Анаконда - Георгий Миронов

Авдеев стоял на своем — преступлений не совершал, на месте убийства не был, ничего дополнительно сообщить не имеет.

Тут и позвонила Татьяна: была договоренность, что как только хоть что-то прояснится, тут же позвонит прокурору города.

— Это экспертиза, — прикрыв трубку, бросил Мищенко Деркачу вроде и шепотком, а чтоб Авдееву было слышно.

— Так, так. Очень хорошо. Благодарю вас, Татьяна Ивановна. Значит, вы абсолютно уверены? Ну да, наука, так сказать. Против науки не попрешь.

Мищенко с трудом сохранил равнодушное, спокойное выражение лица.

То, что сообщила Татьяна Ивановна, в корне противоречило основной версии следствия.

И работало на вторую версию, выдвинутую им совсем недавно, — о возможном инсценировании участия Авдеева в двойном убийстве.

— Слюна на сигарете, оставленная Авдеевым, и слюна на сигаретах, изъятых на месте убийств, идентичны. И тем не менее версия, что убил Авдеев, шатается. Потому что я могу однозначно доказать: он не мог изнасиловать женщин. Ни до убийства, ни после.

— Ну, вот, против науки не попрешь, Авдеев. Через полчаса у меня будут результаты экспертиз, и тогда добровольное признание запоздает. Колись!

26 МАРТА 1997 Г. ФИНАНСОВЫЙ ГЕНИЙ

ПО КЛИЧКЕ МАДАМ

До аэропорта подвез муж. Можно было бы в лимузине с водителем; да если сильно захотеть, так хоть на танке. Слава Богу, материальных проблем нет. Но Мадам потому и стала Мадам, что, иногда теряя миллионы (потому, что не рассчитала риск, доверилась жуликам в своем «аппарате», да просто по причине рассеянности и безалаберности), умела экономить на мелочах. И в конечном счете прибыль всегда покрывала убыль.

Сама Мадам была убеждена, что все это — результат ее удачливости, жестокости по отношению к злостным неплательщикам и обманщикам и умения экономить.

На самом же деле вся ее удачливость была до поры до времени. Потому что в основе ее «империи» была элементарная пирамида. И сколько бы денег она ни зарабатывала, сколько ни вкладывала в законный и прибыльный бизнес, все равно ее долг клиентам рос в геометрической прогрессии, и рано или поздно ей придется платить. В глубине души знала: при всем ее фантастическом богатстве расплатиться она не сможет. Ей были должны многие, но ее долги все равно были еще больше. Потому отгоняла мысли о послезавтрашнем дне. Даже о завтрашнем.

Мадам жила днем сегодняшним.

А сегодня было все тип-топ. За рулем — надежный, любящий муж, рядом с ним — надежный сотрудник и пылкий любовник, если так можно сказать. Впереди — Индонезия, Таиланд, Китай, Корея. Инспекционная поездка. Множество приятностей, небольшие разборки и большие прибыли. Ну не может быть, чтобы миллионы долларов, полученных от пирамиды и вложенных в сверхприбыльный криминальный бизнес по торговле сырыми алмазами, «живым товаром», наркотиками, увеличенный там и вложенный во вполне легальный бизнес с льготным вывозом из страны редких металлов, древесины деловой и научно-технической документации из оборонных НИИ, вернувшись новыми миллионами баксов, не помог ей расплатиться с кредиторами и клиентами пирамиды, если вдруг прижмет. На худой конец, эти деньги позволят отмазаться. Ну, на самый худой — смыться из страны и очень даже безбедно жить далеко от России.

Хотя бы на тех же островах Бали в Индонезии или в чудном курортном местечке Пхукет в Таиланде.

Сунув в рот шоколадную конфету, она мило улыбнулась своему референту по Азии, миловидному голубоглазому пареньку лет двадцати пяти, и, набрав номер на сотовом телефоне, связалась с Пхукетом.

— Анночка? Привет. Это Лина Паханина, сборная СССР. Как там жизнь в вонючем Таиланде? Нормалек? Тогда слушай сюда. И очень внимательно...

Валентина Паханина действительно когда-то входила в сборную СССР по настольному теннису, объездила много стран, перетрахалась со всеми более или менее симпатичными ребятами из сборных по другим видам, если оказывалась с коллегами по профессиональному спорту рядом на соревнованиях или спортивных сборах. Потом прошлась по ЦК ВЛКСМ, что ей дало множество нужняков, нужных людей, впоследствии сделавших карьеры, и очень неплохие, и в госучреждениях, и в частном бизнесе, и в правоохранительных органах. Так что, когда она стала создавать свою систему, балансирующую на грани криминала, нужняки те очень и очень пригодились. А вот когда вышла за грань, когда ее система стала чисто криминальной, она уже не просила старых знакомцев о помощи. Она или припугивала их неприцельными выстрелами своих киллеров по машинам и окнам их квартир и дач, или просто покупала, нередко явно переплачивая, зато и не имея головной боли.

В ее таиландской резидентуре было за последний месяц два прокола. Индонезийских и таиландских девочек, «складируемых» в Пухкете, вывозили через Алма-Ату, Москву, Таллинн, Амстердам в бордели Голландии и далее — в гаремы и бордели Саудовской Аравии, Объединенных Арабских Эмиратов, Бахрейна и Йемена.

Концы надо было, однако, искать в Сингапуре.

В аэропорту ее встречал дистрибьютер, бывший ответственный сотрудник нашего Аэрофлота Петр Ефимович Корнеев, невысокого роста широкоплечий малый, обладавший крайне необходимым в его непростой деятельности достоинством: из трех принятых в Сингапуре языков, английского, китайского и малайского, он прилично владел первыми двумя, что сильно облегчало проведение здесь уже реализуемых или еще планируемых Мадам операций.

Гигантские небоскребы на фоне буйной тропической растительности, влажная жара, тут же сделавшая изысканный летний костюм Мадам похожим на плохо отжатую тряпку.

— Под сорок градусов сегодня, — пояснила встречавшая вместе с Корнеевым менеджер по «девочкам», улыбчивая брюнетка в шортах и легкой блузке, Настя Сорочинская. Девица из очень приличной семьи, в прошлом киноактриса.

— Кошмар!

— Пусть вас утешает, что температура воды такая же, не замерзнете, если захотите искупаться. А в Москве?

— Улетала, снег лежал, — отдуваясь, пропыхтела Мадам.

— И-эх! — мечтательно потянулась, помаячив выпуклой грудью с торчащими сосочками перед референтом из Москвы, Настя. — Сейчас бы в снегу поваляться. Да голышом...

— Ты, мать, поскромнее. За границей все-таки, — строго прервала ее Мадам.

— Это вы здесь за границей, а я уже как дома. — Говоря это, Настя несколько раз кокетливо подпрыгнула, призывно тряся округлой грудью перед меланхоличным московским гостем. Знала ведь, мерзавка, что парниша — любовник Мадам, а рисковала, рисковала... Впрочем, подпрыгивала Настя как бы и по делу, высматривала машину, которая затерялась где-то на переполненной автостоянке перед аэропортом.

— Ты чего распрыгалась, как вдова Джексона?

— Вообще-то по мужу я Васильева. Но, увы, не вдова. Мерзавец Васильев по-прежнему красуется на московских тусовках, мороча голову молоденьким девочкам, как пять лет назад заморочил ее мне.

— Уж тебе заморочишь, — хмыкнула Мадам, вытирая обильный пот тонким батистовым платочком, тут же превратившимся во влажный бесформенный комок. — А «вдова Джексона», так зовут одну черненькую пером хохлатую птицу в Африке, похожую на курицу...

— Так я, по-вашему, на курицу похожа? Спасибо! За безупречную, можно сказать, службу таким комплиментом наградили... Черная курица! Это надо же...

— Да не ершись ты, перышки не топорщи. Ничего тут обидного нет. Я перед отлетом какую-то передачу по телевизору видела. Так эта курица, когда хочет внимание самца привлечь, все время высоко подпрыгивает.

— Зачем? Дура, что ли?

— Она в высокой траве живет. Если не подпрыгивать, самец ее не увидит.

— Ой, и у животных все, как у людей. Тоже сами себе трудности создают. Жила бы на равнине, не было бы нужды прыгать.

— Ты-то на равнине живешь, — мстительно просипела Мадам. — А распрыгалась.

— Ой, держите меня четверо... Ха-ха! Мне, чтоб мужчина меня заметил, прыгать нет нужды. С меня тут местные мужики просто тащатся.

— Ну, еще бы, чтоб с такими титьками и без бюстгальтера. Если бы ты вообще нагишом шлындала, тащились бы еще больше.

— Ой, я прямо удивляюсь вашей необъективности, Валентина Степановна! Я ж прыгаю, чтобы разглядеть нашу машину и чтобы тот желтоглазый меня увидел.

— Так бы и сказала. А то все прыгаешь, прыгаешь. — Мадам скосила глаз на безразлично сонное лицо референта по Азии. — Может, некоторым вовсе неприятно смотреть, как мотаются твои потные титьки...

— Ой, Валентина Степановна, вы меня просто удивляете! Такие выражения. А ведь институт культуры кончали.

— Ты мне институтом культуры в морду не тычь, тут большого позора нет, где учиться, лишь бы научиться. А вот когда я кончаю, это вообще не твое собачье дело.

Мадам тяжело вздохнула, расслабленная удушающим зноем, раздосадованная, что, наверное, все еще спортивная, активно плавающая, играющая в теннис и держащая фруктовую диету Настя в своих шортах выглядит в глазах окружающих привлекательнее ее. В том числе и в глазах ее спутника. Но вслед за этой раздражающей мыслью пришла и другая, успокаивающая. Ночью-то не в ее черный лобок уткнется губастенький референт, а в рыженький Мадам. А Настенка пусть развлекается со своими узкоглазыми желтоморденькими знакомцами.