Лихие. Смотрящий (СИ) - Вязовский Алексей

— Эй! — постучал Штырь рукоятью пистолета в железную воротину.

Впрочем, здравый смысл еще не покинул его окончательно, и он сделал это, стоя за каменной стеной. И, как оказалось, не зря, потому что внутри короткой очередью рыкнул автомат, а металл-тройку украсила аккуратная россыпь отверстий, через которые пробивался электрический свет. Получилось симпатично, видимо, извилистый ход ствола хотел повторить рисунок созвездия Дракона.

— Хорош палить, черти! — крикнул Штырь. — Мусора приедут и повяжут вас! Давай побазарим!

— Я тебе сердце вырежу, шайтан! — раздался голос изнутри. — Ты брата моего убил. Не жить тебе, отвечаю!

— Деньги брось сюда и валите на все четыре стороны! — сделал неловкую попытку Штырь, но внутри только расхохотались.

— Тогда, чертила, я тебя гранатами забросаю! — разозлился Штырь.

Ответа не последовало, и он, ведомый одним лишь инстинктом, резво отскочил в сторону. И вовремя. Туда, где он только что стоял, с грохотом ударила трехметровая створка. КАМАЗ, ревя от насилия над движком, вырвался наружу, протаранив ворота. Захлопали выстрелы бойцов, стоявших с двух сторон, и машина, обиженно урча, обняла собой фонарный столб. Передняя дверь распахнулась, и оттуда бессильно выпал еще один бородач без признаков жизни. Его напарник, сидевший справа, ударился лбом о приборную панель. В районе его виска запеклась точка входного отверстия.

— Склад проверить! — скомандовал Штырь.

— Чисто, шеф! — услышал он через пару минут.

— Фургон! — показал Пахом. — Только аккуратно. Там внутри еще один может сидеть!

Нет, внутри никого не оказалось. Зато лежала гора арбузов, под которой нашлось десять мешков, под завязку заполненными купюрами.

— Да чтоб меня! — выдохнул Штырь. — Это немного больше, чем мы должны были с того хача забрать! Раз в пять. И машина не находу. Не получится на ней уехать…

— Босс! — почесали головы пацаны. — А премия будет?

— Будет, — кивнул Пахом. — Только сначала нам это надо дотащить… А я пока не знаю, куда нам это девать! Жмуров в кузов, машину в стойло! Сами делаем ноги!

— Давай одного жмура с собой заберем, — снова проявил смекалку Толян. — В лесу зароем. Вдруг они купятся и подумают, что это он бабки закрысил!

— Нормально! — кивнул Штырь! — Мешки и стволы тоже в лес, и их пока закопаем. Делаем ноги, пацаны! Ах да, чуть не забыл! Сжечь тут все на хер!

Это утро у меня началось весело: с протяжной трели дверного звонка. Я посмотрел на часы и расстроился. Пять утра! Я спать лег три часа назад! Да что за свинство! Кому там неймется?

Я взял Макаров, который лежал на тумбочке рядом, дослал патрон и встал около двери, прижавшись к стене. Чем черт не шутит.

— Кто? — спросил я.

— Пахом, — ответили из-за двери.

Я посмотрел в глазок и, увидев знакомую шкафообразную фигуру и доброе лицо Штыря, отворил дверь. Уже через минуту я, оглушенный свалившимися на меня новостями, мял сигарету в пальцах и втягивал в себя дым. А ведь почти бросил. Да что за блядская жизнь! Да что за кореша, которые суют меня на ножи самых отчаянных отморозков из всех! Вот за что мне это? Но деньги… И я еще раз переспросил. Ну просто, на всякий случай.

— Сколько вы, говоришь, взяли⁈

— Десять мешков. Мы не считали. Килограммов триста бабла.

— Ой, бля! — схватился за голову я и побежал одеваться.

Штырь с братвой притащились прямо ко мне домой на Тверскую, напугав до смерти консьержку, которая, кстати, после истории с певицей меня прямо-таки боготворила. Как же, дал укорот самой! Оказывается «народная» тут затрахала своими капризами весь дом. То цветы ей в подъезде не такие, то на этаже пахнет табачным дымом… Словила звездочку и вперед доебываться до жильцов. А они тут все непростые. Например, я!

— Хлыст, братишка, давай соображай, что делать. Сам трубку не брал…

— Я не мог, — протер я глаза спросонья, — с Березой встречался.

Секретарь Абрамыча вызвонил меня прямо с утра, согласовал встречу в ресторане «Эрмитаж». И там еврейчик начал крутить-вертеть схемы. Они все сводились к одному. Наш «Дно-банк», о котором уже знал Березовский, должен был дать кредиты его предприятиям. В баксах и надолго. Лет на пять. На расширение Логоваза, на программу приватизации — Абрамыч собирался зайти в Сибнефть, Аэрофлот и прикрутить себе пару телеканалов из государственных. Меня манили не только большими процентами, но и долей. Дескать, покажи себя, помоги людям, а там перед тобой открываются самые широкие перспективы. Березовскому очень нравилось козырять даже не связями с Кремлем — это типа пройденный этап, а с американцами. И у посла на фуршете он вчера был, и лично Сорос ему сегодня звонил, обсуждал проекты. О да! Простой лобненский гопник, случайно поднявшийся на авизо и прочих схемах с Роялем, на это бы купился. Но не «новый» я. Отказывать сразу не стал — отговорился тем, что банк только приобрел, и он проблемный. А кредитный комитет я разогнал, и теперь заявки одобрять некому. И похоже, этим мягким отказом завоевал некую долю уважения Абрамыча. Мы договорились держать связь, после чего будущий олигарх отвалил на следующую встречу. Похоже, у него вечером был чес по лохам.

— Хлыст, ты чего заснул? — Пахом похлопал меня по плечу. — Давай, соображай уже, куда бабки девать будем. Пацаны внизу ждут.

— На Рублевку нельзя, — покачал я головой, — особист сказал, что за офисом следят какие-то тонированные тачки.

— Это шадринские! У нас же с ними все ровно было?

— Когда такие бабки на кону, все ровно не бывает. Знаешь, сколько будет приносить казино в центре Москвы на две тысячи квадратов?

Штырь матерно выругался.

— Тогда и на Ленинский проспект тоже не получится — эти баулы засекут!

— Повезем в Дон-банк, — решился я. — Там полежат до лучших времен.

— Охрана знает тебя?

— Нет. Но есть же телефон!

Я отзвонился Йосику и разбудил его, а тот набрал охране.

А Пахом-то у нас на новой машине, оказывается. И ведь не проставился еще, гад такой. Последний писк бандитской моды. Джип Гранд Чероки, черный, как египетская ночь. Такой темный, что вглядываться в него можно бесконечно, пока не увидишь бездну. Самая пацанская тачка из всех и уже даже получила кличку — Широкий. Пропуск в мир авторитетной братвы. Машина, которая работала как паспорт в нищей стране. Никому и ничего не нужно было объяснять. Все и так понимали, кто ты по жизни и откуда у тебя деньги. Я укоризненно посмотрел на Пахома, а тот состроил извиняющуюся морду. Не успел, мол, но обязательно. И багажник, и салон были забиты мешками с баблом, взятым в Подольске. И я всю дорогу до банка судорожно размышлял, чем же для нас все это закончится. Могло закончиться очень и очень хреново.

— Серый, — нарушил, наконец, молчание Штырь. — Я, конечно, понимаю, что в большой замес влез. Но у меня другого выхода не было.

— Да, Пахом, — поморщился я. — Можем хлебнуть дерьма полной ложкой, если хоть одна ниточка к нам потянется. Эти люди разбираться не станут.

— Ну, значит, постреляем, — равнодушно пожал Штырь могучими плечами. — Пошли они на хуй, черти бородатые. Это наш город. Пусть в горах друг у друга баранов угоняют.

— Ладно, — махнул я рукой. — Что сделано, то сделано. Теперь спрятаться надо с баблом этим.

— А пацаны? — непонимающе посмотрел на меня Штырь. — Они головы под пули за так подставляли?

— Денег не дам! — отрезал я, но услышав мрачное сопение товарища, добавил. — Хаты им купим. Двушки. В Москве.

— Толяну — хату и тачку, — сказал Штырь. — Это просто Рэмбо какой-то. Комару на лету яйца отстрелит. Призер Союза по стрельбе из пистолета.

Спустя полчаса мы уже сгружали авизошное бабло в банк, провожаемые квадратными глазами охраны. Они явно не были идиотами, и торчащие острые углы идентифицировали сразу же. Ни в одну ячейку десять мешков налички вместиться не могло. Потому-то мы бросили их прямо в угол кабинета председателя правления, а сами сели за длинный полированный стол и налили по стопарику семилетнего Двина. И тут Штырь начал ворчать.