Стальные посевы. Потерянный двор - Мария Гурова

– Нет. Но я не до конца понимаю, что происходит. Мне как‑то не по статусу и не по душе собирать сплетни. Сама мне и скажи.

Ренара молчала и мялась, перетаптываясь и поджимая пальцы ног. Поэтому Илия спросил без уверток:

– Что ты вообще планируешь? Как видишь свою жизнь? Ко мне уже совались по поводу твоей руки, да и про сердце спрашивали… У нас небольшая семья, и каждый брачный союз – ценен. Ты могла бы сделать хорошую партию, была бы воля. Не смотри на меня так, я никогда не заставлю. Сама решай. Но с Оркелузом у вас никогда не получится семьи.

Илия осекся, потому что Ренара выглядела совсем растерянной – не плакала, но нижняя губа у нее подрагивала. Наконец, она призналась:

– Я в него влюблена, и ничего не хочу с этим делать. Только ему не говори.

– Не скажу.

– Просто с ним так спокойно, – выговаривалась Ренара, теребя конец шелкового пояса. – Не лезет с расспросами о прошлом. – Она всплеснула руками так эмоционально, что ладони хлопнули по бокам. – Не расспрашивает, что было в Трините, хоть видит, как на мне отразились его порядки. Просто все переводит в шутку. Ты предупреждаешь о глазастой прислуге, а я до сих пор живу с навязчивым чувством, что феи за мной следят. Иногда я стыжусь мыслей. – Ренара растопырила пальцы у лица, изображая ими взрыв, и плюхнулась на край софы. – Осекаюсь и повторяю про себя «нельзя так думать» десятки раз, чтобы перебить постыдную фантазию. Тебе нет нужды блюсти мою нравственность. Оркелуз все замечает, принимает как есть, но не задает тупых вопросов, на которые сейчас не хочется отвечать. Он предложил мне службу тогда, я отказала, и он не пытался снова заговорить о будущем. Оркелуз сам знает, в каком мы положении. Ты, матушка, фрейлины, журналисты – все на свете пытаются дознаться, что я планирую делать со своей жизнью дальше. А я не знаю, я только начала ею жить. Оркелуз, даже если ему не все равно, не подает вида, чтобы меня не тяготить необходимостью решать. Всем кажется, будто он толстокожий, а выходит – самый тактичный человек, которого я встречала.

– Неожиданная для него характеристика, – сквозь меланхоличную улыбку проговорил Илия. – Мне думается, дело в том, что он тебя понимает. Всем досталось, а пальерам подавно. У него было казарменное детство и окопная юность, теперь ему довелось пожить без кучи потных парней вокруг, которые по ночам храпят так, что мыслей не слышно. Уверен, он и сам не горит желанием что‑либо планировать. Мне бы тоже не приспичило сейчас жениться, но у нас молодая династия, которой нужно окрепнуть.

– Ты уже забыл, как ухаживать за женщиной. Превращаешься в сухаря, – поддразнила его Ренара.

– Чего это? – возмутился Илия и перекинул ногу на ногу, прикрыв краем халата торчащее колено.

– Стоял с раскрытым ртом перед Боной Сиггскьяти. Надеюсь, твой глупый вид запечатлели на камеру. Если возьмешь ее в жены, этот снимок станет культурным достоянием!

– О, ну простите, леди-сестра, что я по приезде из Дроттфорда занялся государственными делами, а не зажимал девиц по альковам, – поддел Илия.

– Ничья, братец-король. Но ты, конечно, хам.

– Растерял остатки воспитания и забыл, какие у дам запросы, – объяснил он и, поерзав, привстал.

Он сидел на свежем номере «Дивного мира» все это время и теперь, наконец, мог им отгородиться от сестринских нравоучений.

– У Оркелуза есть мерзкая фразочка по схожему поводу, – покривилась Ренара, вспоминая. – «Все, что было на войне, остается на войне».

– Действительно так, – раздалось за газетой. – Но мне придется наверстать кавалерские навыки в ускоренном темпе. По возвращении я уже должен знать ответ.

– Ты собрался делать ей предложение здесь?! – поразилась Ренара и, ухватившись за край газеты, опустила ее.

Илия взглянул на сестру снизу вверх.

– Не официальное. Но я пойму, нужно ли ей такое будущее, которое я предлагаю. А еще узнаю, что наплел Вельден. Знаешь, странно, что эскалотский король встречает спасенных с «Бриды» раньше их родни и что девушек в этой деревне маринуют уже две недели.

– Ты воистину чурбан! – вспыхнул Ренара. – Несчастная Бона! Ты только подумай: это для нас прошли годы. А она меньше месяца назад распрощалась с семьей и принесла себя в жертву, проторчала в темноте подлодки несколько суток, потом спаслась и узнала, что ее страна разгромлена, а отец и многие родные мертвы. А ты собрался ее допрашивать!

– Ладно-ладно. – Илия поднял руки, словно сдавался. – В твоем описании план действительно грозно звучит. Выставила меня тираном… Эй, Ренара, не шипи на меня. – Он поднялся и потянулся, но сестра отпихнула его руку. – Я все аккуратно собирался делать.

Ренара отбросила на столик «Дивный мир», мельком заметив, что на последней полосе расположилась памятка об этике общения с ветеранами.

– А с чего ты решил, будто ее доля чем‑то лучше военной службы? Фонд твоей матери распространяет по всему королевству листовки и плакаты о том, как следует общаться, чтобы не бередить «эхо окопов». Взял бы сам почитал…

– Толку‑то? На каждом твоем пикнике дамочки все равно лезут с идиотскими беседами. – Илия раздраженно повысил тон и начал передразнивать: – «А я слышала, что у армии были специальные собаки, которых с минами на спинах отправляли под танки! Я бы свою карликовую Шушý ни за что не отправила». И у нее на руках в этот момент дрожит пушистая доходяга, я на первый взгляд перепутал ее с ридикюлем, пока не залаяла… – Он выдохнул, а потом еще вспомнил: – Или только отвлеклись, только расслабились, и тут другая: «А вам было страшно на фронте?» Нет, что ты, дорогая, весело было каждый вечер!

– Я поняла, успокойся, – примирительно сказала Ренара. – Это была Полина, я узнала о том случае от Гаро. И сама краем уха слышала. Он возмущался, сказал, вы все оторопели, в глазах читалось явственное «вы – дура?», но Гаро нашелся, как‑то бравадно пошутил, и Полина отстала. Я просто не знала, что это не единственный инцидент. Почему ты раньше не сказал?

– А ты сама не замечала? Для тебя между «Бридой» и Трините стоит знак равенства, вот ты и взъелась. Я ни за что не обижу Бону, но мы не в том положении, чтобы носиться с сантиментами – ни со своими, ни с чужими.

– Я поняла, – повторила Ренара.

А потом, когда Илия скинул халат и принялся одеваться в сухую одежду, Ренара еще добавила:

– Просто тебе может показаться, будто она крепче, чем есть на самом