая себе отчёта, что именно делает.

В едва проникающем сквозь плотные тучи свете луны он копал холодную землю, чтобы потом положить в одну могилу три мёртвых тела. Это место за таверной уже давно можно было назвать кладбищем.

Своих и чужих.

Разница между повстанцами и солдатами Инари лишь в том, что говорили при захоронении. А в остальном – совершенно одинаковые бездыханные люди, у которых были цели в жизни.

И которые их не добились, погибнув от удара меча или стрелы. И сидя на ещё одной могиле, Анкэль подставил лицо холодному ветру, который развевал его плащ и косы. Он перебирал струны лиры – без определённой мелодии – в попытке заглушить мёртвую тишину, которая обвила его без остатка.

– Холодно мне.

Он знал, что это неправильно. Но он не знал, как иначе поступить.

– Это все так сложно.

Глава 11

Это старое поверье, которого часто придерживаются прямо на выветренной дороге. Войдите, пройдите по хорошо протоптанным грунтовым дорожкам и окажитесь в блуждающем доме Амэ-фури-кодзо. Холм Бакэ-кудзира так же жив, как и духи, которыми она руководит, некоторые шепчут, хотя это не какой-то хорошо хранимый секрет. Тем не менее, у них есть здоровый страх перед ее возмездием – возможно, необоснованный страх, но тем не менее мудрый. Возможно, она никогда не была живой, но и не умрет никогда. На протяжении тысячелетий и тысячелетий она была невидимым стражем острова Камикакуси, их непогрешимым проводником. Некоторые могли бы даже сказать, что она сама смерть.

Амэ-фури-кодзо – дух дождя, что живет последние несколько лет около острова по приказу шишигами. Она должна была быть невидимым стражем, что следит за событиями на острове и докладывает хранителю леса Аокигахара. Бакэ-кудзира, который всегда путешествовал вместе с Амэ, плавает вокруг острова охраняя свою хозяйку.

Девочка защищает тех, кто испустил последний вздох, от душ самых маленьких мышей до душ самих богов. И все же она живет всего полжизни, и можно было