Афоня или путешествие тверского купца Никитина к Древу желаний - Игорь Буторин

— Чорти носят в эту пору по моим пределам шастать! А ну, стоять, кому грю! — не унимался невидимый командир.

— Я щас кому-то в лоб остановлюсь, — интеллигентно возразил Афоня.

— Вот я свистану во всю пятерню, вы у меня махом в землю так впечатаетесь, что легче будет закрасить, чем выковырять! — Наглел дальше голос.

После такого нахрапа даже Зигмунд не смог сдержаться и заявил:

— Если Вы для посвиста засовываете в рот всю пятерню, то остается вас только пожалеть, потому что эти ваши жесты обнажают латентную нетрадиционную половую ориентацию. Иными словами вы сударь — обычный пидор, только боитесь в этом признаться! А пидоров на Руси не любят и бьют! Так что выходи в чисто поле, будем биться, а в оконцове на кол тебя посадим, раз ты жизнь свою и судьбу через жопу привык устраивать!

В ближайших кустах послышались всхлипывания. Раздвинув ветки, путники увидели плачущего беззубого старика. Это был русский дон Корлеон или по отечественному — Соловей-разбойник.

— Ну, ты чего разревелся-то, гей? — миролюбиво спросил Зигмунд.

— А что сразу пидором обзывать…, — продолжил хныкать Соловей.

— Да ладно, мы народ толерантный, если ты так нетрадиционно привык свои половые потребности утолять, то нам без разницы. Вот только из одной рюмки с тобой пить мы не будем, уж извини, — резюмировал Афоня.

— Да не пидор я, не пидор, — вновь завыл старик.

Друзья успокоили престарелого разбойника, и он поведал им историю своей жизни.

История жизни Соловья-разбойника, записанная с его рассказа

Детство у меня было, не приведи Господи. Я был первым ребенком в княжеской семье, но незаконнорожденным. Это видно и сыграло свою роль в моей судьбе. Понятно, что всю жизнь со мной случались всякие неприятности. Батяня мой — князь, отослал меня подальше — на дальний кордон, чтобы я ему родословную не портил. Статью, как вы видите, я не удался — макроцефал, ноги кривые, одним словом всю жизнь надо мной издевались все без исключения: и братья с сестрами, и ребятня в деревне. Даже взрослые пьяные мужики не пропускали возможности дать мне подзатыльник или крикнуть в след обидное — урод в жопе ноги. Из всех детских умений мне на славу удавался лишь художественный свист, за что я и получил прозвище — Соловей. Меня даже на свадьбы приглашать стали, для музыкального сопровождения торжества.

Понятно, что такой расклад в детстве повлиял на мое мировоззрение и характер. То, что всем детям легко доставалось из родительской любви и умиления, мне приходилось воровать или брать самому силой. Меня ловили на этом самом воровстве и нещадно били. Каждому приятно навтыкать воришке, а если он еще и «урод-в-жопе-ноги», так это становится любимым занятием для нормального человека, который, таким образом, пусть исподволь, но пытается исправить ошибку природы и сжить со свету эстетический позор рода человеческого.

Одним словом, били меня часто и сильно. От этого я становился лишь изобретательнее в своих воровских делах, а характер менялся далеко не в самую лучшую сторону. Как это часто бывает у уродов, когда природа обделяет в одном, то дарует в другом. Так и меня, наградив слабыми ногами, природа, не без моей помощи, помогла накачать мышцы грудной клетки. Да, у меня и сейчас бицепс шестьдесят сантиметров в обхвате, терминатор Шварценеггер отдыхает. Повзрослев, я уже спокойно мог гнуть пальцами пятаки, руками кочерги, а свистом останавливал стадо коров или табун лошадей.

С такими-то умениями, я вскоре стал давать сдачи своим обидчикам. Сначала ровесникам, а потом и парням постарше. Вскоре я держал в страхе всю деревню и мне выросшему в нелюбви, никого на этом свете не было жалко. Я уже не воровал, я просто отбирал то, что мне нравилось, девок и баб насиловал, а парней и мужиков просто калечил. Когда я шел по деревне, то все прятались. Но и такая безраздельная власть над отдельно взятой деревней приедается, и я пошел в люди, а вернее на большую дорогу. Там познакомился с князем Олегом. Он как раз собирался Аскольду накостылять и Киев отвоевать. Но и с ним сотрудничество не заладилось. На фиг мне его имперские замашки, да войны с хазарами! И решил я стать русским Робин Гудом, то есть снова пошел на большую дорогу, что проходит из варяг в греки.

Куражился я долго, перебираясь с одного торгового пути на другой, грабил караваны. Так я создавал собственную империю в рамках отдельного государства. Села и города обкладывал данью, причем брал только провиант и девственниц. Надо заметить, что природа наградила меня еще и огромным мужским достоинством и неутомимостью в постели. Словом, редкая девица выживала со мной дольше месяца. Потом чуть живую, я отпускал ее на все четыре стороны. Да вот только не уходили они от меня. Бывало, какая оклемается после моих половых извращений, раны на причинном месте затянутся, попытается выйти замуж. Ан, нет! Не может ей счастья принести ласковый муженек с детородным органом классических параметров. Бабе побывавшей у меня, уже начинает не хватать моего напора и безумного, а зачастую извращенного звериннного секса. Вот они и убегали от благоверных обратно ко мне. Так и скопилась у меня целая армия наложниц. Любая за счастье считала, когда призывал ее провести ночь.

Слыхал я, что в Индии, есть такая книга про трах между мужчиной и женщиной, «Кама — сутра» называется. Вот любопытно было бы посмотреть. Думаю у меня за всю мою половую историю, нашлось бы немало, чего добавить в сей трактат о любви.

В общем, жил я, не тужил не одно десятилетие. Детей вот только не народил, видно деревня наша находилась в местах радиоактивной аномалии или, просто, я такой мутант сам по себе, то есть от природы.

А надо заметить, что разбойничал я, не применяя свою буйволинную силу, а обходясь одним лишь посвистом. Сильно, то есть, я преуспел в деле сногсшибательного художественного свиста. Бывало, едет караван, а я на дубе сижу, курю. Потом как свистану во всю пятерню — всадники и возницы на земле, барабанные перепонки лопнули, из ушей кровь, кони с ног валятся. В общем: сопли, кровь, говно и пыль. Ну, а дальше все по обычной схеме рэкетирского ремесла — таксу за проезд установил, все ценное отобрал, мужикам по мусалам, баб на цугундер и следуйте далее на все четыре стороны.

Все бы так и шло, если бы Илья из Мурома не пришел. Ой, видели бы вы его в возрасте Христа. Кулачища с коровью голову, шея под сорок пять градусов в плечи переходит. Бицепс — не обхватишь, а спиняра, что баржа для перевозки леса. Удалец, одним словом! Я поначалу думал так себе, очередной культурист пожаловал. Нет, оказалось, настоящий русский богатырь.

А мне в ту пору сильно нездоровилось. Захватил я намедни цыганский табор. И была в нем красавица — цыганка Изергиль. Ясное дело в первую очередь она у меня в постели оказалась. Уж я ее и так и эдак, а она знай, твердит: «давай еще». Впервые мне такая ненасытная любовница попалась. Даже размеры моего члена на нее никакого впечатления не произвели. Знай себе только во все свои мыслимые и немыслимые места его пристраивает и требует продолжения полового банкета. Впервые я тогда под утро выдохся. Раздосадованный развратностью Изергиль и ее ненасытностью, прогнал я ее, проститутку этакую, вон. А напоследок сказал, чтобы моей дорогой боле не шлялась, нечего шлюхам делать на дороге, где порядочные люди ездят, а другие порядочные люди их грабят. И как оказалось, прав был в своем решении. На третий день такие рези и боли в члене стали приключаться, что аж в глазах темнело. Наградила меня эта потаскуха триппером, да таким, что ни в сказке сказать, ни пером в медицинской энциклопедии описать. История, таким образом, подтвердила правильность моего запрета на присутствие шлюх на торговых путях, нечего заразу распространять и дурные болезни сеять.

Вот тут то, и Илюха подрулил и права качать начал. Теперь представьте, с каким настроением я на баталию вышел. Деморализован был фактически полностью. Муромец же об отсрочке поединка ничего слушать не захотел, размахнулся и со всей своей дури вышиб мне все зубы. Но, как оказалось, это было только начало. Метелил он меня три дня и три ночи. От стресса у меня даже триппер прошел, но зато могучий понос открылся. Удристал я тогда всю округу, думал дизентерия, но, оказалось, от нервов, потому что все болезни от нервов.

Сначала, Илья меня по всей Руси возил, народу показывал, свистеть я уже с былой удалью не мог, так как милостью Муромца лишился всех зубов. Поэтому во время демонстрации насвистывал «Соловья» Алябьева, «Танец с саблями» Хачатуряна и уже начал разучивать «Боже царя храни» с импровизациями.

И снова народ смеялся и обзывал меня «уродом-в-жопе-ноги», как будто у них самих из жопы руки растут. Так история, сделав свой виток, вернулась в то же самое место. Снова я был, как маленький ребенок-уродец, а вокруг здоровые и жестокие люди. Илья, выпустив за время нашей битвы боевой пар и пыл, меня больше не поколачивал, но на душе от такого неприязненного ко мне отношения окружающих все равно было очень муторно. Помню, в Смоленске привязался к Муромцу один итальянец, звали его Давинча. Продай, говорит, мне своего голема, я его формалином от вшей обработаю и в кунсткамеру определю, да портрет его напишу, чтобы остался в науке и искусстве великолепный экспонат-экземпляр — Уродавжопеноги.