Дерево, увитое плющом - Мэри Стюарт

Я быстро сказала: «Если она забыла, то могла отправиться ужинать с Биллом Фенвиком».

«Ерунда», — сурово заявил дедушка и покинул столовую.

В гостиной Лиза наливала кофе, полностью сосредоточившись на чашках. Дедушка, к счастью, погрузился в молчание, вертел пальцами и на кофе внимания не обращал. Дональд посматривал на часы, хотя я подозревала, что его мысли поменяли направление, непонятно, правда, как. Много бы я дала, чтобы отправиться гулять, далеко-далеко, на несколько миль от Вайтскара.

«Если что-нибудь случилось с ребенком…» — заговорил дедушка.

«Ничего не могло случиться, — сказала я. — Мы бы услышали про несчастный случай. Она бы позвонила… или кто-нибудь еще. Не волнуйся, все хорошо. Она скоро появится».

«Если лопнула шина, когда они были в милях отовсюду, — успокаивающе пророкотал Дональд, — это могло их задержать».

«Так надолго? Уже девять».

«Мпхм», — сказал Дональд.

Я беспокойно посмотрела на дедушку. Ехидство исчезло. Он выглядел на свой возраст, даже старше, и рука, которой он оттолкнул кофе, немного дрожала. Кон вернулся в комнату. «Ничего, — сказал он коротко, — Миссис Фенвик знала, что Юлия должна вернуться к обеду. Билл обещал быть не позже семи. Никаких сведений».

«Сказал, что звонить без толку, — почти выкрикнул дедушка. — Но ты все лучше знаешь, как всегда».

Кон взял у Лизы кофе. «Я на всякий случай, — ответил он довольно спокойно. — Думал, это избавит тебя от беспокойства».

«Чего это ты стал таким заботливым, а, Коннор? Почему волнуешься? Хочешь увидеть, как семья собралась вместе? Лиза передавала тебе, что я говорил за ланчем?»

Это было непростительно, особенно при Дональде, но в обычном случае никто не стал бы беспокоиться. Реакция Кона, к несчастью, говорила о напряжении, которое долго нарастало за внешним спокойствием. Он резко побледнел и опустил наполовину выпитый кофе. Он даже не смотрел, куда ставит чашку, и мог бы поставить ее мимо стола, но Лиза тихо взяла ее из его руки. Секунду они с дедушкой смотрели друг на друга, а я, в ужасе замерев, ждала взрыва. Потом Кон сказал: «Если понадоблюсь, я в поле, — и повернулся спиной к дедушке. — Спокойной ночи, Сетон». Все также тихо, но будто вырываясь из темницы, он вышел из комнаты.

Неожиданно дедушка засмеялся. «Хороший парень, — сказал он с чем-то вроде страстного одобрения и повернулся с тенью когда-то очаровательной улыбки к Дональду. — Я предупреждал, правда? Придется простить нас за то, что мы выплеснули на вас свои семейные склоки».

Дональд что-то вежливо ответил, и разговор вернулся в нормальное русло. Но прошло полчаса, Юлия все так же не появилась, и не звонил телефон. Я не могла скрыть беспокойства, дедушка повторял все чаще: «Куда, ради Бога, мог деться ребенок? — Или, как вариант: — Какого черта она не звонит?». Потом начала сдавать замечательная нервная система Дональда. Я ничуть не удивилась, когда он поднялся и сказал, что лучше пойдет.

Никто не попытался его остановить. Лиза встала с явным облегчением и собралась отнести в кухню кофейные чашки. Я пошла за ней. «Вернусь через минуту, Лиза, только дойду с Дональдом до ворот. Оставьте их мне, вы обещали».

Стемнело. Я подошла к машине Дональда, но его не увидела. Озадаченная, я остановилась и принялась вглядываться в тени. Потом услышала тихие шаги и обернулась. Дональд вышел из-за угла со стороны конюшни. Увидев, что я жду у машины, он резко остановился, и даже при таком освещении стало видно, что он полностью потерял самообладание. Я глазела на него и не могла найти слов. Он выглядел, будто его поймали за сомнительным поступком.

После жуткой паузы он улыбнулся. «Все в порядке. Я не прятал за сараем ворованное серебро. Ходил в гости к друзьям».

«Друзьям?» — повторила я тупо.

Он засмеялся. «Пойдемте, покажу». Я вошла за ним во двор, он распахнул состоящую из двух половинок дверь пустой конюшни. Внутри сладко и сухо пахло сеном и лошадьми. Перекладины стойла были опущены, Блонди на пастбище. Дональд включил свет. По всей ширине стойла — металлическая кормушка, глубокая и полная чистого сена. Куры могли бы нести туда яйца. «Сюда, — сказал Дональд мягко, — знакомьтесь с семьей».

Я наклонилась. Глубоко в сене было гнездо, но вовсе не с яйцами. Семь еще слепых котят тихо спали, свернувшись в плотный черно-бело-рыжий шар. Дональд прикоснулся к теплому меху. Черно-белая мамаша прыгнула к его руке, сладко заурчала и пристроилась к котятам. Все завертелись, потом Томми устроился, глаза довольные, лапы сжимают и разжимают сено. «Как, ради Бога, вы нашли их?» — прошептала я.

«Томми показал, когда я шел из Западной Сторожки».

«Сохраню ваш секрет. Никто сюда не ходит, когда кони на улице… Вам, правда, нужно так рано уйти?»

«Я подумал, что так лучше».

«Мм, да, понимаю, что вы имеете в виду. — Мы тихо пошли из темной конюшни к машине. Я остановилась на секунду, потом быстро к нему повернулась. — Послушайте, Дональд, не волнуйтесь».

«А вы не волнуетесь?»

«Ну, удержаться трудно, правда? Но ничего не могло случиться. Поверьте, они забыли и остались поесть или что-нибудь еще».

«Маловероятно».

«Ну, может, машина действительно сломалась».

«Мпхм».

«Почему бы не подождать? Они правда должны скоро появиться».

«Нет, спасибо. Я не забыл поблагодарить мисс Дэрмотт за ужин?»

«Вы ее поблагодарили очень мило. Нет, я открою ворота».

«Спасибо… — Но он остановился, рука на дверце автомобиля, похоже хотел что-то сказать, потом передумал. А произнес он, довольно задумчиво, вот что: — Славный парень этот Форрест».

«Да».

«Похоже, он интересуется каменоломней. Говорит, что завтра поможет найти камень в погребе».

«Надеюсь, вы его отыщете. Вам правда кажется, что он на самом деле римский?»

«Невозможно сказать, но вполне может быть, хотя бы потому, что Форрест хранил такое сильное впечатление все эти годы, что камень римский. Он думает, там были хотя бы одно или два слова, которые он или сестра узнали, как латинские, даже в возрасте девяти или десяти лет. — Он улыбнулся. — Он признает, что EST или SUB почти полностью исчерпывали их возможности. Будем надеяться, что он прав».

«Это ужасно интересно, правда?»

«В лучшем случае, — жизнерадостно сказал Дональд, — эта надпись заявляет: «Голосуйте за П.Варро, как десятника каменоломни. Короткий рабочий день и повышенная оплата"».

Я засмеялась: «Все равно, желаю удачи».

«Может, тоже хотите пойти завтра днем и помочь в охоте?»

«Нет, спасибо, нет. Я… У меня кое-какие дела».

«Мпхм», — сказал Дональд. На этот раз, это, кажется, выражало умеренное согласие. Он снова задумался, и неожиданно мне стало интересно, не сказала ли ему Юлия что-нибудь по поводу Адама.

«Мне жаль, что я днем так расстроилась. Он… Он принял это близко к сердцу, как вы думаете?»

«Заметно не было. — Дональд ответил так быстро, что я поняла — он именно это и собирался сообщить, но не хотел поднимать вопрос, даже чтобы меня успокоить. — Он ничего не сказал. Уверен, он понял. Не стоит беспокоиться».

«Не буду. Спокойной ночи, Дональд».

«Спокойной ночи».

Двигатель взревел, и древнее средство передвижения рванулось вперед. Проезжая мимо, Дональд поднял руку, и машина исчезла в темноте.

Мы помыли посуду и вернулись в гостиную. Лиза что-то штопала для Кона, я весьма рассеяно играла с дедушкой в криббедж, в конце концов, во двор въехала машина. Казалось, не успела она остановиться, как хлопнула дверь, раздался шум голосов, потом машина опять тронулась с места, высокие каблуки быстро простучали по двору к двери кухни. Открылась зеленая дверь. Шаги через холл и на покрытую ковром лестницу. Дедушка бросил карты на стол и крикнул: «Юлия!»

Шаги остановились. Пауза.

«Юлия!»

Она медленно спустилась по лестнице, подошла к двери. Где-то вдалеке замирал мотор машины.

Юлия вошла не сразу, медленно осмотрела комнату, взгляд остановился на дедушке. Волосы растрепались от поездки в открытой машине, раскраснелись щеки, а глаза ярко горели. Она выглядела прекрасно — классический пример девушки, только что покинувшей объятия возлюбленного, смущенной неожиданным светом и внимательными глазами. На секунду я подумала, с замиранием сердца, что она серьезно увлечена Биллом Фенвиком. Но потом, не совсем понятно почему, скорее всего, просто по причине нашего сходства, я поняла, что смущенная яркость ее взора объясняется не любовью, просто настроение такое бурное.

Пухлые Лизины руки прекратили работать, опустились на колени, и она задумчиво-расчетливо уставилась на Юлию.

«Юлия! — гневно сказал дедушка. — Где ты была? Мы весь вечер ждали и беспокоились, не случилось ли чего. Видит Бог, я вовсе не надеялся, что ты вспомнишь о чем-то столь незначительном, как день рождения собственного дедушки, но думал…»