Сто страшных историй - Генри Лайон Олди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Откуда вы знаете?
— Я старший дознаватель, — господин Сэки вздохнул ещё раз. — Это значит, что я долго был просто дознавателем. Я сменил достаточно слуг, чтобы приобрести необходимый опыт. Я видел, как меняют слуг мои сослуживцы, это тоже сыграло свою роль. Вас ждёт та же судьба, не сомневайтесь. И потом…
Я отступил на шаг, когда начальство стало прежним.
— И потом, что это ещё за капризы? Берите, что дают, и благодарите!
— Спасибо, Сэки-сан!
— Не слышу!
— Премного благодарен, Сэки-сан!
— Уже лучше. Считайте, что Широно достался вам от покойного дознавателя Абэ в наследство. Наследство — это хорошо, поняли?
— Да, Сэки-сан! Наследство — это хорошо!
Что ещё я унаследую? Жену дознавателя Абэ? Детей? Имущество? Имя?! Я уже представлял, как после смерти меня кладут в могилу к дознавателю Абэ, дабы мы окончательно воссоединились, но печальную картину разрушил истошный вопль за воротами:
— Фуккацу! Я хочу доложить о фуккацу!
— Это к вам, Рэйден-сан, — заметил Сэки Осаму, поворачиваясь, чтобы идти.
— Ко мне?!
— К кому же ещё? Вы тут самый трезвый. Секретарь Окада примет заявление, а потом направит заявителя к вам в кабинет. Уверен, это дело не окажется слишком утомительным. Что-то подсказывает мне, что оно вряд ли пойдёт по ведомству Дракона-и-Карпа. Обычное фуккацу, каких двенадцать на дюжину…
— Но я…
— А вы что себе думали? Три особых дела в год, а всё остальное время сиди-прохлаждайся?! И не надейтесь! Живо приступайте к выполнению своих обязанностей!
— Слушаюсь, Сэки-сан!
Не дожидаясь, пока стражники откроют ворота, я рысцой припустил к управе. Обернулся, махнул Широно рукой: «Задержись! Прихвати одежду и следуй за мной!»
Верзила всё понял в лучшем виде.
Глава вторая
Пустые формальности
1
«Хватит нести околесицу!»
— Ваше имя?
— Котонэ. Котонэ с Малого спуска.
— Я вижу перед собой мужчину, но вы представляетесь женским именем. Почему?
— Потому что я женщина! Мать этого мерзавца…
Тщедушный человечек тычет сухонькой лапкой себе в грудь:
— Видали? Убийца! Скажите, у вас нет еды?
— Еды?
— Хоть чего-нибудь, а? Горстку риса? Дюжину чёрных ос?
— Чёрные осы? Что за ерунда?!
— Вы никогда не ели чёрных ос? Жареных шершней? О, как они похрустывают на зубах…
И добавляет свистящим шёпотом:
— Умираю от голода…
Я прихватил из дома пару рисовых колобков, завёрнутых в бамбуковые листья. Во время попойки всё думал достать их из рукава, закусить, да как-то не собрался. Неловко есть в компании, когда остальные пьют без закуски. Если же разделить колобки между сослуживцами, выйдет по три рисинки на брата. Только брюхо дразнить! И наконец…
Короче, вот они, колобки.
— Берите. Э, куда вы хватаете! Один берите, второй мне.
Он глядит на второй колобок, не моргая. Глаза блестят от слёз. Так тонущий смотрит на доску, проплывающую мимо, вне досягаемости рук несчастного. И что вы думаете? Я сжалился? Решил остаться голодным в пользу бедолаги? Вы правильно думаете. Я прибираю второй колобок, откладываю в сторону, накрываю листьями. Сурово хмурю брови: нечего, мол, руки тянуть!
— Вы сказали: убийца. Это ваш сын убийца?
— Кто же ещё? Он, гадина…
С набитым ртом он (она?) говорит на удивление разборчиво. Ну да, заявитель и в кабинет ко мне явился с набитым ртом. Что бы там у него ни было — прожевал, проглотил, запросил новой еды. Харчевня ему тут, что ли?!
— Имя вашего сына?
— Мэмору.
— Имя вашего мужа? Отца Мэмору?
— А на что вам его имя? Он и помер-то давно. Животом маялся, кряхтел да и помер…
— Имя вашего мужа! Отвечайте!
— Коширо, разносчик тофу[3]. Этот, — лапка снова тычется в грудь, — сынок мой, гори он в аду, тоже разносчик. Вся семья наша тофу промышляет… Да вы кого хочешь в квартале спросите! Наш творог самолучший…
Как он разносчиком-то трудится, а? Такой плюгавый? Видал я разносчиков — на плечах шест, на шесте корзины по три штуки с каждой стороны, в корзинах товара горой… Доска для нарезки, нож, кипа промасленной бумаги. С другой стороны, среди тех, кого я видал, тоже богатырей не наблюдалось. А таскали — любо-дорого поглядеть! Сенсей Ясухиро говорит, сила не в мышцах, а в сухожилиях. Ну, не знаю, может, и так…
— Оставим творог в покое. Вы заявляете о фуккацу и обвиняете вашего сына в убийстве. Я всё правильно понял?
— Куда уж правильней! Я старая мать этого негодяя, зовут меня Котонэ. Он меня давно уморить хотел. И никчёмная я, и лишний рот в семье… Вот, добился своего, выползень.
Разносчик перхает дробным старушечьим смешком:
— И не думал, небось, что так выйдет. Не думал, а? Вот теперь я в твоём теле, сукин ты сын! Ладно, не сукин, нечего на себя напраслину возводить… В твоём я теле, змей подколодный! О чём сообщаю властям по всем правилам.
Случайность, отмечаю я, не спеша выяснить, каким способом разносчик Мэмору прикончил свою злоязычную матушку. Разносчик ты или князь, только никто в здравом уме не решится на убийство, памятуя о законе будды Амиды. Значит, убил непредумышленно. Успею выяснить, не к спеху.
«Уверен, — сказал мне господин Сэки, — это дело не окажется слишком утомительным. Обычное фуккацу…» Похоже, вы правы, Сэки-сан. И знаете, строго между нами: я хорошо понимаю этого разносчика тофу. Я знаком с его мамашей всего ничего, но мне уже самому хочется её удавить.
— Соседи подтвердят, что вы — это вы?
— Соседи? А чего ж им не подтвердить? Я про них всё помню, всё до последней гадости! Как начну говорить — не остановят. Пусть только попробуют отрицать, я им всё выложу, каждый грешок на ладошку…
Она (он?) тарахтит без устали, оправдывая имя[4]. Я не слушаю. Ладно, пусть будет он — к чему всё время дёргаться, путать женское и мужское? После выдачи грамоты о фуккацу старая Котонэ с Малого спуска окончательно превратится в Мэмору. Мать станет сыном, обретёт все необходимые права на дом, имущество, жену Мэмору, наконец, если разносчик женат. Мне неприятно думать про это — очень уж история напоминает мою собственную, когда после похорон бабушки мой отец стал сперва бабушкой, а затем, согласно грамоте, вновь отцом, мужем моей матери.
Моя любимая бабушка и эта вредная старуха? Ничего общего!
Дознание превращается в пустую формальность. Если бы
