Бедняга Смоллбон - Майкл Гилберт

– Можешь видеть это на Паддингтонском вокзале, – говорила толстуха, когда едут в Торки или Пэйнтон или куда еще. Везут с собой горы чемоданов. Это отдыхом не назовешь.

– Это уж точно, – опять согласилась её спутница.

– То ли дело приличный рюкзак, – и толстуха гордо показала на свой основательно набитый рюкзак, который лежал на сиденье рядом с ней.

И тут последний элемент головоломки стал на место.

– Господи, ну мы и идиоты! – заявил вдруг Хейзелридж в полный голос.

Девицы аж подскочили. Хейзелридж, умевший разбирать по губам, заметил, что толстуха шепнула:

– Пьяный вдрызг!

И впервые её спутница высказала иное мнение:

– Псих!

– Когда следующая станция? – спросил Хейзелридж.

Толстуха ухватила свою окованную металлом трость и торопливо смерила взглядом расстояние до двери в коридор.

– Этот поезд уже нигде не останавливается, – выдавила она. – Едет прямо до Лондона.

– Значит нужно его остановить, – заявил Хейзелридж, завидев в окно огни приближавшегося города.

Прежде чем спутницы успели осознать его замысел, Хейзелридж встал, протянул руку и рванул стоп-кран.

Лучше выбрать момент он не мог, даже если бы хотел. Миг ничего не происходило, прежде чем сработала воздушная система. Потом последовала серия рывков и скорость заметно упала. За окнами зарево распалось на отдельные освещенные пятна, поезд длинно зашипел и остановился прямо у перрона небольшого вокзала.

Хейзелридж выскочил ещё прежде, чем поезд остановился.

Двери с надписью «Дежурный по станции» распахнулись, выпуская потрясенного и пышущего гневом дежурного. Хейзелридж тут же остановил его, предъявил документы и буквально впихнул обратно.

– Мне нужно позвонить. У вас есть дежурная связь. Соедините меня немедленно со Скотланд-Ярдом.

Дежурный занялся телефоном. Хейзелридж выглянул на платформу. По всей длине состава из окон торчали головы, Хейзелридж заметил свет фонаря проводника, направлявшегося к зданию вокзала. Решил, что ситуация в его руках.

Через несколько секунд уже говорил с сержантом Пламптри.

– Слушайте меня и ни о чем не спрашивайте. Я только что остановил поезд и времени в обрез. Найдите Хеймана-продавца из магазина спортивных товаров на Стренде – да, приятеля мисс Читтеринг. Я хочу знать, кто купил там рюкзак в субботу… минутку – в субботу двадцатого февраля днем. Большой зеленый рюкзак. Покажите ему все фотографии. Да, я знаю, что сейчас субботний вечер. Меня не интересует, как вы все организуете. Потребуйте в помощь столько народу, сколько сочтете нужным. Если его не будет дома, объявите общий поиск и ловите его где хотите. Мой поезд прибывает на вокзал Ливерпуль стрит в четверть одиннадцатого, и вы должны добыть информацию к этому времени. Встречайте меня на вокзале с полицейской машиной и хорошим водителем. Знаю, что времени мало, но ничего не поделаешь.

Хейзелридж повесил трубку, вежливо поблагодарил дежурного и вышел на перрон прямо в объятия крайне недоверчивого проводника.

Было девять часов пятнадцать минут…

15. Вечер субботы

ЗАВЕРШЕНИЕ

Нельзя воспоминание вызвать силой; оно должно прийти само собой как естественная ассоциация, но может всплыть, когда мы меньше всего об этом думаем, благодаря случайным обстоятельствам или событиям, причем когда мы давно уже сдались и перестали ждать.

I

В тот вечер около девяти Боун сидел в своей мансарде под портретом гордой дамы (которая была его бабушкой) и размышлял о развитии автоматических калькуляторов. Как раз недавно видел он демонстрацию новейшей модели. Отдельные задачи помещались на бумажных карточках, помеченных комбинациями круглых и продолговатых отверстий, изображавших цифры. Машина справилась с любым заданием, на которое способна была самая дикая фантазия математика. Больше всего Боуну понравилось, когда в машину вложили неверно закодированную карточку и машина почти по человечески захныкала, замигала красной лампочкой и карточку выбросила. Боун подумал, что так же неверна версия, что убийца – Боб Хорниман. Как ни пытался он вложить эту карточку в механизм своего мозга, та тут же вылетала обратно. В общем-то это вопрос доказательств. Один из приведенных доводов может быть верен, но все вместе взятые не имеют смысла.

Вполне можно представить тип безрассудного человека с горячей головой и буйным сердцем, который пришел к выводу, что если Смоллбон способен терроризировать смертельно больного человека, то будет лучше, если Смоллбон умрет. Такого мнения мог придерживаться целый ряд людей, ибо Абель Хорниман при всех своих недостатках способен был вызывать в людях преданность и любовь.

С другой стороны, можно представить тип человека хладнокровного, который рассчитал, что когда заткнет Смоллбону рот и отдалит раскрытие подлога с закладной, получит время, чтобы продать свой пай в фирме и исчезнуть с двадцатью тысячами фунтов.

Но попытаться соединить эти характеры в одном лице – бессмыслица.

Кроме того, нужно иметь в виду, что если Боб Хорниман совершил убийство в ту субботу днем в конторе, об этом должна была знать Анна Милдмэй. Показания обоих это доказывают. Утверждают, что ушли из конторы минут в десять первого, и разошлись почти сразу. Если Смоллбон должен был прийти в четверть первого (смотри его письмо) это могло означать, что или оба лгут насчет времени, или Боб из конторы вообще не уходил, а мисс Милдмэй принудил к лжесвидетельству.

Но в этом случае Анна должна была все время знать, что Боб-убийца. А этому Боун отказывался верить. Нет, между ними что-то есть – для этого не нужен особый талант наблюдателя. Анна Милдмэй зла на Боба, поскольку он её чем-то обидел, и между ними сильно эмоциональное напряжение. Но это не совместное сознание вины.

А на вечер, когда была убита мисс Читтеринг, алиби Боба слишком примитивно: оно совсем не соответствует остальным звеньям тщательно продуманного плана. Может быть кто-то так невероятно неосторожен, чтобы случайно выронить письмо, которое его разоблачает? Но если Боб – не убийца, тут же открываются другие возможности. Например, как было с тем письмом? Все яснее, что речь шла о подлоге. Что оно было подброшено намеренно. Подброшено кем-то, кто чувствовал как над ним сгущаются подозрения и отчаянно старался их отвратить. Подброшено.

Да, это может быть. Более чем вероятно.

Цепь его рассуждений замкнулась. Та мелочь, которая наконец дала уверенность, была тривиальна, даже смешна. Касалась она формы обычного стального шурупа.

Боун наконец-то восстановил в памяти события, которые привели к находке письма. Мисс Читтеринг хотела перевесить зеркало. Мисс Беллбейс – да, это мисс Беллбейс – предложила повесить его к окну. Он, Боун, предложил свою помощь. И когда все было уже почти готово, его вызвал Крейн и зеркало пришлось передать мисс Корнель. Он не знал, что случилось потом, но когда вернулся – буквально через минуту-все почему-то оказалось на полу. Мисс Корнель ползала в поисках шурупов. Один нашла у окна, второй-под своим столом, средним из трех столов в комнате. Так это было. И именно пытаясь достать шуруп, они обнаружили письмо.

Иными словами, после отсечения всех побочных обстоятельств, мисс Корнель упустила шуруп возле окна у стола мисс Читтеринг, и сделала вид, что нашла его под своим столом посреди комнаты. И даже пояснила: «Видно, закатился.» Боун припомнил, как Хейзелридж позднее мерял расстояние между столами – десять футов.

«Как, – спрашивал себя Боун, – как, черт возьми, шуруп мог откатиться на десять футов? Ведь он не способен откатиться и на десять дюймов – упав наземь, способен только кататься по кругу. Не может он откатиться даже по наклонной плоскости.»

Встав, Боун заходил по комнате. Из драконьих зубов его размышлений вырастал ещё более опасный, до зубов вооруженный вопрос. Но так или иначе, его нужно было разрешить, и как можно скорее.

Подождать! Еще есть надежда – очень слабая надежда – что и теперь он может ошибаться. Боун отыскал в телефонной книге имя и набрал номер.

Перри Кокейн был спортивным редактором воскресной газеты, и потому одним из немногих людей, о которых можно было быть уверенными, что в субботу вечером они будут в редакции. Перри шумно приветствовал Боуна и выслушал его без малейшего удивления. Ему казалось вполне естественным, что люди звонят ему по ночам, чтобы задать вопрос о спорте, где он был непревзойденным знатоком.

– Да, – сказал он, – я её прекрасно помню. Теперь она регулярно уже не играет. Нет, дружище, ты её с кем-то спутал. Она играла правой. Разумеется, я совершенно уверен. Видел её на поле тысячу раз. Такой первый удар, как у нее, не под силу ни одной женщине.

– Премного тебе благодарен, – Боун повесил трубку.

Теперь он был уверен.