Ниндзя с Лубянки - Роман Ронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда на путях раздался взрыв, Вакаса кивнул: «пора!» и, став ненадолго артиллерийским командиром, отдал приказ. Опешивший китайский гарнизон со своими горе-командирами, уверенными в том, что Квантунская армия свято соблюдает требования о недопустимости пребывания вблизи нейтральной полосы артиллерии, никак не мог понять, кто и откуда стреляет. А японская армия под прикрытием бассейной полубатареи решительно и слаженно перешла в атаку на китайские войска. То есть на тех, кто, по мнению японских газет, совершил диверсию в японской зоне ответственности, едва не пустив под откос пассажирский поезд, в тщетной надежде свалить все на японцев. Решительным ударом опрокинув заградительные кордоны, передовые части Квантунской армии вышли на оперативный простор и вскоре захватили Мукден. Дальше перед ними лежала вся Маньчжурия.
События, получившие в истории название «маньчжурского инцидента», первыми открыли путь к большой войне на Дальнем Востоке, в Азии, а затем и во всем мире. Советская разведка о подготовке инцидента не знала. Читая ее донесения, подготовленные постфактум, Сталин раздраженно курил, то и дело обращаясь к другой, толстой папке, на обложке которой было выведено крупными рукописными буквами «Меморандум», и помельче: «Совершенно секретно. Особая папка. Экз. № 1». Он раскрывал ее, находя всякий раз отдельную справку, составленную специально для него выжимку из огромного, своей толщиной походившего на «Анну Каренину», документа. Сталин вынимал пачку тонких листков папиросной бумаги, всегда внимательно, но недолго читал написанное, покрываясь красными пятнами бешенства, вскакивал, неслышно ходил по кабинету в мягких кавказских сапожках, яростно попыхивал трубкой и снова возвращался за стол. Прижимая сухую левую руку к карману френча, правой он вновь раскрывал папку и снова и снова вчитывался в слова Меморандума: «В интересах самозащиты и ради защиты других Япония не сможет устранить затруднения в Восточной Азии, если не будет проводить политику “крови и железа”. Для того чтобы завоевать Китай, мы должны сначала завоевать Маньчжурию и Монголию. Для того чтобы завоевать мир, мы должны сначала завоевать Китай. Если мы сумеем завоевать Китай, все малоазиатские страны, Индия, а также страны Южных морей будут нас бояться и капитулируют перед нами. Мир тогда поймет, что Восточная Азия наша, и не осмелится оспаривать наши права. Таков план, завещанный нам императором Мэйдзи, и успех его имеет важное значение для существования нашей Японской империи.
К счастью, красная Россия с каждым днем теряет свое влияние и не в состоянии продвигаться дальше в Маньчжурию и Монголию. Но красная Россия, несмотря на ослабление своей мощи, не оставляет своих планов проникновения в Маньчжурию и Монголию. Каждый ее шаг в этом направлении не может не препятствовать нашим целям и интересам Южно-Маньчжурской железнодорожной компании. Поэтому мы должны всеми силами воспрепятствовать проникновению красной России. Под предлогом того, что красная Россия готовится к продвижению на юг, мы прежде всего должны усилить наше постепенное продвижение в районы Северной Маньчжурии, захватить таким путем богатейшие ресурсы этого района страны, не допустить на юге продвижения Китая на север, а на севере не допустить продвижения красной России на юг.
Но для того, чтобы соперничать с красной Россией в области экономики и политики, мы сначала обязательно должны превратить Китай в свой аванпост, а сами будем контролировать его с тыла и тем самым воспрепятствуем росту влияния красной России. Одновременно мы должны тайно блокироваться с красной Россией, воспрепятствовать таким путем росту влияния Китая и обеспечить тем самым завоеванные нами права в Маньчжурии и Монголии».
Сталин протянул руку к телефону, но тут же отдернул ее, задумавшись. Взял красный карандаш и отчеркнул в Меморандуме главное: «… В программу нашего национального развития входит, по-видимому, необходимость вновь скрестить мечи с Россией на полях Южной Маньчжурии для овладения богатствами Северной Маньчжурии. Пока этот подводный риф не будет взорван, мы не сможем пойти быстро вперед по пути проникновения в Маньчжурию и Монголию».
– Вызовете ко мне Ягоду. Пусть подготовится доложить о японцах, – едва сдерживая гнев, приказал Сталин и откинулся в кресле.
Глава 11. Китайский чай
Осень 1931 года, Москва, Китай-город
Марейкис быстро шагал от Знаменки к Ильинским воротам, пробираясь через непрерывную череду стройплощадок. Сначала пришлось миновать огороженный бесконечным забором бывший Охотный Ряд. От старого мясного базара уже почти ничего не осталось, снос был закончен, но и ограждения не спасали от все еще висевшей в воздухе пыли и криков рабочих. Сквозь приоткрытые ворота виднелись суетящиеся работяги в кирзовых сапогах, тяжелых ботинках, шароварах и грязных брезентовых куртках. Не меньше половины из них были женщины. У некоторых из них на ногах и вовсе было нечто вроде лаптей с онучами. И женщины, и мужчины по-муравьиному сновали в непонятных направлениях с тачками, груженными землей и строительным мусором, время от времени вытирая вспотевшие лбы под холщовыми косынками красного или синего цветов и громко, с задором, ругаясь похабными словами на чем свет стоит. Изредка из ворот выезжали громадные грузовики, вывозившие куда-то на окраины советской столицы те остатки Охотного Ряда, которые строительная комиссия признала негодными для использования при возведении на этом же месте новой гостиницы.
Едва миновав грандиозное строительство и выйдя на Лубянскую площадь, недавно переименованную в площадь Дзержинского, Марейкис снова увидел забор. Огромный старый фонтан, обеспечивавший когда-то водой всех московских извозчиков и жителей округи, уже не работал и скрылся из виду за зелеными досками. Моссовет на днях опубликовал постановление о закрытии крупнейшей в Москве поилки и об устройстве на этом месте парковой зоны отдыха. Вскоре должен был наступить черёд Китайгородской стены с ее башнями, куда переселилась часть лавочников и с Китай-города, и даже с Сухаревки. Там внезапно кто-то распространил
