DUализмус. Цветки календулы - Ярослав Полуэктов

Нафига сыночке носовой платок: бабло вперёд давай!

Заволновался Ксан Иваныч, сердечко трепещет: как же, сына одного в парке – в парке, пусть и детском, тем более, детском, чужой страны (!!!) ё пэ рэ сэ тэ оставил.

После этого дерьма мы поехали дальше – устраиваться на ночлег. Ближе к вечеру папа забеспокоился, отвлёкся от всех своих оргдел, подсел на телефон и созвонился с Малёхой.

Трудный возраст у папы. У Малёхи же – ловкий.

– Ехать надо, – сказал нам отец в результате, – Малёха уже всё посмотрел, говорит, что его уже можно забрать. Голодный, наверное, мальчик.

– Ага, и устал бедный. Вагоны с рогами изобилия разгружал, туда-сюда таскал, аж в штаны наделал от усердия. – Это подумал я, так как Малёхины условно обделанные трусы висели рядом с моими чисто постиранными, и наводили на соответствующие мысли.

– Ну и что? Езжай, – отреагировал Бим.

– Я один не поеду, – сказал папа, – кто будет за навигатором следить? Я не могу одновременно рулить и в навигатор смотреть. Кирюша, друг, выручай, – и наклонил виновато голову.

Первый раз в жизни я услышал ласкательное наклонение своего имени и приготовился таять от нежности. Это всё означало, что он понимает, что виноват, но взывает к всемирному SOSу и дружбе.

Разбаловался чересчур папа, привык, что за навигатором всегда кто-то есть. А этот «кто-то» – это я.

Так и прицепил он к дурацкой поездке меня – я не был в ответе за сыночку – папы достаточно; но я был главным по джипиэсу и, следовательно, главным по любым передвижениям.

Папа, понимаешь ли, читательница (как тебя, милая, зовут?), потрафляет разным сыночкам в ущерб обществу, а общество в ответ должно потрафлять папе в его сознательном пренебрежении к нам, и в противовес к сыночке. Сыночка на одной чашке весов, остальное общество на другой, но стрелка показывает «ноль»: всё нормально, господа, чашки уравнены, всё по-честному.

Бим принципиально отказался: «хотите расколбаситься – колбасьтесь без меня. Мне ваши личные, извращённо корпоративные интересы, и по ху, и по ю». Так и сказал.

Вдвоём с Ксан Иванычем мы поехали за общественным сыночкой – дитём папиного порока. На сыночку каждый из нас потратил по три драгоценных часа вечернего туристического времени. Папе это было не важно, а я всю дорогу сидел смурной, уткнувшись в джипиэс, и делая вид безразличного, профессионального спасателя и заботливого друга в одном лице.

– Гэ это – твой хвалёный Евродиснейленд, – сказал сыночка папе, улягшись в заднем сиденьи бароном, дожёвывая макдон, – у нас на Осеньке лучше.

– А ты в тире был? Сядь, пожалуйста, а то подавишься! Что я маме скажу, если помрёшь?

– Был я в тире.

– И что.

– Не понравилось: пневматика у них там.

Ему, понимаешь, настоящие пули подавай!

– На американские горки ходил?

– Прокатился раз. Гэ. В Америке Диснейленд лучше. Съездим как-нибудь?

– А замки, дворцы, паровозики и…?

– Всё Гэ, – сказал сын, – аниматоры достали, и все достали. Подходят Маусы с Джерями, скачут, корчат рожи: дай денежку, купи мороженку.

– Как же, – удивляется папа, билетом всё оплочено… кроме мороженого

Я чуть не выпал на трассу. И из-за этого его «Гэ», которое частично «По» (понос), потому что смахивает на «Жи» (очень жидкий детский, аж зелёный), взрослые мэны столько времени… да что говорить…

Отвлёкся, продолжаю насчет оставления машины в неположенном месте. И где же теперь Варвара Тимофеевна и платьице её красное с розами? Неплохая бабёнка-с, кружевница в любви… Причёсочка у неё – полотенце в чистилище, завивка кончиков – обрамление райских ворот, шесть буклей по утрам (я сосчитал) – божьи голубки в облаках, живот – дорога меж холмов блаженного направления.

– Короче, – вбивал я мысли в джипиэс, – порчение отношений с Россией – это палочка-выручалочка для любого русского путешественника, если, конечно, он бродит не один и не по трущобам, а в нормальном, цивилизованном районе, где полно всяких других иностранных туристов. Тепло на улице, как у меня дома. К русским туристам у иностранцев особое отношение. Ирландские тётки в каком-то кабаке отмутузили своих же рыбаков только за то, что они выразили презрение к русским посетителям, бывшим на изрядном веселе. Русские в кабаках оставляют много денег, а также, как мне кажется, неплохо ведут себя в иностранных постелях. Стараются, потому как от русских жёнок они такого удовольствия не получают со дня свадьбы. Стараются иностранные бабы, потому что от своих мужей они получают ровно столько же…

– Чего молчишь, Кирюха, фантастической скромности ты человек, – спросил Ксан Иваныч, – вопрос-то мой совсем простой. Правильно едем?

– Пригрозить пора Сенегалу! – сказал я вполне невпопад согласно количеству выпитого с утра в Париже и начав культурную тему взамен прозаической бойни. – Мы ловим рыбу для еды, а не на вывоз. Чем мельче страна, тем пышнее там двигают плечами, выдавливая наш флаг. И гордимся нашими художествами. И это не утопия, а образ концептуального комического будущего. В Сенегал теперь коллекцию точно не повезём. Так обосрать… Пусть там смотрят Энди, блинЪ, Уорхола. Бэнси-картинки, бэнси-мышление, бэкон-еду и макдоны их. А всё равно не поймут ни черта…

Кажется приехали. Или ещё едем. Или ещё не отъезжали.

– Разницы тут особой нет, – просигналил встроенный в джипиэс механический сочинитель. Он ещё не вполне отрихтован и может ошибаться в хронологии.

– Надо бы встроить и эту функцию, – только успел подумать я…

– Это будет только в 2015 году, – прошипел сочинитель.

Вот же дубовая наноштука! Перепайка в зоне 23. Этаж минус 8, 2-й коридор направо, кабель 124х11, заменить на полусиликат, трещина, утечка информации, полный сбой.

Продолжение темы случилось в следующую стычку. Ведь каждый уголок Парижа, люди, лошади, кораблики, соборчики требуют отдельного разговора. А не на бегу в Диснейленд. Тем более без согласия… Везде требуется камеру поставить. Всё требует фотографической документации. Это, блин, легендарно. Это не обсосанная нами и просверленная насквозь Сибирь. И никакой гонки между университетами. Никакой ламинарности и турбулентности. Эй, валенок! Отошёл! Нечего мерить нашу стальную красоту тряпочной рулеткой. Или поставить скульптуры. Пониже, вон постаменты – чтобы покопаться руками. Наши дети должны… Ощупать всё. Европу. Америку. И так далее. Показать им… Ида Рубинштейн, русская культура – это наша визитная карточка…

Зарычало. Бац по корпусу. Ну что за работа. Что за жанр!

Подзарядиться…

Пойти туда-сюда…

И прочее и прочее.

Всё на французском языке…

Наташа Водянова, доктор Живаго, роль модели…

То сё… Встать и умереть…

А теперь всё задом наперёд, а рихтовать время лень:

– Тебе виднее, – сказал Бим Ксан Иванычу, ни черта не поняв культурного порыва Кирьяна Егоровича, то бишь меня. – Ты – генерал, вот и рассуждай по генеральски. Принимай решение. А я соглашусь, я зольдат, мне сказать приказ должны, хотя мне затея твоя не оченно-то… Не по нраву, словом…

– Ну и вывод ваш? – грозно спросил Клинов, объединив меня с Бимом в единого врага.

– Ты генерал. Это вывод. А я солдат. Это выход. А что? Да, солдат. Хулль, тут не армия что ли? Фюрера я зольдат, нерусь в Париже! Мы где сейчас? Глянь! – и пропел любимую свою: «Дойче зольдатэн унтер-официрэн…», знакомую читателям… нет, ещё не знакомую читателям, потому что 1/2Эктов – этот путаник и его вариант механического сочинителя Джу-1 – засунули и Мюнхен, и Париж куда-то наискось хронологии.

– Да помолчи ты, блин, – прервал его Ксан Иваныч, – ты не в Германии своей блинской, а в Париже! Па-ри-же. Забудь свой грёбаный Мюнхен.

(Вот так оборот! А кто в план Мюнхен вставлял? Мы с Бимом что ли?)

– Проехали! – продолжал Ксан Иваныч, – а ты попробуй на площади пропеть… свой «дойче зольдатен»… так тебя тут, знаешь…! Как шлюху немецкую… за косу и в сортир! Тут пой ИнтернацiоналЪ! Знаешь слова? Вставай, проклятьем заклеймённый, весь миръ голодныхъ…!

Механизьма молчит. – Баба она что ли? Вот-то дома выи…

– Бу-бу-бу.

Не нравится, видите ли, пол. Настроить на «би».

Бим вознамерился по приезду домой выучить Марсельезу. Слова и мелодию Интернационала он наполовину знает.

Проехали тему. Возвращаемся на час-другой назад. То есть снова в утро. Утро только в жизни короткое, а в литературе его можно развести на страницы. Не верите – проверьте сами. Не забудьте кошечку, клопов, отсутствие электричества, воды в кране, о-о-о, ё-ё-ё. Банного банщика. Дворецкого внутри, садовника снаружи, дворника под окном. Который на родине натурально шевелит стену лопатой… А тут, блЪ, дь, де Ревня, не Ровня, не Льеж certains не ровня, а де Париж, сударь-град мол! Да. Мол бишь при'стань, приста'нь ко мне heute Abend, ce soir, tonight, ком цу мир тебе говорят.