Фонарик - Леонид Фролов

— Слушаю вас! Что вы молчите?

— Я сейчас буду говорить. Вы записывайте, — сказал Вовка, облизывая ссохшиеся губы.

— А что вы будете говорить? — насмешливо поинтересовалась женщина.

— Про Митькину маму.

— Мальчик, здесь не детский сад, — строго сказала женщина.

Вовка насупленно затих. Молчала и женщина.

На линии что-то пощелкивало и гудело.

— Тетенька, — решился Вовка. — Я немного наговорю, только на три рубля.

На том конце провода повесили трубку. Частые гудки оглушили Вовку. Он постоял расстроенно и тоже повесил трубку.

Хоть бы спросила о чем-нибудь, а то и разговаривать не стала. Наверно, Вовка неправильно что-то сказал. Ну, конечно, неправильно! Надо было фамилию сразу назвать, про Микулину, мол, Надежду Матвеевну, а также и про других доярок колхоза имени Жданова. А он: «Про Митькину маму…» Эх, тюха-пантюха… Придумал тоже…

Митька подпрыгивал на улице под окном, льнул лбом к стеклу. Вот ведь и не поверит еще, не звонил, скажет, струсил.

Не попробовать ли еще разок? Эх, была не была…

И когда Митькино лицо снова оказалось на уровне нижнего переплета рамы, Вовка снял трубку.

— Пятый.

Ну, с телефонисткой-то проще, а вот как быть с той…

— Редакцию.

И опять усталый голос ответил Вовке:

— Слушаю вас. Антипова.

Вовка как с обрыва прыгнул.

— Тетенька, — начал он срывающимся голосом. — Я же про передовую доярку, про Микулину Надежду Матвеевну… Ей премию председатель колхоза выдал… Я и цифры все знаю про нее…

— Мальчик, не мешайте работать, — сказала сердитая женщина. — Смотри узнаю, откуда звонишь, и милицию вызову.

У Вовки волосы взмокли. Он метнулся от телефона к окну и в ту же секунду оказался на улице.

— Ну как? — спросил Митька.

— Как, как? Давай-ка побыстрее отсюда!..

В переулке, отдышавшись, Митька снова спросил:

— Да что такое случилось?

— «Что, что?» Она милицию грозится послать.

— Кто «она»?

— Ну, эта… Из редакции… с которой я разговаривал.

— А мы окно-то в учительской закрыли? — спросил Митька.

— Не знаю, — упавшим голосом проговорил Вовка. — Не помню.

«Почему так? — мучительно раздумывал он. Всего ничего было — фонарик подобрал. И началось. И завертелось. Как же теперь-то быть? Ведь рано или поздно узнают люди, что «жучок» у Васи-сельповского. Прижмут его, прохиндея. А у него не заржавеет, и скажет: «Знать ничего не знаю. Мне Воронин продал. Аркадий Ильич свидетель…»

Что делать теперь?..»