Призраки бездонного озера - Леонид Влодавец

Только когда папа с топором в руках направился к противоположному берегу, туда, где на мелководье торчали ветки осины, Женька более-менее понял, что задумал папа. Судя по всему, он решил отрубить верхушку дерева там, где ствол был потоньше, выбросить на берег и после этого протащить лодку через мелкое место.

— Пап! Я тебе помогу, да?! — вызвался Женька.

— Сиди, где сидел! — строго произнес отец. — Смотри, чтоб лодка не отвязалась!

Это он нарочно сказал, чтоб Женька больше не напрашивался помогать. Дескать, тебе другую работу приказал исполнять. Но Женька хорошо видел, что отцу не так-то легко будет одному возиться с осиной, и не понимал, почему он отказался от помощи. Уж во всяком случае не потому, что боялся, будто лодка ни с того ни с сего отвяжется. Ведь он ее сам привязывал, каким-то особым морским узлом. Нет, тут что-то не то!

Глава III

ОСТРОВ НА ОЗЕРЕ

Вопреки Женькиным предположениям, папа отрубил верхушку осины очень быстро, тремя или четырьмя ударами топорика. Эту трехметровую верхушку вместе с ветками он выволок на берег и бросил около кустов. Затем папа вернулся к лодке и сказал:

— Ну вот, теперь путь свободен. А остальное как-нибудь позже уберем, когда с бензопилой приедем.

Папа не стал влезать в лодку, а, отвязав ее от кустов, потянул за собой на буксире.

— Пересаживайся на корму! — велел он Женьке. — Возьмись за ручку мотора и нажми на нее сверху, чтоб винт из воды поднялся!

Конечно, Женька все это выполнил безупречно. И когда папа перетягивал через мелководье облегченную от своего веса лодку — он аж девяносто килограмм весил! — то мотор за дно речки ни разу не зацепился.

— Ну, ладно… — как-то странно произнес папа, когда Женька, отпустив ручку мотора и погрузив винт в воду, перелез на свое место. — Кажется, можно дальше плыть…

Очень уж неуверенно он это произнес. Ни разу Женька не видел на отцовском лице такого напряженного, даже взволнованного выражения. Странно, очень странно! Тем более что волноваться-то уже не из-за чего — осина эта дурацкая позади осталась. Может, папа опасается, что там, впереди, еще несколько поваленных деревьев в реке валяется? Но ведь если даже их не удастся так же легко разрубить, можно обойти по берегу… Или папа боится, что какое-то дерево еще не упало и может прямо на лодку свалиться? Но ведь сейчас почти нет ветра, с чего бы ему падать?!

— Ладно! — словно бы стряхивая с себя сомнения, папа решительно влез в лодку. — Поехали!

Тут Женька неожиданно понял, что папа, похоже, какое-то время размышлял, не повернуть ли ему обратно. Из-за чего? Неужели только из-за того, что поперек реки осина упала? Что-то не верится. И уж навряд ли из-за того, что какое-то дерево, в принципе, может на лодку свалиться. Это на папу не похоже!

Ведь был же случай прошлой осенью, когда они всей семьей за грибами ездили. Шли-шли по просеке, и вдруг впереди, шагах в пятидесяти от них, рухнула наземь трухлявая береза. Какая-то большая птица с нее вспорхнула, оттолкнулась лапами, а береза и повалилась. Женька тогда здорово испугался и стал на все окружающие деревья таращиться — вдруг упадет?! А папа тогда только посмеялся и сказал, что вероятность попасть под падающее дерево в лесу гораздо меньше, чем попасть под падающую сосульку в городе.

Размышляя над изменениями в папином поведении, Женька ехал дальше. Мотор нормально тарахтел, никаких подводных камней больше не попадалось, упавших деревьев тоже. Падающих деревьев можно было и вовсе не опасаться, потому что и река, и ее берега вскоре стали совсем не такие, как раньше. Деревья уже не нависали над рекой, потому что река стала шире. Точнее, сама река, то есть полоска чистой воды, даже сузилась, но зато по бокам от нее появились камышовые заросли. Сперва из-за камышей еще были видны кусты и деревья, но потом лес настолько далеко отодвинулся в стороны, что с лодки уже ничего, кроме камыша, не просматривалось.

— Вот тут, с боков, за камышами — болота, — пояснил папа, — а впереди — озеро!

Протока между камышами оказалась длинная и извилистая. Женька все ждал, что вот-вот из-за очередного поворота появится большущий водоем, вроде Пестовского водохранилища на канале имени Москвы, куда они ездили купаться. Однако ничего такого не появилось. Просто протока постепенно расширилась, ряды камышей как бы раздвинулись в стороны, и Женькиным глазам открылся не бог весть какой водный простор — неправильной формы круг диаметром в несколько сот метров. Вся остальная площадь озера заросла камышами. Посередине озера камышей не было, но зато там возвышался довольно большой остров с обрывистыми берегами. Над краем обрыва нависали кусты, а дальше, в глубине острова, возвышались большие деревья — целый небольшой лесок.

— Вот здесь, на острове, и будем рыбачить! — объявил папа, направляя нос лодки к обрыву.

Когда подъехали ближе, то стало видно, что обрыв спускается не прямо к воде, а на небольшой песчаный пляжик. Папа заглушил мотор и вслед Женьке:

— Подгребай к берегу! Ра-аз… Два-а!

Женька, конечно, порадовался возможности еще раз поработать веслами, но все-таки никак не отвлекся от мыслей о том, почему папа так сильно волновался из-за упавшего дерева и почему он даже сейчас не успокоился. Конечно, голос у папы звучал бодро, но Женька уже научился различать, когда человек действительно весел и беззаботен, а когда просто прикидывается. Нет, папа и сейчас продолжал из-за чего-то волноваться, хотя никаких видимых причин для этого уже вроде бы не было.

Течения в этом месте не наблюдалось, и Женька довольно быстро подгреб к пляжу. Папа, не дождавшись, когда лодка коснется песка, вылез за борт, снял с кормы мотор, бачок с бензином и сказал:

— Вытягивай лодку на песок, выкладывай вещи и жди меня!

А сам с мотором и бачком пошел куда-то влево. Женька посмотрел в ту сторону. Там, на обрыве, в промежутке между кустами, виднелась ступенчатая тропинка, укрепленная дощечками и плетенками из ивовых прутьев. Папа поднялся на обрыв, а Женька в это время выгрузил на берег папин рюкзак с притороченными удочками, ведро с продуктами и палатку в чехле. Вообще-то, попробовав на вес все эти вещи, он про себя прикинул, что запросто мог бы навьючить на себя рюкзак, взять в одну руку ведро, в другую — чехол с палаткой. Не так уж много все это весило. Наверно, он сумел бы дотащить такой груз до лестницы и даже подняться с ним наверх, тем более что тропка-лесенка была не очень крутая. Но раз папа сказал: «Жди!», значит, надо ждать и не оставлять лодку без присмотра. Как-никак Женька хорошо понимал, что если лодку как-то невзначай унесет, то им с папой будет очень трудно отсюда выбраться. Конечно, этот остров не в океане стоит, но все-таки…

Папа вернулся быстро, минут через пять, надел за спину рюкзак с удочками, подцепил левой рукой лодку за круглый надувной борт, правой взял оба весла и понес наверх.

— Остальное забери! — велел он Женьке, и тот ухватился за палатку и ведро.

Вообще-то тащить их оказалось намного труднее, чем предполагал Женька, особенно по тропке-лестнице, но он видел, что папин груз тяжелее, и вытерпел, дотащил. Наверху, за кустами, в окружении нескольких деревьев-великанов обнаружилась небольшая, поросшая невысокой травой полянка, посреди которой чернело старое кострище с двумя рогульками.

— Ну вот, это наше место, — сказал папа, укладывая лодку на траву в стороне от кострища.

— Сейчас поставим палатку, разожжем костер, сделаем себе на обед шашлык, а потом начнем к вечерней зорьке готовиться. Надо думать, на ужин у нас уха будет!

Вроде бы он все это спокойно говорил, без всяких нервных ноток в голосе. И все-таки что-то в его облике показывало: нет, он вовсе не спокоен, и даже чего-то побаивается. Даже не побаивается, а просто боится.

Папа? Боится?! По Женькиному разумению, папа ничего и никого, кроме мамы, не боялся. Это он не испугался приблудного ротвейлера, который на весь двор страху нагнал, потому что крепко цапнул за ногу какого-то подвыпившего дядьку. И вообще бы мог загрызть, если б папа не подбежал и не оттащил пса, сцапав за ошейник так, что тот, как ни дрыгался, не сумел его кусануть. И еще был случай, когда папа, увидев, что чужая машина свалилась с шоссе в кювет, вылез из-за баранки и побежал помогать незнакомому водителю. Та машина могла взорваться, но папа успел вытащить пострадавшего. Это все Женька своими глазами видел, а дядя Вася еще рассказывал, будто папа однажды помог милиционеру задержать какого-то психа, который ворвался в магазин и размахивал огромным ножом. Милиционер растерялся, потому что в магазине было много народу и он не имел права стрелять в хулигана, а папа — нет. Он схватил психа за запястье и выкрутил нож. Разве такой папа может чего-нибудь бояться?!

Конечно, мамы он побаивался, но только потому, что не хотел ее расстраивать. Ведь если мама расстроится, то будет кричать, ругаться, плакать или даже убежит к бабушке. А кому это нужно? Может, папа и сейчас боится, что мама, узнав от Женьки о том, что они на подводный камень наскочили и упавшую осину объезжали, начнет его ругать? Например, за то, что он повез сына в такое опасное путешествие? Смешно! Даже самому Женьке не верилось, будто именно в этом причина папиного страха.