Бой без выстрелов - Леонид Бехтерев

4

В тот день на вокзале сошлись пути главных героев нашего повествования. Лидия Тарасова оказалась здесь после того, как отдала свой талон на право первоочередной эвакуации. Она готовилась покинуть город, но встретила врача Фридман. Та горько плакала.

— Что с вами? — спросила Лидия Григорьевна.

— Беда. Мне не дали эвакуационного талона. Без него кто же возьмет меня? А пешком с двумя детьми мне не уйти. И оставаться нельзя. Что делать, что делать?

Лидия Григорьевна обняла женщину и сказала:

— Воспользуйтесь моим.

— А как же вы?

— Я одна, как-нибудь выберусь. — И отдала просиявшей женщине свой эвакуационный талон.

А потом на вокзале она вовсе забыла о себе. Это была мужественная женщина, принявшая боевое крещение еще в гражданскую войну.

…Случилось это в прикаспийском городе. Лидия Григорьевна, тогда молодая медицинская сестра, дежурила в красногвардейском лазарете. Закончила вечернюю раздачу лекарств. Врач обошел тяжелобольных. «Дежурство у вас, Лидочка, будет спокойным, — сказал он сестре. — Можете спать. Я пошел — компания ждет, пулечку разыграем… Приду утром…»

Но спать не пришлось, дежурство оказалось необычным. Вскоре после полуночи в городе вспыхнула стрельба, по улицам носились всадники в лохматых папахах и горских бурках. Выздоравливающий солдат, стоявший на посту, вбежал в лазарет: «В городе банды имама Гоцинского…» Лидия знала, что имам Гоцинский объявил газават — священную воину Советской власти и зверски расправлялся с ее сторонниками. Знала и то, что красногвардейцы ушли из города. Еще днем проводила мужа — Герман был фельдшер и сопровождал отряд в походе. И молодая женщина решила: «Наши скоро возвратятся. Надо держаться».

— Бандитов в лазарет не пустим! — сказала она раненым.

Из склада достали винтовки, патроны, раздали больным, кто мог держать оружие, санитарам.

Лазарет размещался в старом мрачном здании с толстыми стенами и узкими окнами.

— Окна бы надо закрыть, сестрица, — предложил один из раненых.

— Матрацами? — спросила Лида.

— Слабовато… Мочало не остановит пули…

Тогда вспомнили о складе — там были мешки с мукой. Окна закрыли матрацами, а потом — мешками с мукой.

Утром пришла в казармы небольшая группа красногвардейцев. Она присоединилась к защитникам лазарета.

Банды Гоцинского охватили город со стороны гор и заняли его. Несколько раз подскакивали бандиты к лазарету, но получали отпор и откатывались. Потом началась настоящая осада. Среди защитников появились раненые и убитые. Лазарет вел бой, командовала которым медсестра Лидия Тарасова.

Раненые слышали, как у вокзала разгорелась жаркая перестрелка. Красногвардейцы возвратились, но отбить город собственными силами не могли. На помощь пришел пролетарский Баку. Через двое суток город снова стал советским.

Когда Лидия встретилась с мужем, Герман стал обдувать ее волосы: «Мукой запорошило». Но то была не мука — прядь волос у молоденькой медсестры побелела, оставив на всю жизнь памятную метку.

…Пришел на вокзал врач Георгий Самсонов, стройный, подтянутый, в военной форме. Пришли Михаил Ефремович Чеботарев и его жена Мария Федоровна.

Чеботарев еще вчера на совещании в военном госпитале, где он работал начмедом, решил, что остается в городе. И доказал товарищам, что именно ему, а не кому-нибудь другому надо остаться. Уже вчера стало ясно, что всех раненых эвакуировать не удастся. Кому-то надо их здесь лечить, присматривать за ними. Кому же, как не ему, Чеботареву, доказывал Михаил Ефремович. Он — беспартийный, работает по вольному найму.

— Да и стар я по горам ходить, — говорил Чеботарев, — не дойду. А здесь еще пригожусь. Вы говорите — опасно. А где нынче безопасно? Во время войны страшно от насморка помереть, вот что я вам скажу.

И остался со своей Марией Федоровной, с которой не разлучался ни на один день за последние двадцать лет.

Собравшиеся врачи встретили на вокзале и старого хирурга Самарина. Тяжелой шаркающей походкой шел он вдоль эшелонов. То, что он увидел, потрясло старика.

— Что с вами, Митрофан Петрович? На вас лица нет…

— Здравствуйте… — Он вяло пожал руки коллег. — Посмотрел — и сердце так сжало, что хоть на асфальт ложись…

Крупную, в синих узлах вен руку Самарин прижал к груди, как будто этим можно было успокоить сердце. Глубоко вздохнув, добавил:

— Слава богу, что вас встретил. Вы же не уедете без них? Что-то делать надо, а что — ума не приложу.

— Шли бы вы, Митрофан Петрович, домой. Право же, отлежитесь денек-другой, — тепло говорил Самсонов. — А мы? Куда же мы от раненых!

Самарин ушел, а Самсонов и другие врачи остались — помогали раненым, давали советы, мучительно раздумывали, как спасти людей, но не находили того верного средства, которое могло бы отвратить беду.

В это время появился на вокзале Ковшов. Увидел раненых, послушал стоны и крики, вспомнил возмущение тех солдат, что встретил на дороге: было им чем возмущаться!

Присматриваясь к сосредоточенной работе женщин, Ковшов мысленно отметил: «Делают то, что надо делать неотложно. А что дальше? Что завтра?» Это уж ему решать. Теперь он в ответе за всех беспомощных, страждущих людей. Группа врачей двигалась по перрону ему навстречу.

— Петр Федорович, какими судьбами? — спросил Самсонов. — Я слышал, что вы уехали.

— Вот, вернулся. А судьбу вы видите. — Он широким жестом показал на станцию. — Наша общая судьба.

Узнав, куда и зачем уносят раненых, Ковшов спросил:

— Сколько раненых осталось в городе?

Отозвался Чеботарев:

— Было в госпиталях более тридцати тысяч. В последние дни эвакуация шла интенсивно. Здесь два эшелона, третий на товарной. Из госпиталей забрали не всех…

— Да-а, — протянул Ковшов. — Что ж, которые остались — все наши. Правильно решили убрать их со станции. Из театра, после того как вынесем из вагонов всех, тоже надо убирать. При любых условиях нужно лечить.

— Уже начали перевязки, — сказала Лидия Григорьевна.

— Где же? — быстро спросил Ковшов.

— В санатории Пирогова.

Заметив остановившихся в нерешительности женщин с носилками, на которых лежал раненый, Тарасова быстро сказала:

— В санаторий Пирогова несите, родные.

— А почему именно в этот санаторий, Лидия Григорьевна?

— Во-первых, это близко от вокзала. Во-вторых, там в сохранности все имущество. А в-третьих, куда же кроме? Там теперь уже больше сотни носилок.

Ковшов с интересом присматривался к этой женщине, нашедшей, очевидно, самое правильное решение.

— Вот это здорово и правильно! — не удержался он от похвалы. — Пойдемте туда, товарищи, — пригласил он собеседников.

Врачи миновали полукруглую площадь с сиротливо и ненужно торчавшим поворотным кругом для паровозов, поднялись по крутой улице.

У входных ворот санатория стоял сторож с берданкой. Во дворе почти обычный порядок. Разве что бумажные обрывки остались от вчерашней эвакуации.

В густой тени высоких деревьев и санаторных корпусов стояло уже много носилок. Ряды их удлинялись — то и дело женщины ставили новые.

— Этого не сюда! Видите — ранение конечностей. Несите на площадку к столовой, — распорядилась пожилая женщина.

Ковшов мысленно отметил и это: сразу же идет первичная сортировка раненых. И еще отметил он — не слышно ни стонов, ни ругани. Около носилок женщины с водой, с немудрой, быстро собранной снедью. Вот медсестра в белом халате делает раненому укол… Нет, здесь не то, что на вокзале. Здесь уже порядок!

— А помещения почему закрыты? — спросил Ковшов.

— Послали за начпродом. Ключи у него…

Вскоре пришел Илья Утробин, остановился в сторонке, отдышался. Ковшова он выделил сразу — всех остальных знал, а этого видел в первый раз. Высокий, темно-русый, уверенный и спокойный, он понравился Утробину: на такого можно положиться. Самсонов представил Утробина Ковшову: «Начальник продснабжения госпиталя». Пожали руки, испытующе посмотрели друг на друга. Медленно, как бы прислушиваясь к своим словам, Ковшов сказал:

— Товарищ Утробин, здесь человек двести. Они нуждаются в помощи. Немедленной. Ваш госпиталь боеспособен?

— Госпиталь охраняется, в нем все цело.

— Работники?

— Многие еще в городе.

— Я думаю, это то, что надо, — обратился он к Чеботареву и Самсонову. Те согласно кивнули. — Распорядитесь, товарищ Утробин, вызвать всех сюда.

Во двор санатория имени Пирогова шли и шли женщины с носилками. Появилась линейка, запряженная парой лоснящихся от пота коней, на ней возили тех, кто мог сидеть.

В санаторий собирались врачи и работники госпиталя. Все почувствовали чью-то организующую руку. Ковшов собрал на первое совещание медицинский персонал. Попробовали свести воедино разрозненные сведения о раненых. Выходило, что в городе около двух тысяч раненых и больных военнослужащих Красной Армии. Большая часть — с тяжелыми травмами. Больные не способны себя обслуживать, нуждаются в немедленной помощи. Обработка раненых затрудняется тем обстоятельством, что водопровод и электростанция в городе выведены из строя — воды и света нет.