Заклятие счастья - Галина Романова

– То, возможно, я была бы сейчас счастлива, – закончила за мать Александра и села за стол.

– Ты? Счастлива? С этим Ихтиандром? – Мать едва не задохнулась от возмущения.

Тоже села за стол к своей тарелке, со звоном швырнула вилку на стол, сердито запыхтела, рассматривая дочь с прищуром, будто видела впервые.

– А может, мы все-таки опоздали? Может, он все-таки обесчестил тебя? Не в тот день, а днем раньше? А? Шура?

– Нет. Он не успел меня… обесчестить. – Саша криво ухмыльнулась, материнского прищура она давно не боялась. Уже лет десять как. – Мы просто целовались.

– Ага! И были при этом почти голые! – закричала мать возмущенно и тут же, покраснев от смущения, принялась терзать сырники вилкой, превращая их в комочки.

– Мы были в трусах, – вежливо, но твердо сказала Саша. И вдруг странный бунтарский дух, давно дремавший, заставил ее проговориться. Впервые за столько лет. – Но не исключаю, что я сняла бы их сама, не явись вы так не вовремя.

– О боже! – Мать оставила сырники в покое, поставила с грохотом локти на стол, спрятала лицо в ладонях и забубнила, забубнила сердито: – Знаешь, чем бы это кончилось? Все эти твои забавы с мускулистым подонком? Он бы обрюхатил тебя, малолетнюю дурочку, и смылся бы. А ты осталась бы с несмываемым позором здесь жить! В этом городе!

– В этом городе в таком случае я осталась бы с ребеночком, а не с позором, – и она уставилась на мать тем самым взглядом, за который бывший муж ее и возненавидел. – А потом Сережа, возможно, к нам вернулся бы.

– Когда?! – фыркнула из-под ладоней мать.

– Когда все утряслось бы. Когда вы перестали бы ему грозить тюрьмой. И мы бы жили долго и счастливо. Я, Сережа и наш ребеночек, которого ты окрестила позорным…

Она вдруг расстроилась. Стоило на мгновение представить милое, незатейливое счастье с Сережей и их общим ребеночком, что расстроилась почти до слез.

Наверное, им было бы хорошо вместе. Он был очень славным – этот веселый, загорелый дайвер. Он всегда находил какие-то такие беспечные, правильные слова, что становилось все сразу понятно. И уходило волнение. И хотелось смеяться. И бояться, казалось, нечего.

Саша отодвинула тарелку с нетронутыми сырниками. Поднялась, поблагодарила мать за завтрак и ушла к себе. Дверь заперла на ключ, чтобы матери неповадно было к ней соваться и начинать советовать повнимательнее присмотреться к Вадику Илюхину – сыну ее приятельницы. Или быть повежливее с Серафимом Ильичом – это Сашин начальник. Оба казались матери достойными претендентами. Оба оказывали Саше всяческое внимание, не раз приглашали ее отужинать с ними в ресторане и задаривали ненужными, на Сашин взгляд, подарками.

Она сейчас не хотела ничего о них слышать. Вообще ничего! Ни об их достоинствах, ни о перспективах ее обеспеченной жизни, прими она их предложения. Ничего! Ей сейчас хотелось думать о Сереже. Думать, вспоминать, чувствовать снова то забытое волнительное предвкушение наслаждения, которое у нее потом так ни разу и не повторилось.

Интересно, где он теперь? Где-то же он есть, так? Он не мог бесследно исчезнуть! Он не мог погибнуть или попасть в переплет! Слишком оптимистичной была его улыбка. Слишком правильными, хоть и беспечными на первый взгляд рассуждения. Слишком бескорыстными помыслы.

«Ты – мой единственный грех, девочка моя, – шептал он ей накануне того дня, когда их застукали в женской раздевалке. – Ты – мое грехопадение. Ненавижу себя за это, но не могу ничего с собой поделать. Ничего… Хочу тебя…»

Даже сейчас Саша задохнулась, вспомнив, как звучал его голос.

Интересно, он вспоминал о ней хоть раз за эти годы?..

Глава 2

– Сергей Иванович, к вам можно?

В дверь, давно не крашенную, скрипучую и кособокую, осторожно стукнули. И снова вопрос:

– Сергей Иванович, к вам можно?

Теща!

Огромных размеров, грудастая тетка, с копной черных, не поддающихся времени, кудрей. Глазастая, ротастая, громогласная. Только она называла его в этом доме на «вы» и по имени-отчеству. Не из уважения, нет. С издевкой называла. С намеком на то, кем бы он мог стать, но так и не стал. Чего бы он мог добиться, но так и не добился. Куда бы мог взлететь, да так и остался на серой бетонке взлетной жизненной полосы.

Облупившаяся краска зашуршала и посыпалась на пол. Это тещина ладонь, напоминающая Сергею теннисную ракетку, поползла по двери. Сейчас теща упрется в дверь своей мощной грудной клеткой, надавит, незапирающаяся дверь поддастся. И наглая баба влетит в их с Таней крохотную спальню, больше напоминавшую кладовку, только с окошком. Маленьким и пыльным и даже без занавески. И Сереже иногда чудилось, что теща наблюдает за ним сквозь мутное стекло ночами. Все ли он правильно делает?..

Теща сейчас ворвется в спальню, а он под одеялом голый, между прочим. И тут же станет ныть противным голосом и учить его. Учить и ныть. А он даже сбежать от ее нытья не сможет, потому что голый.

Сережа повернулся на бок. Нашел взглядом на спинке стула свои шорты, потянулся и…

И опоздал. Дверь с противным визгом распахнулась. Теща влетела в их с Таней каморку, встала на пороге, сразу заполнив собой весь дверной проем.

– Спите, Сергей Иванович?! – прошипела она, рассматривая очертания его тела под тонким одеялом. – Время к полудню, а вы все спите?!

– Проснулся, – нелюбезно ответил Сережа и резко сел, кутая в одеяло то, что было ниже пояса. – Вы что-то хотели, Ангелина Степановна?

– Я?! Хотела?! – фыркнула она, брызжа в его сторону слюной. – А вы?! Вы ничего не хотели, Сергей Иванович?!

– Например?

Он дотянулся до своих шорт, вдел в них голые ступни, натянул до коленей, вопросительно глянул на тещу. Но та будто и не заметила его выразительного взгляда.

– Например, на работу устроиться не хотели бы?! Вы сколько уже у меня квартируете, Сергей Иванович?

– Две недели, – послушно ответил он и подтащил шорты еще повыше.

– Две недели! Целых две недели! А воз и ныне там! Доча уже вовсю работает, а вы… Вы зад пролеживаете на моей, между прочим, кровати!

Кровать была отвратительной. Старой, визгливо скрипучей. Пружины ветхого матраса без конца впивались в ребра. И Сережа с удовольствием спал бы в маленьком домике в саду на раскладушке, но Таня не позволила. С чего-то решила, что мама обидится, если они уйдут ночевать в сад. На его взгляд, ее маму обижал сам факт его существования. А где он станет спать, есть и дышать, уже значения не имело.

– Что вы мне на это скажете, Сергей Иванович? – Тещины мощные кулаки уперлись в толстые бока.

– Что конкретно вас интересует?

Он подавил невольный зевок. Зевать при теще было нельзя. Сочтет за неуважение и не уберется из этой комнатки еще полчаса. А ему в уборную приспичило. И на воздух отчаянно хотелось. В спаленке было душно, потому что мутное оконце не открывалось. К тому же теща, кажется, высосала весь воздух, вздымая громадную грудь. И пахло от нее как-то отвратительно. Всегда! Какой-то прокисшей едой.