Весточка из прошлого - Полина Аширова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Будда не лукавил
Камни, крыши, древеса!
Разве смею сдаться?
Бриз смеётся в волосах
Трудности решатся
Далмация
О, был ли стимул, мотивация
Брести туда, где горы, море,
Где гармоничность множит корни
День ото дня?
То бесшабашная Далмация[11]
Ты в средиземном коридоре
Ждала в скалистой униформе —
Теперь моя
Меня с тобой не разделить теперь:
Сливаюсь с пальмами и чайкой,
С диалектизмами и чашкой
В один настой
И дело даже не в политике,
Матрёшках, водках, балалайках
Ты есть — ты машешь мне тельняшкой
И простотой!
И здесь дышу приморским бризом я,
Чтоб корни сил поднабирались —
Поизносившись, поистратясь,
Они растут
Вы судьбоносными капризами
В кладовках Родины болтались
Не плесневейте, не ссыхайтесь!
Теперь я тут
Мне интересно, как дела у Петербурга
Мне интересно, как дела у Петербурга,
У вечеров, что телу делают свежо,
У парикмахера, консьержа и хирурга
Хорошо?
Гостит пелинковац[12] в стакане у лимона
И лёд бренчит себе подобному стеклу
Про литографии, картины и иконы,
Что в углу
Из горькой сделанный, как правда, из полыни,
Бредёт пелинковац струёй в пещеру льда
Я не увидела, как листьев там пружинит
Чехарда
Я не увидела елагиновских веток
В сусальном золоте обмякшее нутро,
Припорошённое шуршанием газеток
Из метро
Я не увижу, как в листве резвятся белки
И как на улицах готовится глинтвейн,
И как ноябрь станет мазать вдруг побелкой
Их бассейн
Мне пальмы ветвь на дальний север указала
И я услышала премьеры из афиш,
Раскат хлопков, восторг и крик, роскошность зала…
Звуки, кыш!..
Нам интересно с горьким запахом полыни,
Как поживает Петербург, его среда…
Спроси, скучает ли он, хмурый, по Полине
Может, да?
Обиталище крика
Ветер сегодня неласков был с нитями мутных тревожных затылков:
Он трепыхал взад-вперед мулине черепов по беспомощным ликам
Мне, как смычку — выдох струн и как бязи куску — щекотание обмылков,
Так не хватает прохлады в просторах главы — обиталище крика
Мыслить о скорбном дурном воспиталось не сметь, а помыслит — так по лбу
Там, в обиталище крика, трудящихся — цех, тунеядцев — пустоты
Им, как больным — стетоскопский рассказ и спесивая ртуть в тонкой колбе,
Так надоело сновать в голове и терпеть восклицания «Что ты!»
Ветер поглаживать вдоль искажённый мой ум не спешит порываться
Пусть замедляется крик, умножается тишь чередой увольнений…
Мне, как пигменту и маслу в ворсинках кистей — вновь к холсту почковаться,
Так и мечтается бойко однажды сбежать из ловушки волнений
Брач
Красный пожар опустился на Брач[13]
Тихий свидетель моих неудач,
Малых победок, лишений, отдач
Видит: здесь поприще новых задач
Стало быть, что говорить «Да не плачь»?
Этот пожар близорук, дым — незряч
Нищ собиратель бесчисленных сдач
Малых победок, лишений, отдач
Воздух иссякший уже не горяч
Месяцем третьим придёт к нему врач
Там и расскажем, как ночь, что силач,
Тьмой растворила исчезнувший Брач
Всё началось с жёлто-красных трамваев
Всё началось с жёлто-красных трамваев, колёс их с секрецией ржавчины,
Крошек асфальтовых масс, путевого отрезка ценою в дестюнчик
Сколько же грифелей сломано было, а ватманов тщетно истрачено!
Только и помню: мольберт, шум пресыщенных ламп, лента скотча да стульчик
Купол стеклянный, приветствуя солнце, мерцал неподдельною ясностью
Фикусы — стражи порядка в гостях у любителей сахарных булок
Даже сегодняшний быт мой, набитый контрастной капризной прекрасностью,
Помнит лесковскую лавку[14], Тургеневский мост[15], Соляной переулок[16]
Что же сегодняшний быт? Он, вдохнув сладкий дух, испечённый каштанами,
Громко приветствует здешнюю свиту владыки морей, Посейдона
Мало тут было надутых зефирных грудей нервных чаек, тумана и
Пепельной пены воды… Знаю место — и там концентрация дома
Марьина Роща
Когда осень внезапно вдруг стала холодной Констанцией,
Поменяв документы в честь хмурого мокрого дня,
Когда ветки метро были смурь, духота, толкотня,
Когда Марьина роща[17] была самой крайней там станцией,
Я водила тогда интерес свой живой
На растивший его водопой
И сказать, что воспитывать сталь получалось без сложностей,
И соврать, что её закалять находился огонь,
Не позволю себе никогда; карандаш и ладонь,
Только их я имела в кладовке досадных оплошностей
Я кормила тогда интерес свой живой
Иллюзорной небес синевой
А столица, пронзая теорией новых возможностей,
Заблестела однажды гирляндами праздничных дней
И Констанция вдруг потерялась в бесчинстве идей
А меня понесло, как на топливе злых неотложностей:
Отвезла я тогда интерес свой живой
На хранивший его страшный бой
И теперь, возвращаясь к истокам его консервации,
Благодарность безмерно всесильной нас кроет волной:
Вспоминаю момент, в коем не был спланирован бой,
Когда Марьина роща была самой крайней там станцией:
Я растила тогда интерес свой большой
С тёплым сердцем, с любовью, с душой
Професоре
Професоре[18], Вы безмерно всемогущи
Подскажите, как замять бесследно ссоры,
Чтоб избавиться от тяжести гнетущей
Укажите верный путь, мой професоре
Професоре! Я приду к Вам