Когда все кончилось - Александр Карнишин

Вдруг колыхнулась толпа, пробежал шепоток, и откуда-то сзади сразу раздалось недовольное:

— По сотне в руки! По сотне! Не давать больше! А то не хватит больше никому! По сотне!

Впереди решетка с окном и оцинкованным столом-подоконником.

— Паспорт?

— Вот.

Паспорт передается прапорщику, который записывает в толстую книгу все данные. Сержант выдает автомат, два магазина и отсчитывает пять пачек патронов.

— Распишитесь! Следующий! Паспорт? Э-э-э… Не пойдет. Прописка не наша. А надо — по месту жительства.

— Так я тут и живу! Вон, через дом квартиру снимаю. И работаю тут. И у меня еще вот что есть!

Военный билет офицера запаса кладется рядом с проверенным и отложенным в сторону паспортом.

— Товарищ майор — тут вот…

— Ну, — высовывается из двери кабинета взмокший раскрасневшийся майор предпенсионного возраста. — Чего тут?

— Так — вот, значит…

— И что теперь? Призовут если — там уже и выдадут. Никаких проблем. А так — как по закону. По месту постоянной регистрации. Все-все. Не задерживайте, гражданин!

И сзади уже шумят и отпихивают в сторону. Смотрят уже, как в той, в женской очереди. Ишь, понаехали. Так ведь никому никогда не хватит!

…

Через неделю, взяв отгул, съездил к себе. Там тоже очередь. Вроде и город маленький, а — очередь все равно. Но короче, это правда, и не такая плотная. Пролистали паспорт, сунули старенький потертый АКМ, магазин и две пачки патронов.

— А чего так мало? В Москве так по сотне давали!

— Вот в Москве свою сотню и получай. А у нас — сколько есть. По списку. Следующий!

…

Еще пару месяцев мужики ходят с серьезными задумчивыми лицами, перемигиваются, шепчутся в углах о своем, мужском, о железном. Сговариваются, куда и как, если что. Толкуют: «Ничо-о-о… Это им не Африка. У нас леса, тайга. Партизаны, мля! История!». С женщинами разговаривают поощрительно и чуть сверху. Женщины все понимают и жалеют. Они боятся. Но пока не объявили «положение», и на работу все равно ходить надо. Кто поумнее, выбрали весь отпуск и все отгулы. Руководство отпускает без разговоров — им и самим бы куда уехать на эти дни, да только нельзя. Начальство — оно, как капитан на корабле. Сначала отпусти всех своих, а потом уже и сам прячься.

…

Все начинается как-то сразу и без предупреждения.

То есть, сколько уже можно предупреждать-то? Три месяца прошло с того объявления — все вдруг и началось. Ночью город трясет от взрывов ракет, а утром все небо в дыму, и не работает радио и телевидение. Транспорт тоже не работает, поэтому все сидят дома и ждут. Чего ждут?

Мужики снова чистят и смазывают полученные автоматы, еще и еще раз набивают магазины, складывают в угол у двери рюкзаки с запасом продуктов. В магазинах около дома все подорожало. Даже самая простая вода. И кругом полиция в касках и с автоматами. Это против возможных «эксцессов». А то, говорят, в провинции мужики с автоматами устраивали разборки на заправках и в магазинах. У нас, вроде, пока тихо в этом отношении. И следующая ночь такая же бессонная. И еще одна. А потом как-то вдруг и сразу на улицах оказывается чужая техника, и по самой середине идут елочкой, как и нас учили, только в ненашем камуфляже, с ненашими черными автоматами в руках. Где-то вдалеке постреливают. Жены оттаскивают от окон любопытствующих мужей и детей. Город притих.

А еще через пару дней включается телевидение и радио. И Интернет «оживает». И там везде говорят одно и то же. Что все в порядке, что старая прогнившая власть сметена общенародным восстанием, поддержанным международными силами безопасности. И что теперь опять все будет, как всегда. То есть, бояться нечего. Цены в магазинах стали еще выше, а полицию нашу сменили голубые каски. Они на танках и БТР — на каждом перекрестке. Смотрят сверху сквозь черные очки, разговаривают непонятно, смеются…

Объявляют теперь, чтобы сдали полученное от прежней коррумпированной власти оружие. За каждый сданный автомат с комплектом боеприпасов — десять тысяч рублей. Не богатство, конечно. Но ведь все же не отнимают, а дают!

Принимают оружие не в военкомате — на его месте аккуратная круглая воронка. На площади, где по праздникам устраивают продуктовую ярмарку, стоят грузовики, в которые навалом, без всякого уважения, кидают наши автоматы. За столами сидят наши же, только уже в другой форме. Принимают по счету, проверяют по книгам. Выдают каждому две розовые бумажки. Мужики отходят, переговариваются негромко. Очередь подходит:

— Паспорт! — быстро листает. — Так, это тебе по месту прописки. У нас тут все по счету…

— А может, договоримся? А? Ну, куда я теперь поеду? Время-то вон какое…

— Сержант, сэр, зис стаппид рашен спик эбаут…

— Нет-нет, все. Ухожу!

— Блин… Понаехали тут. Олрайт, сержант, сэр!

…

В Можайске за автомат дают всего пять тысяч.

— В Москве, говоришь, десять? Ну, и сдавал бы в своей Москве, — говорит усталый прапорщик в старой зеленой форме.

— А, что… Бои-то какие были, нет? — спрашиваешь осторожно.

— Какие бои, парень? Вот с этим? — он пренебрежительно кидает автомат в пыль, в кучу таких же у бетонной стены. — Это только сами себя если. То есть, если сами с собой.

…

На работе запарка. Не все вернулись из отпусков. И начальства нет. Оно где-то в Испании, на курортах. Говорят, в связи с ухудшением экономического состояния, всем срежут зарплату на треть. А кто не доволен — в новую администрацию жалуйтесь. Это вам не при прежнем режиме. У этих, говорят, все строго. Все на учете и контроле.

По ночам по улицам ходят пятерками патрули сенегальцев. Или нигерийцев — не понять. Ночью из окна глядеть страшно. Как будто форма серая сама по себе движется. Рук и лиц не видно — такие черные.

Мужики переговариваются, что вот если бы как в сорок первом, так, может, успели бы. А так — ну, как тут воевать? Если — раз, и уже все?

— Вам же оружие давали, — взвивается курящая с ними молодая девчонка. — Вам же доверяли!

— И что? Я теперь должен из своей квартиры по танкам из пукалки стрелять, что ли? Потому только, что оружие выдали, да? Ты потом моих детей кормить будешь, прошмондовка? — зло ругается сосед по лестничной площадке.

— Иди, иди, дура малолетняя! — подхватывают остальные. — Ни хрена не смыслишь в военном деле — а туда же! Оружие… Да разве ж это — оружие…

— Но все же по десять тысяч дали, — вспоминает кто-то.

— В провинции — всего по пять, — поправляешь.

— Ну, все равно. То есть, не совсем уж мусор, выходит. Все-таки что-то стоит и такое оружие.

— И что?

— Да так, ничего.