Морган ускользает - Энн Тайлер

– Безусловно, – ответил тот. И отступил на шаг, чтобы полюбоваться своими узлами, имевшими немалое сходство с бантами на хвосте воздушного змея. – На самом деле они приехали как раз вовремя. Мне нечем перерезать пуповину.

– Возьмите мой швейцарский нож, офицерский, – предложила Эмили. – Он в сумочке. В нем есть ножницы.

– Замечательно, – сказал доктор и покачался, лучезарно улыбаясь ей, на каблуках. Зубы за его всклокоченной бородой казались очень большими и желтыми.

Сирена приближалась. Показался вилявший среди машин вращающийся красный фонарь, и вот уже рядом с машиной доктора визгливо затормозила «скорая». Из нее выскочили двое мужчин в белом.

– Где она? – спросил один.

– Мы здесь, – отозвался доктор.

Мужчины распахнули задние дверцы «скорой», со стуком опустили на асфальт носилки – вернее, койку на колесах, слишком узкую и длинную, совсем как гроб, с переизбытком хромированных частей. Эмили попыталась сесть. Младенец замолк, не докончив вопля, словно от изумления.

– Обязательно ехать? – еще раз спросила у доктора Эмили. И пока санитары помогали ей выбраться из машины и укладывали (вместе с газетами) на носилки, она все смотрела на доктора, словно ожидая спасения. – Доктор? Я не переношу больниц. Мне обязательно ехать?

– Конечно, – заверил ее доктор. Он наклонился за сумочкой, положил ее на носилки.

– Леон тоже поедет?

– Непременно.

– А вы?

– Я? О.

– Вам лучше поехать, док, – сказал водитель «скорой», разворачивая над Эмили простыню.

– Ну, если хотите, – согласился доктор.

Он закрыл дверцу своей машины и пошел вслед за носилками к «скорой». Внутри обнаружились еще одни, пустые, стоявшие вдоль тех, на которых лежала Эмили. Доктор с Леоном осторожно присели на них с краешку, растопырив колени.

– Весьма элегантно, – сказал Леону доктор. Надо полагать, он имел в виду обустроенность «скорой»: толстый ковер на полу, поблескивающие емкости, какие-то приборы.

Санитары захлопнули дверцы, и внезапно наступила чудесная тишина. Шум улицы стих, за тонированными окнами люди перемещались по тротуару, как обитатели океанского дна, беззвучно и медленно. «Скорая» тронулась. Мимо проплыли кафе и ломбард. Даже сирена звучала теперь приглушенно, точно старомодный радиоприемник.

– Как вы себя чувствуете? – спросил у Эмили доктор.

– Хорошо, – ответила та. Она лежала неподвижно, косы ее растрепались, спутались. Ребенок строго смотрел в потолок.

– Мы вам так благодарны, – сказал доктору Леон.

– Да пустяки, – ответил доктор, и уголки его рта опустились, как у недовольного чем-то человека.

– Если бы Эмили не была так против больниц, мы бы, наверное, подготовились заранее. Однако ребенок должен был родиться только через пару недель. Вот мы и откладывали.

– К тому же вы, насколько я понимаю, постоянно в разъездах, – сказал доктор.

– Нет-нет…

– Но ваш образ жизни! Вряд ли вам удается планировать что-то на долгий срок.

– Вы заблуждаетесь на наш счет, – сказала Эмили. Под свежей простыней, скрывавшей газеты и мокрую юбку, она выглядела как невинная девушка – чистая, неприступная, с обращенным вовнутрь взором. – Вы считаете нас какими-то бродягами, но это не так. Мы законным образом женаты, у нас обычная квартира, с мебелью. И ребенка мы запланировали давно. Мы собираемся даже использовать службу доставки пеленок. Я уже созвонилась с ней, мне сказали, чтобы я сообщила, когда родится ребенок, и их сразу начнут доставлять.

– Понятно, – покивал доктор. Судя по всему, слушая Эмили, он получал удовольствие. Спутанная борода его покачивалась вверх-вниз, помпон на шапочке подпрыгивал.

– Мы спланировали каждую мелочь, – продолжала Эмили. – Колыбельку покупать не станем, это излишество. Пока будем использовать обшитую изнутри тканью картонную коробку.

– О, чудесно, – восторженно согласился доктор.

– А когда она вырастет из коробки, закажем алюминиевую детскую кроватку, которую видели в каталоге. Ее легко приспособить под любой матрас. Какой смысл обзаводиться кучей всяких вещей – колыбельками, прогулочными колясками, резиновыми ванночками? Алюминиевая кроватка хороша еще тем, что ею можно пользоваться в отелях или в чужой квартире. И разъезжать с ней удобно.

– Разъезжать, да, – эхом отозвался доктор и зажал ладони между коленей, накреняясь вместе с быстро описывавшей кривую «скорой».

– Но мы не… я хочу сказать, мы иногда выезжаем, но только для того, чтобы давать представления. Где-то за городом люди хотят посмотреть «Белоснежку» или «Золушку». Однако ночуем мы почти всегда дома. Просто мы люди не инертные. Вы неверно о нас думаете.

– Разве я называл вас инертными? – спросил доктор. И посмотрел на Леона: – Называл?

Леон пожал плечами.

– У нас все продумано, – сказала Эмили.

– Да, я вижу, – мягко ответил доктор.

Леон откашлялся.

– Кстати, – сказал он, – мы еще не поговорили об оплате.

– Оплате?

– Ваших услуг.

– О, за неотложную помощь денег не берут, – сказал доктор. – Разве вы этого не знаете?

– Нет, – ответил Леон.

Он и доктор словно старались переглядеть один другого. Леон приподнял подбородок, и свет упал на его скулы. Он был из тех мужчин, которые выглядят постоянно готовыми дать отпор – челюсть выпячена, плечи напряжены.

– Я не принимаю даровую помощь, – сказал он.

– Кто же говорит про даровую? – ответил доктор. – Я ожидаю, что вы назовете в мою честь ребенка.

Он засмеялся – хрипло, взъерошив дыханием бороду.

– А как вас зовут? – спросила Эмили.

– Морган, – ответил доктор. – Гауэр Морган, – уточнил он.

Эмили сказала:

– Наверное, мы можем использовать инициалы.

– Да я пошутил, – ответил доктор. – Неужели вы не поняли?

Он порылся по карманам, нашел пачку «Кэмел», вытряс из нее сигарету.

– Это была шутка, – повторил он.

– Так насчет платы… – начал Леон.

Доктор вынул сигарету из губ, вгляделся в надпись на кислородном баллоне.

– Дело в том, – сказал он, возвращая сигарету в пачку, – что мне сегодня нечем было заняться. Жена отправилась с дочками на свадьбу: ее брат снова женится.

Он ухватился за плечо Леона: «скорая» сворачивала на подъездную дорожку. За окнами мелькнул щит ТОЛЬКО СКОРАЯ.

– Дочери подросли, – продолжал доктор, – у них появились женские дела – с матерью, и отец им не больно-то нужен. Каждая из них казалась, когда появлялась на свет, такой новенькой. Я питал большие надежды, был совершенно уверен, что мы не наделаем ошибок. Наслаждайтесь вашей девочкой, пока сможете, – посоветовал он Леону.

Малышка испугалась чего-то, вцепилась ручонками в воздух.

– Я вроде как ждал, что у нас мальчик родится, – сказал Леон.

– Ох, Леон! – воскликнула Эмили и притянула малышку к себе.

– Мальчики, да, – сказал доктор. – Мы вот тоже много лет пытались произвести на свет мальчика. Ладно, надейтесь, что у вас получится в следующий раз.

– Мы можем позволить себе только одного… – сказал Леон.

– Одного? Одного ребенка? – переспросил доктор. И, подумав, добавил: – Ну, вообще-то, почему бы и нет? В этом есть… определенный минимализм. Оптимизация. Основательность.

– Все упирается в деньги, – пояснил Леон.

«Скорая» слегка подпрыгнула и встала. Санитары, выйдя из ее передних дверей, направились к задней и впустили в «скорую» грохот огромной, дымящей машины, которая работала прямо перед пунктом экстренной помощи, запахи кипящей в прачечной воды, автомобильных выхлопов, подувядших в кафетерии готовых блюд. Санитары ухватили каталку с Эмили и быстро повезли ее, скрежеща колесами, к дверям больницы. Леон с доктором соскочили на асфальт и затрусили следом.

– Есть у вас даймы? – прокричал доктор.

– Лаймы? Зачем?

– Даймы! Десятицентовики!

– Нет, извините, – ответил Леон. – А доллар вас не устроит?

– Не для меня, для вас! – прокричал доктор. Они прошли через вращающиеся двери. Он понизил голос: – Не для меня, для вас. Для телефона! Вам же захочется позвонить, сообщить о ребенке.

– Кому я могу звонить? – спросил, разведя руками, Леон.

Доктор остановился, повторил самому себе:

– Кому он может звонить!

Лицо его опять озарилось искренним восхищением, с каким он слушал в «скорой» рассказ о детской кроватке.

Тут медицинская сестра приподняла накрывавшую Эмили простыню, увидела пропитанные кровью газеты, фыркнула и побежала рядом с носилками, которые уже катили по коридору. Другая сестра взяла Леона за локоть и повела к сидевшей в стеклянном закутке машинистке. Все пришло в движение – гладкое, расторопное, сопровождавшееся быстрым перестуком. Доктор остался один.

Собственно говоря, про него на время забыли. Когда же Леон и Эмили вспомнили о нем, найти его не удалось. Он словно растворился в воздухе. «Он ничего не просил передать?» – поинтересовался Леон у медсестры. Та не поняла, о ком речь. Из родильного отделения вызвали другого врача, акушера. Он сказал, что роды прошли хорошо, ребенок здоров. С учетом всех обстоятельств, сказал он, Эмили следует испытывать благодарность. «Да, – ответил ему Леон, – благодарность к доктору Моргану. Кроме прочего, он даже стоимость своих услуг не назвал». Однако здешний врач никогда не слышал о докторе Моргане. И в телефонном справочнике тот не значился. Он словно и не существовал.