Нувориш - Ростислав Самбук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Афанасий Трофимович вылакал коньяк, закусил, демонстрируя интеллигентность, долькой лимона. Лишь потом разорвал пополам жареную курицу и стал разделываться с ней, сопя от удовольствия.
У Коляды тоже проснулся аппетит. Григорий многозначительно взглянул на Ивана Павловича, тот кивнул, подтверждая, что сам поведет машину, и Григорий налил себе полстакана. Остальное, без доли смущения, допил Афанасий Трофимович. Григорий думал, что от двух стаканов начальник станции хоть немного захмелеет, однако Афанасий Трофимович, видно, и в самом деле был крепко приучен к спиртному: смотрел на сотрапезников вполне осмысленно, язык у него не заплетался, лишь глубоко поставленные глаза потемнели, лицо стало красным, а на лбу выступили капли пота.
Афанасий Трофимович дожевал курицу, поел вареной картошки с кусками свинины и острым томатным соусом, скользнул взглядом по дипломату Луганского и заявил:
– Час расплаты настал.
– Двести сейчас, остальные после дела, – предложил Иван Павлович, правда, не очень решительно.
– Нет, сразу.
– А ты, Афанасий Трофимович, жадный. Еще неизвестно…
– Не боись, вагоны ваши простоят всю ночь. Как и договаривались. Что с ними станете делать – меня не касается.
– А если тебя попрут из начальников?
– Во! – скрутил фигу Козуб. – Разве я за вагоны отвечаю? Это дело нашей милиции – с бандитами расправляться.
– Нехорошие слова говоришь.
– А как вас величать? Господа-разбойнички?
– Ну вот, значительно лучше, – ухмыльнулся Иван Павлович. – Не так оскорбительно. – Раскрыл дипломат. – В каждой пачке – по пятьдесят. Тысячными купюрами.
Он бросил первую пачку Козубу, тот ловко поймал ее налету, надорвал и стал считать.
– Ты смотри!.. – не поверил своим глазам Иван Павлович. – Да все в ажуре, неужели собираешься пересчитывать?
– Верить – верю, но и проверить не помешает. Афанасий Трофимович считал внимательно, шевеля губами и причмокивая языком: все сошлось, другие пачки он затолкал, уже не проверяя, во внутренние карманы пиджака, с сожалением посмотрел на еще одну коньячную бутылку, но, видно, практическая жилка взяла свое – поднялся и предложил:
– Следуйте за мной. Покажу тот разъезд.
Они плутали пыльными грунтовыми дорогами и через четверть часа остановились у переезда.
– Здесь, – указал царским жестом Афанасий Трофимович, – здесь и будет стоять эшелон с контейнерами.
Луганский осмотрелся.
– Гениально, – одобрил. – Голова у тебя, Афанасий Трофимович, еще и в самом деле варит.
И правда, тут можно было подъехать к самой железнодорожной насыпи и, опорожнив контейнеры, раствориться в темноте.
Козуб помахал им рукой.
– Покедова, мальчики. У меня еще дела… Звоните, не забывайте.
«Москвич» дернулся, выпустив тучу сизого дыма, развернулся и исчез за поворотом. Луганский проводил его затяжным взглядом и сказал раздраженно:
– Вот уж скряга. Скупердяй чертов.
– Осуждаете?
Иван Павлович покачал головой.
– Да нет. Не был бы скрягой, хрен бы с ним договорились.
Не скажите: ведь триста пятьдесят кусков…
– Окупятся. Если твоя девка не нахомутала.
– Она не дура. Да и свою долю отхватила.
– Сто кусков – смешно.
– А моя любовь!.. Она, знаете, чего стоит!
– Твоя любовь, Гриша, и на трояк не потянет.
– Не забывайте о моральных издержках.
– Разве что.
Вспоминая нынче тот вчерашний разговор, Коляда подумал, что можно было содрать с Ивана Павловича штук тридцать за моральный ущерб, а он уложился тогда в значительно меньшую сумму – выходит, они квиты.
Григорий вытянул сигарету, перебросил пачку сидящим сзади, все задымили, и Луганский опустил боковое стекло. Он ехал семьдесят километров в час, как того требовал знак, правда, никто не обгонял их, стало трудно с горючим, и редко кто разгонялся хотя бы до девяносто километров.
– Задание ясно? – спросил Иван Павлович. – Главное – не медлить. До утра выгрести все из контейнеров.
– Управимся, – откликнулся Сидоренко. Он сидел на заднем сиденье с краю, единственный из всех не курил, принимая во внимание предупреждение Минздрава.
Олег Сидоренко когда-то, лет пять назад, завоевал звание чемпиона Киева по боксу в тяжелом весе, то есть был абсолютным чемпионом, и весьма гордился этим. Редко кому из боксеров удавалось продержаться на ринге против него три раунда, заканчивал бои, как правило, нокаутом, так и оставил бокс – непобежденным…
Луганский вспомнил о Сидоренко одним из первых, Олег согласился сразу, не колеблясь, как и Коляда, лишь заслышав, сколько будет получать. Это устраивало и Ивана Павловича: Коляда, Олег Сидоренко, Стеценко и Шинкарук, сидевшие сейчас в его «девятке», были как бы стержнем компании, именно компании, как называл ее Луганский, хотя и понимал, что наиболее подходит к ней слово «банда». Однако даже в мыслях не произносил этого слова: он, подполковник госбезопасности, уж никак не мог превратиться в вульгарного бандита. Экспроприатор – да, ликвидатор – пожалуйста, даже, куда ни шло – грабитель, но никак не бандит, ведь на борьбу с бандитизмом он потратил полжизни, и слово «бандит» у него ассоциировалось с подонком, а таковым Иван Павлович себя не считал.
Иван Павлович довольно усмехнулся: слава Богу, товар из контейнеров есть куда спрятать. Неделю назад ему позвонил Петр Петрович. Они встретились в парке возле Верховного Совета и посидели там на скамейке, уточняя все детали.
Петр Петрович просто излучал доброжелательность, от него пахло дорогим одеколоном, и, наверно, от этого запаха элегантный финский костюм Петра Петровича показался Луганскому еще шикарнее.
Петр Петрович взглянул на часы, давая понять, что ограничен во времени (часы, кстати, были золотые и браслет из того же металла), и попросил:
– Запомните три адреса. Прошу не записывать – это в ваших же интересах.
Иван Павлович кивнул, соглашаясь.
– В селе Михайловка по дороге на север от Лижина, найдете председателя колхоза Василия Михайленко. Легко запомнить: Михайленко и село Михайловка. У него во дворе большой сарай. Человек надежный.
– Запомнил.
– Вот и замечательно. Дальше: по дороге между Ребровицей и Черниговом есть село Кандаловка. От слова «кандалы». И живет в этом селе Петр Петрович Родзянко. Петр Петрович – как и я, а о Родзянко должны бы слышать.
– Председатель бывшей думы?
– Знание отечественной истории никогда не помешает. Обратите внимание, у Петра Петровича тоже большой сарай, я с ним уже разговаривал и он пообещал, что сие сооружение будет в полном нашем распоряжении.
– Подходит.
– Не то слово, дорогой Иван Павлович. Помощь этих людей – неоценима. Наконец – резервный адрес. На расстоянии двадцати километров от железной дороги, возможно, это и к лучшему. Ваши следы будут искать на отрезке Лижин—Ребровица и дальше в направлении Киева, а резервный склад и, вероятно, самый надежный будет в Поморовке, это на север от московской трассы. От Лижина направо, в сторону Батурина километров двадцать, потом налево. Найдете Криворучко Зиновия Богдановича, председателя колхоза. Заключите с ним договор на аренду артельной риги.
«Криворучко Зиновий Богданович, – повторил про себя Луганский. – Село Поморовка».
После встречи с Петром Петровичем Иван Павлович уже побывал во всех трех селах. Всюду его встретили приветливо, с раскрытыми объятиями. Петр Петрович пользовался огромным уважением и авторитетом среди председателей колхозов, Луганский определил это сразу. Правда, была деталь, на которую он не мог не обратить внимания: все трое как-то странно улыбались, когда Луганский сообщал, что прибыл по поручению Петра Петровича. Впрочем, так оно и должно быть: разве что дурачку непонятно – «шеф», как окрестил хозяина квартиры на Чоколовке Иван Павлович, Петр Петрович не просто так себе, а человек с размахом, связями и даже талантом.
Луганский представил себе, как улыбается Петр Петрович: в памяти возникли его розовые щеки, морщинистый лоб, темные, словно буравчики, глаза, хрящеватые уши. И вдруг вспомнил…
«Боже мой, – подумал, – какой же я осел. Это же Яровой, точно Яровой, бывший первый обкомовский секретарь».
– На сердце стало легко, будто сбросил тяжелейшую ношу – толкнул локтем Коляду и попросил:
– Прикури мне сигарету.
– Вы же, шеф, почти не курите…
Иван Павлович подумал, что сейчас, на радостях, он не только закурил бы, но и выпил бы полстакана водки. Однако лишь властно щелкнул пальцами, подгоняя Григория. Тот достал «Мальборо», прикурил, не прикусывая сигарету зубами, а только слегка коснувшись фильтра губами, подал, угодливо усмехаясь. Процедура с прикуриванием и то, что Коляда назвал его шефом – все это было по душе Ивану Павловичу: должна быть субординация, он сам называет шефом Петра Петровича, Коляда – его, и это правильно. В их неспокойной жизни дисциплина и порядок должны соблюдаться неуклонно.