Не говори любви «прощай» - Маслюкова Ольга

Такие грандиозные факты биографии Женя не могла оставить просто семейной легендой. В один прекрасный день она созрела для того, чтобы обратиться в немецкое посольство и оставить там заявление с просьбой признать ее, дочь Полину и отца гражданами исторической родины. Процесс затянулся — ждать решения пришлось больше двух лет. Но что удивительно — гражданство папы подтвердилось, несмотря на минимум документов. И в один прекрасный день чиновник немецкого посольства выдал им заветные паспорта.

За это время Женя очень сдружилась с отцом и узнала, что второй своей семьей он очень недоволен, именно жена довела его до инфаркта, и отец просто мечтает уехать от всех куда-нибудь подальше. В свои семьдесят четыре года он еще отлично выглядел и планировал в Германии найти наконец свою настоящую половину.

Сама Женя имела высокий социальный статус — она была главным бухгалтером большого банка. Но уверенности в том, что банк не разорится и не закроется, у нее не было. Она вообще боялась завтрашнего дня. А рассчитывать Женя могла только на себя, поскольку с мужем развелась, когда Полинке исполнилось всего полгодика.

Мысль о том, что однажды она окажется без работы, что ее заменят кем-нибудь более молодым и амбициозным, не давала ей покоя. Основания для беспокойства были: управляющий банком постоянно демонстрировал ей свое недовольство. Если признаться честно, то Жене тоже давно все надоело и ее просто тошнило от собственного кабинета, знакомого здания, одних и тех же лиц и обязанностей.

Но главное — она мечтала о счастливой и безбедной жизни для своей выросшей дочери.

У Жени был любовник. Но он с самого начала не казался ей тем человеком, с которым она хотела бы провести остаток жизни. Жене он был нужен для того, чтобы подавлять чувство одиночества. Иногда они вместе куда-нибудь ходили, иногда он оставался ночевать. Никаких страстей ни у Жени к нему, ни у него к Жене не наблюдалось. К тому же любовник трудился в госучреждении, получал маленькую зарплату, на всем экономил и особыми талантами не блистал. Если у него возникала какая-либо проблема, то он долго доводил своим нытьем Женю, а потом делал так, как она ему говорила. Понятно, что на такого мужчину положиться было нельзя ни в чем. Так что мечты о месте на земле, где человек защищен и обеспечен, у Жени с ее папой совпали.

…Связь прервалась. Но Варя от телефона не отошла — она знала, что Женька обязательно перезвонит снова. Во-первых, она обожала долго болтать с Варей, поскольку на чужбине не нашла столь родственной души. Во-вторых, Женя пользовалась дешевыми телефонными каналами.

Повторный звонок не заставил себя ждать.

— Сели обедать, — щебетала Женя, — и не поймем, чего нам на столе не хватает? Я борщ сварила… И вдруг поняли — шампанского! Мы за ним во Францию ездим. Это ведь рядом, к тому же шампанское там значительно дешевле.

— Вот видишь, — сказала Варя, — у тебя и на шампанское хватает.

— Жить можно по-разному, — философски заметила Женя.

«Ну да, — подумала Варя, — это точно. Только вряд ли нашему гражданину, переехавшему из Германии в Россию, выделили бы социальную помощь, на которую можно кататься в соседнюю страну за шампанским».

У Жени не было в Германии ни родных, ни знакомых. Поэтому, прибыв из Москвы в аэропорт Франкфурта, она подошла к первому попавшемуся на глаза полицейскому и с помощью папы, который немного помнил немецкий, заявила иностранному стражу порядка, что они прибыли из России, являются гражданами Германии и что у них нет жилья, работы и денег.

Первую ночь пришлось провести в дешевой «ночлежке», где новоявленные граждане не могли сомкнуть глаз: к таким условиям проживания ни Женя, ни ее близкие не привыкли. Утром их накормили бесплатным завтраком, о котором семейство долго вспоминало с содроганием. Затем последовала длинная череда хождений по бюрократическим инстанциям. Но зато через два месяца основные вопросы были решены, и Женя с дочерью въехали в трехкомнатную квартиру, полностью оплачиваемую государством, а папа получил двухкомнатную в том же доме. Правда, на телефонные разговоры и электричество приходилось раскошеливаться самим.

— С языком — загвоздка, — жаловалась Женя. — Хотя здесь столько наших! Так что больше по-русски говорим, чем по-немецки. Мы себе «тарелку» поставили, регулярно смотрим «Большую стирку». Ой, этот Малахов — обожаю! Вчера в русский магазин заходила. Знаешь, что там продают? Кабачковую икру, пельмени, квашеную капусту, селедку, хозяйственное мыло, мочалки… Я ничего не купила. Очень мне нужна эта кабачковая икра! А капусту я сама квашу, когда мне нужно. Знаешь, чего хочется? Соленых груздей и сала! Ой, я же про главное забыла! Ищи мне покупателя на квартиру. Хочу вложить деньги в новое строительство. Сама мне говорила, что недвижимость дорожает. А пока строить будут — не надо за квартиру платить.

Свое московское жилище Женя хранила «на всякий случай». Правда, мебель она распродала, а ключи оставила Варе. Но пускать квартирантов категорически запретила, побоявшись за евроремонт, на который в свое время спустила кучу денег.

Честно говоря, Варя была уверена, что Женя вернется домой. Процесс адаптации проходил у нее слишком мучительно.

— Я плохо сплю, пропал аппетит, болит сердце! — кричала в трубку Женя в первые месяцы заграничной жизни. — Моя душа находится в состоянии болевого шока! Я чувствую, что теряю и в материальном, и в духовном смысле. И неизвестно, что приобрету. Возможно, никогда уже у меня не будет того, что я оставила!

— Так возвращайся, елки-палки! — говорила в ответ Варя. — Зачем эти страдания?!

— Люди, прошедшие через это, — размышляла Женя, — рассказывают, что это со всеми бывает, но все устраиваются и обратно возвращаться не хотят. А мне кажется, просто не могут. Потому что все уже потеряно, никто в России не поможет, и это всех пугает.

— Перестань, — повторяла Варя. — Как это — никто не поможет?! А мы на что?

— Действительно, — задумывалась Женя. — Может быть… Но только после того, как Полина родит. Срок подходит. А тут такие условия — нам с тобой они и не снились. Вспомни, как мы рожали? В туалет не достоишься, пеленок не допросишься. А Полина даже сама выбирала акушерку, которой можно звонить в любое время дня и ночи. Та тоже русская, давно эмигрировала из России. И роды, и лекарства — все-все оплачивает социальная служба. А потом на ребенка дадут пособие — шестьсот евро.

— Ничего себе! — восхищалась Варя. — Тогда конечно…

У Вари долго стояла перед глазами картина отъезда Жени.

Она провожала подругу, ее сильно беременную дочь и папу, который после своих давних детских приключений никогда не выезжал за границу, и разрывалась от жалости к Женьке. У всех было отвратительное настроение. Полина, видимо, пребывала в раздумьях об оставленном «лодочнике», к тому же ее мучил токсикоз. Папа страшно нервничал и заводил других.

— Не могла толком узнать! — прикрикивал он на дочь из-за любого пустяка. — Говорил ведь: все заранее выясни!

Главной причиной его недовольства был карликовый пинчер, которого в самый последний момент Женя решила не бросать на чужих людей, а забрать с собой в Германию. Пинчер то скулил, то угрожающе лаял, не желая тихо сидеть в специально купленной для него клетке. И своим неадекватным поведением усугублял общее напряжение. На ветеринарном контроле в Шереметьево-2 придрались к документам на пинчера. И Женя долго объясняла усталой таможеннице, почему в справках забыли отразить какие-то необходимые сведения, а ответственные люди не расписались там, где положено. Только после скромной суммы, врученной сотруднице аэропорта в качестве «платы за беспокойство», проблема была снята.

Потом папа долго искал бланки деклараций на русском языке, ругая последними словами всех чиновников, которые даже эту мелочь не предусмотрели. Женя его поиски остановила, объяснив, что декларации уже отменены. Но строгий таможенник семейство не пропустил, а на Женино возмущение ответил:

— Отмена деклараций эмигрантов не касается.