Что сердцу дорого - Наталья Парыгина

— А что ты тут делал?

— Сама, своими глазами видела…

— Проверим, — сказал Минаев. — Все эти формы не заливайте. Дождитесь, пока остынут, и выньте из опок.

— Своими глазами… — снова начала было Устинья Петровна, но Аркадий, поняв, что теперь ему уже не отвертеться, сказал:

— Я испортил только три опоки.

— Зачем? Зачем ты это сделал? — закричал Минаев.

Аркадий молчал.

— Какой же ты негодяй! — презрительно сказал Вадим.

— Нет уж, в какой посудине керосин побывал, ту не просто отмыть — все равно пахнет, — вставил мастер.

— И правда, подлая у тебя душа, — в сердцах проговорил Карасик.

С недоделанным парафиновым агрегатом в руке в стороне стояла Соня. Ей нужен был Толя Игнатов, она пришла к нему на литейный участок и неожиданно оказалась свидетельницей этой сцены.

Соня слышала почти все, но сама не проронила ни слова. Она стояла, бледная и неподвижная, с плотно сжатыми губами и, почти не мигая, смотрела на Аркадия. Как он мог? Она и Вера, и Вадим, и Минаев — все столько сил потратили на то, чтобы избавиться от брака, дни и ночи возились с этой керамикой, ей самой по три, по пять раз приходится переделывать литники, чтобы было лучше, а он…

Встрепанный, ссутулившийся, жалкий, Аркадий затравленно озирался по сторонам, пытаясь придумать себе оправдание, и не находил его.

— За такие дела, да за такие дела… судить тебя мало, — задыхаясь и держась за грудь, говорил Петр Антонович.

— И верно ведь, Рогачев, за вредительство судить тебя надо, — сказал Минаев. — Но ты комсомолец, пусть комсомольцы решают, отдавать тебя под суд, или еще как воздействовать.

— Правильно, — за всех отозвался Саша Большов, — поручите это дело нам.

— Но на работе тебя держать больше не могу. Уволю завтра же, — заключил Минаев. — С утра получишь расчет…

36

Тамара, Зина и недавно поступивший в цех учеником слесаря семнадцатилетний Славка Грачев выпускают в красном уголке очередной номер «Ежа». Собственно, занята только Тамара: склонившись над столом, она раскрашивает карикатуру. Зина никогда не приносила «Ежу» заметной пользы, хотя и была членом редколлегии; а Славка взялся было сочинять стихи, но у него не ладится с рифмой. Он усердно грызет кончик карандаша и, не мигая, глядит пустыми глазами в одну точку.

Приглушенно играет радио. Из Москвы передают песни Аргентины, и все молчат, слушая незнакомые мелодии.

— До чего мне охота за границей побывать, — прерывает молчание Зина.

Славка не отзывается, а Тамара тихонько вздыхает.

— Я даже в Москве не была ни разу, — продолжает Зина. — Только в кино видела. А ты? — спрашивает она Тамару.

— Я была. Школьницей на экскурсию ездила.

— Знаешь, я решила: в первый же отпуск еду в Москву. А что? Накоплю денег немного и поеду. С этой получки начну откладывать. Да скоро ли ты кончишь? — прервала она себя. — Опоздаем в парк.

— Еще немного, — отозвалась Тамара.

Зина, скучая, подошла к Славке, толкнула его в плечо.

— Ну что, поэт-неудачник?

Славка очнулся, отсутствующий взгляд его стал осмысленным.

— Не получается, — огорченно признался он.

— Ничего, — утешила Тамара, — пиши прозой.

— Только числишься в редколлегии, — упрекнула его Зина.

Она сердилась на Славку, но не за то, что он не мог писать стихи. Тоже мне кавалер, вздумал ухаживать! Лучше бы уж никто не ухаживал, чем этот мальчишка. Видно, ровней считает себя. В парк пригласил! Ну, в парк-то с ним, пожалуй, можно сходить, чего особенного. Но вообще…

— Я все же придумаю стихи, — пообещал Славка. — Только завтра. У меня ночью лучше сочиняется.

Зина опять хотела сказать Славке что-нибудь ядовитое, но не успела: пришел Вадим.

— Заканчиваете? — спросил он.

— Скоро, — ответила Тамара.

Она быстро взглянула на Вадима и тотчас опустила глаза. Сама того не замечая, стала нервно комкать рукой черновик какого-то рисунка. От того, что Вадим не отходил и смотрел на ее работу, Тамара чувствовала такое же смущение, как в школе, когда за спиной стоял учитель.

Зина все заметила: и опущенные Тамарины ресницы, и мнущие бумагу пальцы, и необычную скованность…

— У тебя прямо талант, — одобрительно проговорил Вадим.

Тамара зарделась.

На рисунке без всякой подписи можно было узнать молодого мастера модельного отделения с модным чубчиком, с мальчишеским и в то же время высокомерным выражением лица. В левой руке он держал пачку телеграмм: «Ждем деталь 25», «Стоим из-за детали 32», «Немедленно давайте деталь 41», а правой рукой гордо указывал на огромный штабель деталей с номером «38», над которым стояла цифра «200%».

— Человек только успел в цех прийти, а мы его уже разукрасили, — неодобрительно заметила Зина.

— Во-первых, не только, а третий месяц работает, а во-вторых, ему уже не раз говорили, что так нельзя, — оборвал ее Вадим. — Только и гонит детали, которые полегче. План перевыполняет, а сборка из-за недостающих деталей простаивает.

— Так надо ему объяснить, — продолжала Зина свое.

— Вот мы и пытаемся, — ответил Вадим.

— Ну, мы, пожалуй, пойдем, — солидно проговорил Славка, прерывая их спор. — Зина, ты идешь?

— Нет, я подожду Тамару, — обескуражила его Зина. — И Вадим с нами пойдет.

— Куда это? — удивился Вадим?

— В парк. Там сегодня гулянье. Встреча будет с румынскими студентами.

— А я не знал.

— Иди переодевайся и — туда. Встретимся возле летнего кинотеатра.

— Ладно, можно у летнего, — согласился Славка, хотя Зина обращалась вовсе не к нему.

— Ты-то чего прицепился? — наигранно возмутилась она.

— А ничего. Все равно буду тебя ждать, — объявил Славка и тотчас вышел, чтобы последнее слово осталось за ним.

— Настойчивый парень, — засмеялся Вадим.

— Да ну его! — отмахнулась Зина и еще раз напомнила: — Так не забудь, у летнего…

Едва он вышел, как Тамара напустилась на Зину:

— Так он может не знаю что подумать…

— Вот и пусть подумает, — отпарировала Зина. Она почти легла на стол и, стараясь заглянуть Тамаре в глаза, спросила: — Любишь его, да?

— Что это тебе в голову взбрело? — рассердилась Тамара.

— Да я же вижу!

— Никого я не люблю. И меня никто не любит.

— И неправда! Ты не подозреваешь, какие у меня на это глаза зоркие. Я все вижу — не скроешься!

— Знаешь что, — всерьез вспылила Тамара, — оставь, пожалуйста, свои глупые шутки. И никогда, слышишь, никогда не говори со мной об этом!

— Я сама очень несчастная на любовь, — призналась Зина, на которую Тамарин гнев не произвел ни малейшего впечатления, — но я не завистливая. Хочешь, помогу тебе, сама все скажу?

— Зинка!

— Дело твое. Если сами договоритесь, — еще лучше, — удовлетворенно заключила Зина.

— Ну что с тобой делать! — беспомощно развела руками Тамара. Она чуть не плакала от такого откровенного вторжения в ее самые сокровенные, так глубоко, казалось, упрятанные тайны.

— Ничего не надо со мной делать, — успокоила Зина. — Дорисовала, что ли? Ну, пойдем скорее, повесим и — в парк.

— Я не пойду, — попыталась отказаться Тамара.

— Как не пойдешь? — изумилась Зина. — Ведь он же будет ждать!

— Не будет, я знаю, — тихо сказала Тамара.

— Будет! — повторила Зина так уверенно, что возражать ей не имело смысла.

Через полчаса они вышли из трамвая и направились к парку по широкой и короткой улице, похожей на аллею. По обеим сторонам ее росли старые высокие тополя и посаженные несколько лет назад, но уже широко разросшиеся акации. Празднично одетые, говорливые, веселые люди густым потоком шли в парк. А навстречу им неслись бодрящие звуки духового оркестра. Далеко за зеленым взгорком клонилось к закату золотисто-красное солнце.

И это вечернее солнце, и музыка, и оживленный поток людей, и старый парк, на расстоянии казавшийся огромным и густым, — все это словно сулило каждому очень хороший, счастливый вечер.

Тамара, возбужденная, нетерпеливая, смущенная и уже примирившаяся с тем, что Зина узнала ее тайну, под руку с подругой вошла в парк. К летнему кинотеатру вела посыпанная желтым песком и окаймленная по краям цветами центральная аллея. В конце ее их должен ждать Вадим.

— Все же как-то неудобно, что ты сама назначила ему встречу, — нерешительно проговорила Тамара.

— Ерунда! — отрезала Зина. — Если не хотел, мог бы сказать, что не придет. Но ведь он согласился. Наверное, уже дожидается нас… Ну, не нас, конечно, а тебя. И этот мальчишка в коротких штанишках тоже хотел прийти.

— Славка? А мне он нравится.

— Правда? Вообще-то он ничего, только ведь совсем юнец. Знаешь что, ты не смотри по сторонам, пройдем, будто прогуливаемся, пусть они нас сами окликнут.