Нувориш - Ростислав Самбук

А не пошли бы вы все вместе, сплоченными рядами во главе с генералами и министрами куда-нибудь подальше?..

Иван Павлович даже точно определил место, куда должны маршировать ряды, на душе стало легче то ли от старого коньяку, то ли от перспективы, открывающейся перед ним.

«Обойдется, – успокоился окончательно, – как-то обойдется».

«Однако, – вдруг осенила новая мысль, – сколько же будет иметь сам Петр Петрович, если готов платить мне ежегодно такие деньги? Ведь еще и парням… Конечно, им меньше, но ненамного».

Впрочем, большой рыбе в большой воде плавать. К тому же, «Калашниковы» – Петра Петровича. Грузовики – Петра Петровича. Явки вокруг Ребровицы или Лижина – Петра Петровича. Сбыт товара – тоже его дело, а реализовывать такой товар надо ой как осторожно, чтобы милиция за хвост не ухватилась. В Министерстве внутренних дел группа борьбы с. организованной преступностью создана, даже не группа, целое подразделение, а милицейским капитанам и полковникам очень хочется доказать, что не даром хлеб едят.

– Кофе готов! – появился Петр Петрович. – Я сообразил по-турецки.

«Мне хоть по-абхазски», – подумал Иван Павлович, вспомнив, как когда-то в Пицунде пил на морском берегу под соснами неимоверно вкусный густой кофе.

Петр Петрович расположился в своем кресле, приветливо взглянул на Луганского, они чокнулись рюмками, зазвеневшими как-то особенно мажорно, и страх, притаившийся в глубине души Ивана Павловича, испарился, будто его и вовсе не было. Да и зачем думать о плохом, если аванс, считай, уже в кармане, на столе перед тобой выдержанный коньяк, а в квартире царит аромат настоящего бразильского кофе!

Я, ЛЕВКО МОРИНЕЦ

Бессонница уже вторую ночь терзает меня. Раньше все было прочным и надежным. Я, Лев Игнатьевич Моринец, чемпион Олимпийских игр по самбо, а значит, самый ловкий человек на свете и, кажется, все должно лечь к моим ногам. Потому что – один такой на свете! Первый! Всех победил! Никто не смог устоять передо мной, а были вроде бы и не хуже. Сам не знаю, как мне удалось разделаться с корейцем. Ускользал – и все. Еще и поглядывает этак, нахально усмехаясь. Небось, хотел разозлить меня, а тогда – конец. Однако, я не поддался на его выкрутасы. Секунд за двадцать до конца встречи все-таки бросил его, да так, что кореец едва поднялся. И уже не усмехался. Хотел подцепить и меня, но времени уже не осталось. Чуть ли не чистая победа.

Потом играли гимн, и мне хотелось петь. Вот только слов не знал, но шевелил губами, будто подпеваю. Теперь, когда все уже кончилось, умиротворение сошло на меня: не чувствовал мышц, их силы, стал словно невесомым, кажется, взлетел бы, и никаких гвоздей!

Кстати, кто из нас не летал во сне? Я, по крайней мере, летал и часто. Нет приятнее ощущения, шевельнешь рукой и паришь высоко-высоко, летишь над куполами церквей и современными высотными зданиями, а сердце переполняется гордостью, ведь лишь ты один можешь так – среди миллионов, миллиардов людей.

А потом проснешься и становится горько. Не налетался. Да и разве можно всласть налетаться?

Представляю, какие чувства испытывала булгаковская Маргарита, когда парила над Москвой. Убийственно! Вот и я чуть не взлетел, когда играли гимн. Как остался на пьедестале, сам не знаю.

Интересно, а как космонавты? Каково им в невесомости? Вот бы поговорить с Джанибековым или еще с кем-нибудь. Порасспрашивать. Наверно, все же летать, как Маргарита, приятнее. Ощущаешь упругость воздуха и лунного сияния, можешь тучку задеть рукой, спуститься к морю, глотнуть соленой воды с гребня волны, а потом снова к звездам.

А космонавты всегда в капсуле – нет, совсем не то ощущение. Даже если выходят в открытый космос. Конечно, приятно, когда вся земля под тобой и кажешься себе сверхчеловеком, но какой же полет без ветра?

Однако меня увело! Начал с бессонницы, а перескочил на космонавтов! Вот так всегда: есть во мне какая-то непоследовательность, метание, словно сам себя дергаю за веревочку, как дергал Карабас-Барабас Буратино. А я ведь не марионетка, не игрушка, а как-никак олимпийский чемпион. Вот снова надулся, будто мыльный пузырь, а что такое этот пузырь? Дотронься – пустота, шалтай-болтай, как писал, кажется, Маршак. Летает, сверкает радугой, радует глаз – и вдруг нету, взорвался, исчез, лопнул.

А может, и я похож на такой пузырь? Ношусь со своим чемпионством, но ведь завоевал я его за две секунды, когда удалось бросить корейца.

И снова, вероятно, лгу. Ведь для того, чтобы бросить корейца, три или четыре года вкалывал, как ненормальный, отказывал себе во всем, не пил кофе, ел то, что рекомендовали врачи и тренер, не обращал внимания на соблазнительные девичьи улыбки, знал лишь один маршрут: квартира на Печерске, парк для пробежек и тренировочный зал. Узкий круг, а еще меньше – круг интересов. Все подчинено одному: положить на ковер противника. Бросить через себя, да еще так, чтоб судьи глаза вытаращили и чтоб у зрителей и сомнения не возникло – именно ты победитель.

И вот наконец я, Лев Моринец, победитель. И не какой-то там, а олимпийский. Это случается раз в четыре года. С золотой медалью возвращаюсь домой. В родной Киев. Встречают с помпой: национальный герой. Речи, вечера, пресс-конференции, банкеты с коньяком и шампанским. А я не пью. Потому что не имею права потерять форму. Апельсиновый сок – это, пожалуйста, сколько угодно, можно и манговый. Только где нынче увидишь манговый? Даже новоиспеченные бизнесмены опускают руки. Но при проклятом застое, говорят, на улицах продавали плоды манго, однако, где тот застой? На какую свалку его вывезли? Мне, правда, застой до фени, но, если честно, то не совсем. И вот почему. Ведь через какой-то месяц и сам столкнулся с суровой действительностью.

Однако, все по порядку. У меня, Льва Моринца, чемпиона области, Украины и олимпийских игр, есть супруга Оксана и двое близнецов: Маша и Даша. Девчушкам по полтора года – хорошенькие, розовенькие, глаз не оторвешь. Нет у меня большего счастья, чем взять Машу на правую руку, Дашу – на левую, прижать к груди и стоять так посреди квартиры, наверное, с глуповатой улыбкой. Веса не ощущаю, да и сколько малышки весят? Но счастья полное сердце. Счастье даже выплескивается, брызжет из меня, как из русановских фонтанов, взмывает из меня на десяток метров, и я сам удивляюсь, почему обитатели соседних квартир не жалуются на меня? Либералы и филантропы…

Ради моих дочурок я готов на все. И вот Оксана приступает ко мне с разговором. Мол, близняткам нужны всякие там платьица, обувка, рубашечки, трусики и прочие мелочи. А моя любимая жена после родов еще не совсем пришла в норму: близнецов, видно, рожать особенно трудно. Вот и не работает, да и кому их доверишь?

Что я могу сказать любимой жене? Я, олимпийский чемпион, человек, известный во всем мире? Что деньги будут. Что я из шкуры вылезу, а Машу с Дашей обеспечу. И ближайшим путем направляюсь в Спорткомитет. Принимает меня сам председатель. Попробовал бы не принять! Конечно, я бы его не бросил, как того корейца, но побеседовал бы с ним на высоких нотах, как и пришлось говорить нынче. Оказывается, государство наше пока еще бедное, и каждый устраивается, как может. А мне следует где-то работать и получать купоно-карбованцы. Потому что слава-славой, почет-почетом, а деньги-деньгами. И председатель может предложить мне должность тренера в обществе «Динамо».

Я возразил, мол, у меня далеко идущие планы: хочется выиграть по крайней мере еще одну Олимпиаду. Не говоря уже о чемпионате мира. То есть, прозрачно намекаю: мне еще самому нужен тренер. И он, представьте себе, соглашается, но не менее прозрачно дает понять, что все теперь держится на спонсорстве, или, попросту говоря, на помощи чужого дяди. И чтобы я подыскал себе такого доброго дядюшку.

А я ему в ответ: кроме самбо, ничего не знаю, да и как могу знать, когда маршрут у меня один: квартира – тренировочный зал?

Поговорите с тренером, советует председатель, но не очень уверенно. Я эту неуверенность сразу улавливаю и говорю, что придется наняться куда-нибудь рэкетиром и бросить ко всем чертям спорт на веки вечные.

Председатель ужасается, поскольку я, как-никак, национальная гордость и в мою честь на Олимпиаде поднимали наш родной сине-желтый флаг. Однако все же повторяет, что цвета флага, к сожалению, не определяют степень богатства страны, и все, что он может, это назначить мне какую-то государственную стипендию в сумме столько-то тысяч купоно-карбованцев.

Я быстро подсчитываю: этого не хватит на обувь и платьица для моих близняток, не говоря уже о трусиках.

И тогда председатель снова возвращается к разговору о тренерской деятельности, напирая на то, что она будет практически почетной, зато получать я стану аж девять тысяч.

И снова я шевелю губами, подсчитывая: этих денег едва-едва хватит на экипировку для Маши и Даши, но ведь еще следует кормить девчат, а они крепенькие, здоровенькие, покушать любят, им уже не только каша нужна, а и мясо, желательно диетическое, и яйца, и сметана, и масло, и молоко с творогом, не говоря уже о хлебе и фруктах.