Смерть в чужой стране - Донна Леон

Глава 19

В тот день от Амброджани не поступило никаких новостей, и Вьянелло не удалось войти в контакт с пареньком с Бурано. На следующее утро не было никаких телефонных звонков, не было их и после ланча. Около пяти часов пришел Вьянелло и сказал, что паренек звонил ему и что встреча назначена на субботу, во второй половине дня, на пьяццале Рома. За Вьянелло приедет машина, Вьянелло должен быть одет не в форму, и его отвезут туда, где Руффоло поговорит с ним. Объяснив все это Брунетти, Вьянелло усмехнулся и добавил:

— Прямо Голливуд.

— И никаких шансов выпить, полагаю, — задумчиво сказал Брунетти. — Жаль, что снесли бар Пулльман, там вы могли бы глотнуть чего-нибудь, перед тем как уйдете.

— Такого везенья не будет, я должен стоять на остановке пятого автобуса. Они подъедут, и я сяду в машину.

— Как они вас узнают?

Неужели Вьянелло покраснел?

— Я должен буду держать в руках букет красных гвоздик.

Услышав это, Брунетти не удержался и расхохотался.

— Красных гвоздик? Вы? Господи, надеюсь, никто из ваших знакомых не увидит вас, когда вы будете торчать на остановке загородного автобуса с букетом красных гвоздик.

— Я рассказал жене. Ей это не понравилось, а особенно то, что мне придется убить субботний вечер. Мы собирались пойти куда-нибудь пообедать, и теперь мне придется выслушивать упреки целый месяц.

— Вьянелло, давайте договоримся. Сделайте это, мы даже вернем вам деньги за гвоздики, только придется предоставить чек, но сделайте это, и я так составлю список дежурств, что вы получите отгул в следующую пятницу и субботу, идет? — Ему казалось, что это самое меньшее, чем он может отплатить человеку, который отдает себя в руки известных преступников и рискует, на что требуется еще больше храбрости, разгневать свою жену.

— Хорошо, синьор, хотя мне это и не нравится.

— Слушайте, Вьянелло, вы не обязаны это делать. Все равно рано или поздно мы его поймаем.

— Да ничего страшного, синьор. Он никогда не был таким уж дураком и раньше никогда не посягал на полицейских. Кроме того, я знаю его по последнему делу.

Брунетти вспомнил, что у Вьянелло двое детей, а третий на подходе.

— Если все получится, это вам зачтут. Я помогу с повышением в чине.

— Ну и прекрасно, но вот как ему-то это понравится? — Вьянелло скосил глаза в направлении кабинета Патты. — Как ему понравится, если мы арестуем его друга, синьора Политически-Важного-Вискарди?

— Да бросьте вы, Вьянелло. Вы прекрасно знаете, что он будет делать. Как только Вискарди окажется за решеткой и обвинение будет выглядеть достаточно убедительно, Патта станет говорить, что он с самого начала подозревал, но держался с Вискарди дружелюбно, чтобы заманить в ловушку, которую он сам придумал.

Оба по опыту знали, что так оно и будет.

Дальнейшие размышления по поводу поведения их начальника были прерваны телефонным звонком. Вьянелло назвал себя, слушал какое-то время, потом протянул трубку Брунетти:

— Это вас, синьор.

— Да, — сказал тот, сердце его заколотилось, потому что он узнал голос Амброджани.

— Он все еще здесь. Один из моих людей проследил его до дому; это в Гризиньяно, примерно в двадцати минутах от базы.

— Там ведь останавливается поезд, да? — спросил Брунетти, уже составляя план действий.

— Только местный. Когда вы хотите с ним встретиться?

— Завтра утром.

— Не кладите трубку, у меня есть расписание. — Пока Брунетти ждал, он услышал, что трубку на миг положили, потом голос Амброджани сказал: — Есть один, он выходит из Виченцы в восемь, в Гризиньяно прибывает в восемь сорок три.

— А пораньше?

— Шесть двадцать четыре.

— Вы можете попросить кого-нибудь подойти к этому поезду?

— Гвидо, — Голос Амброджани звучал почти умоляюще.

— Я хочу поговорить с ним у него дома, и я не хочу, чтобы он ушел до того, как я сумею с ним поговорить.

— Гвидо, нельзя же врываться в дом к людям в половине восьмого утра, даже если это американцы.

— Если вы мне дадите адрес, я, возможно, смогу взять машину до его дома здесь. — Говоря это, он понял, что это невозможно: сообщение об этой просьбе обязательно дойдет до Патты, а это не приведет ни к чему, кроме неприятностей.

— Какой вы упрямый малый, а? — произнес Амброджани, но в голосе его было больше уважения, чем недовольства. — Ладно, я подойду к поезду. Я приеду на своей машине, мы сможем припарковаться у его дома, и всей округе не придется удивляться, что мы там делаем.

— Спасибо, Джианкарло. Буду весьма признателен.

— Надеюсь, что так. Семь тридцать, в субботу утром, — сказал Амброджани с недоверием в голосе и положил трубку прежде, чем Брунетти успел что-нибудь добавить. Ладно, по крайней мере ему-то не нужно будет держать в руке дюжину красных гвоздик.

На следующее утро Брунетти удалось вовремя добраться до вокзала, так что он успел даже выпить кофе до отхода поезда, а потому был довольно любезен с Амброджани, когда тот встретил его на маленьком вокзале Гризиньяно. Майор выглядел на удивление свежим и бодрым, словно он давно уже встал, и Брунетти, в его теперешнем настроении, это показалось слегка раздражающим. Они зашли в бар напротив вокзала, каждый взял по чашке кофе и булочке, майор легким кивком дал понять бармену, что хочет добавить в кофе глоток граппы.

— Это недалеко отсюда, — сказал Амброджани. — Пара километров. Они живут в особняке на две семьи. Во второй половине живет владелец дома с семьей. — Заметив вопросительный взгляд Брунетти, он пояснил: — Я велел одному человеку походить и поспрашивать. Особенно сказать нечего. Трое детей. Они живут здесь больше трех лет, всегда вовремя вносят квартплату, ладят с хозяином. Жена у него итальянка, так что это помогает отношениям с соседями.

— А мальчик?

— Он здесь, вернулся из больницы в Германии.

— И как он?

— Пошел в школу в сентябре. Он, кажется, здоров, но один из соседей сказал, что на руке у него отвратительный шрам. Как будто от ожога.

Брунетти допил кофе, поставил чашку на стойку и произнес:

— Поедем к ним, и я расскажу вам, что мне известно.

Пока они ехали по спящим аллеям и улицам с трехрядным движением, Брунетти рассказал Амброджани о том, что он узнал из прочитанных книг, о ксерокопии истории болезни сына Кеймана и о статье в медицинском журнале.

— Сдается мне, что она или Фостер сложили все это вместе. Но это еще не объясняет, почему их обоих убили.

— Вы тоже думаете, что их обоих убили? — спросил Брунетти.

Амброджани отвернулся от дороги и посмотрел на него.

— Я никогда не верил, что Фостера убили при ограблении, и я не верю в передозировку. Не важно, что все это было так хорошо инсценировано.

Амброджани свернул на еще более узкую дорогу и через сто метров остановился перед белым бетонным домом, стоящим в стороне от дороги и окруженным металлической изгородью. Двустворчатые входные двери этого дома на две семьи открывались на крыльцо, расположенное над воротами двух сблокированных гаражей. На подъездной дорожке лежали два велосипеда, один рядом с другим, совершенно забытые, как бывает только с велосипедами.

— Расскажите мне еще об этих химических веществах, — попросил Амброджани, выключая двигатель. — Я пытался что-нибудь узнать о них вчера вечером, но, кажется, никто из тех, кого я расспрашивал, не имеет о них ни малейшего представления, кроме того, что они опасны.

— Мне известно только то, что я вычитал в этих книгах, — признался Брунетти. — Они очень разнообразны, настоящий смертоносный коктейль. Производить их легко, и большинство заводов не может без них работать, а часто и получает их в качестве побочного продукта своего производства. Проблема одна — как от них избавляться. Раньше их просто куда-то выбрасывали, но теперь это стало труднее. Слишком многие стали жаловаться, обнаруживая все это у себя на задворках.

— Вроде бы пару лет назад в газетах было что-то насчет одного судна, кажется «Карен Б», которое дошло до самой Африки и было возвращено обратно, в Геную?

Когда Амброджани заговорил об этом, Брунетти вспомнил это дело, вспомнил газетные заголовки о «Корабле с ядами», который пытался выгрузиться в каком-то африканском порту, но ему не дали разрешение подойти к причалам. Оно плавало по Средиземному морю несколько недель, и пресса занималась им так же, как теми сумасшедшими дельфинами, которые пытаются каждые два года подняться вверх по Тибру. В конце концов судно пришло в Геную и тем положило всему этому конец. «Корабль с ядами» пропал со страниц газет и с экранов итальянского телевидения, словно канул в глубины Средиземного моря. А его смертоносный груз исчез так же бесследно, и никто не знал и не спрашивал как. И где.

— Да. Но я не помню, какие там были отходы, — сказал Брунетти.