Роман роялиста времен революции : - Шарль-Альбер Коста-Де-Борегар

Но Анри принадлежалъ къ разряду людей, которые примѣшиваютъ судьбу къ глупостямъ, какія творятся ими. Гренобль не хуже Парижа. "Въ немъ, — пишетъ онъ, — не одинъ кружокъ, и я могу себѣ его выбрать изъ нѣсколькихъ. Въ немъ болѣе ста двадцати домовъ людей съ положеніемъ… Однимъ словомъ, если у моихъ друзей здѣсь слишкомъ узки взгляды, то у моихъ парижскихъ родственниковъ они, пожалуй, уже черезчуръ честолюбивы".

Прозорливость герцогини не смутилась передъ подобной дерзостью.

Во что бы то ни стало надо было спасти Анри отъ этой роли вороны Лафонтена, которую, повидимому, ему такъ пріятно было разыгрывать.

"Итакъ, мое дорогое дитя, — отвѣтила ему сейчасъ же m-me де-Роганъ, — вы довѣряете только своимъ личнымъ, небольшинъ свѣдѣніямъ и свѣдѣніямъ вашихъ друзей, на которыхъ вамъ указало ваше доброе сердце, быть можетъ, довольно опрометчиво. Поразберите, по крайней мѣрѣ, заинтересованы-ли они въ вашемъ выборѣ? Во всякомъ случаѣ здѣсь въ немъ заинтересованы меньше, чѣмъ тамъ".

"Наконецъ, принцесса Викторія, которая такъ любила вашу мать, продолжала бы интересоваться вами. Я лично, въ данное время, не могу вамъ обѣщать многого, но, быть можетъ, современемъ въ министерствѣ все измѣнится, и я буду имѣть возможность вамъ пригодиться. До тѣхъ поръ вы будете для меня всегда роднымъ сыномъ, и я съ нѣжностью буду заботиться о развитіи вашего ума, неутомляя васъ нравоученіями. Буду высказывать вамъ откровенно мои взгляды, какъ другъ, не возводя ихъ въ законъ".

Женщины часто прибѣгаютъ къ дѣланному смиренію, чтобы смягчить свои требованія. Но всякое притворство въ герцогинѣ было немыслимо, оно настолько не шло къ ея натурѣ, что эти послѣднія строки въ ея письмѣ показались Анри смиреннымъ признаніемъ въ пораженіи. Сознавая себя побѣдителемъ, онъ готовъ былъ сдаться на капитуляцію. Эти постоянные споры съ m-me де-Роганъ подѣйствовали на него. Внезапно онъ очутился въ томъ фазисѣ молодости, черезъ который мы всѣ прошли, когда все существо находится подъ мучительнымъ гнетомъ цѣлаго сумбура идей и чувствъ — удивительный моментъ, когда душа точно ищетъ себѣ исхода, рвется въ заоблачный міръ, который для нея вдругъ точно становится понятнымъ.

Анри чувствовалъ себя чувствительнымъ, благодѣтельнымъ философомъ, вѣрнымъ ученикомъ Руссо, и вотъ онъ, въ маленькой книжкѣ, посвященной m-me де-Роганъ, заявляетъ: "что нѣтъ блаженства безъ добродѣтели, а чтобы познать ее, стоитъ только сблизиться съ природою".

Это было время умиленія природою, всеобщаго стремленія къ счастью, время, въ которое было воздвигнуто столько великолѣпныхъ зданій для пріюта человѣческихъ бѣдствій. Всѣ эти зданія сокрушены, и сколько трагизма въ сближеніи нашихъ разочарованій настоящаго и обѣщаній того времени.

Но странное дѣло, въ концѣ прошлаго столѣтія, такъ же какъ и въ конце нынѣшняго, встрѣчалось не мало такихъ людей, которые были и апостолами самой равноправной филантропіи, и самаго восторженнаго католицизма! Анри оказался однимъ изъ нихъ и съ этой стороны личность его представляетъ серьезный интересъ. Полный мистицизма, точно духовное лицо, онъ былъ гуманистомъ, какъ настоящій философъ. Но шло ли дѣло о соціальномъ вопросѣ или о религіозномъ у него на первомъ планѣ являлось чувство. У Вирье убѣжденія сердца всегда опережали убѣжденія ума; и такимъ образомъ изъ своей жизни онъ создалъ родъ поэмы, — то это была драма, то эклога, которой суждено было окончиться героической пѣсней.

"Я люблю прочувствованную набожность, — пишетъ онъ, — душа моя возвышается, возносится, когда Богъ даетъ мнѣ познать что нибудь изъ тѣхъ чудесъ, которыя меня окружаютъ. Тогда по истинѣ я чувствую, что я проникаю въ святилище, я падаю ницъ и молюсь".

И подъ вліяніемъ какой-то религіозной галлюцинаціи Анри стучался въ дверь массонскихъ ложъ. Епископъ, который привѣтствовалъ его тутъ на порогѣ, развѣ не ручательство ихъ правовѣрія? Важная дама, предложившая ему руку, чтобы ввести его въ свѣтъ, развѣ не прелестное олицетвореніе ангела, который во времена оны возвѣщалъ миръ людямъ доброй воли? [6]

Но смутность или скорѣе ребячество ученія, съ какимъ столкнулся Анри на первыхъ ступеняхъ масонства, не могло долго удовлетворять его безпокойнаго и питливаго ума. Онъ страшно усталъ отъ всего этого аллегорическаго кривлянія и рѣшилъ, чтобы вникнуть въ смыслъ его, добраться до его исходной точи. Съ этою цѣлью онъ отправился въ Германію. Онъ попалъ туда какъ нельзя болѣе кстати. Вейсгауптъ какъ разъ заканчивалъ объединеніе дѣятельности всѣхъ тайныхъ нѣмецкихъ обществъ, вводя въ нихъ всемогущую организацію іезуитовъ.

Онъ зналъ по себѣ, будучи ихъ ученикомъ, что значитъ сила единичной воли, передающая іерархически приказанія, которыя вездѣ принимаются съ слѣпымъ повиновеніемъ. Словомъ, примѣненіе массонскихъ правилъ Игнатія Лойоллы было столь плодотворно, что Анри засталъ Саксонію, Баварію, Пруссію, всю тогдашнюю Германію, въ рукахъ Вейсгаупта, темнаго профессора Ингольштадта. Не только обездоленные и горемычные, но самые именитые, самые вліятельные люди соперничали между собою въ подчиненіи ему. Тутъ были и герцогъ Брауншвейгскій, и принцъ Гессенскій, и Фридрихъ-Вильгельмъ, наслѣдный принцъ Пруссіи, и его будущій министръ — Бишофсвердеръ, всѣ мудрецы или всѣ безумцы, для которыхъ будущее готовило роли въ этомъ ужасномъ концѣ столѣтія.

Анри чувствовалъ себя среди этихъ мечтателей совершенно на своемъ мѣстѣ. Ихъ идеи казались ему свѣтлою зарею. Ему нравился этотъ разсвѣтъ, какъ обѣщаніе для угнетенныхъ міра для тѣхъ, у кого нѣтъ надеждъ, кого несчастіе караулить, кого голодъ преслѣдуетъ, для тѣхъ, про которыхъ сказано: "каждый новый день для нихъ повтореніе того же ада"…

Онъ сталъ проникаться доктринами, которыя приводили его въ восторгъ, и такъ серьезно, что черезъ нѣсколько лѣтъ Вейсгауптъ не пожелалъ никого, кромѣ Анри, для представительства французскаго массонства на конгрессѣ въ Вильгельмсбадѣ.

Покуда Вирье такъ увлекался илюминатствомъ въ Германіи, Людовикъ XV умиралъ въ Версали. Атмосфера тамъ была до такой степени полна испареній, что отъ первыхъ же лучей солнца образовалась радуга. При видѣ ея, каждый думалъ, что спасся отъ потопа, столь эгоистично предсказаннаго Людовикомъ XV ("Послѣ насъ хоть потопъ!"), и старался воспользоваться перемѣною погоды.

Принцессы Аделаида и Викторія были здѣсь не изъ послѣднихъ. Въ то время это были двѣ старыя принцессы, изысканныя и ворчливыя, въ ихъ кружкѣ группировались не только прежнія, добродѣтельныя оппозиціи, но всѣ самолюбія озлобленныхъ обманутыми надеждами людей. Дѣйствительно, въ политикѣ не везло принцессамъ. Когда умерла m-me де-Помпадуръ, онѣ мечтали о женитьбѣ ихъ отца на m-me де-Ламбаль. Но ихъ мечта не осуществилась, и m-me дю-Барри смѣнила m-me де-Помпадуръ.

Наконецъ, насталъ часъ, когда принцессы могли дать исходъ своимъ добродѣтелямъ, подавлявшимся такъ долго. Сдѣлавшись королемъ, тотъ, отца котораго онѣ такъ нѣжно любили, не могъ ни въ чемъ отказать имъ въ память праха, который онѣ тревожили. И такимъ образомъ онѣ навязывали Людовику ХѴІ людей близкихъ себѣ…

Такимъ манеромъ графъ де-Морепа сдѣлался первымъ министромъ. Морепа былъ нѣчто въ родѣ политическаго Анакреона, хитрый, умный, но затхлый, сохранившій въ дѣлахъ только рутину. Король относился къ нему совершенно безразлично, и въ ту минуту, когда онъ сдался на просьбу своихъ тетокъ, бумага о назначеніи графа де-Машо уже лежала у него на столѣ. Говорятъ, Людовикъ XVI только перемѣшлъ конвертъ, но не безъ вздоха, эхо котораго явилось крикомъ тріумфа въ Бельвю.

Дѣйствительно, "mesdames" этимъ партійнымъ маневромъ взломали двери королевскаго совѣта; и всѣ непризнававшіяся благія намѣренія, всѣ добродѣтели, доведенныя до отчаянія, въ сопровожденіи всѣхъ лицемѣрныхъ честолюбій вторглись туда за ними. Замокъ Бельвю, который былъ пожалованъ имъ королемъ въ даръ, сдѣлался преддверіемъ всѣхъ милостей.

Дворъ и городъ постоянно стекались туда. Въ немъ перебывали и герцогъ д'Эгиньонъ, и принцъ Конде, и графъ де-Мюи; были въ немъ и Вержень, канцлеръ Мопу, Террэ, Тюрго, чтобы попасть въ министры. Между тѣми, кто искалъ себѣ протекцію въ Бельвю, не обрѣталось никого, кто бы дѣлилъ позоръ прежняго двора. Каждый разсуждалъ о нравственности, проповѣдывалъ догматы, восхищался своею добродѣтелью и старался устроить себя или кого-нибудь изъ близкихъ. Однимъ словомъ, то было время, когда Людовикъ XVI, по словамъ Крейцера, датскаго посланника, "устроилъ себѣ баррикаду изъ честныхъ людей".

Интересуясь происшедшей перемѣной событій, Анри поспѣшилъ вернуться изъ Германіи. Онъ засталъ всѣхъ своихъ друэей въ милости, и самъ, благодаря всемогущей протекціи принцессы Викторіи, былъ сейчасъ же назначенъ полковникомъ въ полкъ старшаго брата короля.

Ему тогда едва минуло 25 лѣтъ.