Тайны древних руин - Тихон Пантюшенко

—Матрос!— вывела меня из раздумья Анна Алексеевна.— Ты что, рыбной ухи не любишь?

Я покраснел, да так, что Маринка, глядя на меня, расхохоталась.

—Не будем смущать молодого человека, пусть ест,— примирительно сказала Анна Алексеевна и, чтобы рассеять мое смущение, спросила:— А до призыва на военную службу работал или учился?

—Учился в педагогическом институте. Всего два месяца. А потом по новому указу пошел на службу.

—Неспокойное все-таки сейчас время. У нас тут разное болтают. Договор с Германией договором, а случиться может всякое. В этом году Маринка кончает десятилетку, да и не знаю, что делать. Боюсь ее отпускать. Заболталась я, а там, поди, все уже подгорело,— Анна Алексеевна быстро встала из-за стола и ушла на кухню.

Мне хотелось узнать, где сейчас военный летчик Хрусталев, но спрашивать об этом было неудобно, и я, чтобы не молчать, сказал:

—А вы молодец, Маринка. Завоевать шесть дипломов на таких соревнованиях по стрельбе не каждому под силу.

—Это у меня от папы. Он у нас был мастером спорта,— Маринка вдруг стала грустной.

Я понял, что с отцом ее что-то случилось. Может, погиб в воздушной катастрофе. Он ведь летчик. По тому, как Маринка перебирала бахрому скатерти, сплетала и тут же расплетала свисавшие кисти, видно было, что ду­шевная рана у нее еще свежа и всякое упоминание об отце приносит ей новые переживания. Страдания труднее других переносят матери и дети в юности. В этой семье были и мать, и дочь, которая только вступила в пору юности.

—Ну как вы тут без меня?— показалась в дверях Анна Алексеевна. В руках у нее была сковородка, на которой румянились дары моря.— Отведайте морского окуня. А вы знаете, что означает Балаклава в переводе с турецкого? Гнездо рыб.

Я этого, конечно, не знал, хотя помнил из истории, что город когда-то был завоеван генуэзцами, а потом, кажется, в пятнадцатом веке, захвачен турками. Не через Балаклавскую ли бухту крымский хан Менгли-Ги-рей вывозил в Турцию красивых невольниц, захваченных при набегах на южные окраины славянских земель? Мне пришла в голову мысль, что Анна Алексеевна вновь почему-то начала обращаться ко мне на «вы». Уж не обидел ли ее чем-нибудь ненароком? Кажется, нет. А Маринка — славная девчонка. Держится просто. На попытку Анны Алексеевны встать из-за стола и собрать посуду, она сказала:

—Нет, мама. Теперь твоя очередь отдыхать, а я приведу все в порядок и принесу вам холодненького компота.

Маринка прибрала на столе и, забрав посуду, ушла на кухню.

—Ну и на каком факультете вы учились?— спросила меня Анна Алексеевна

—На филологическом.

—Любите литературу?

—Да. И историю.

—Я тоже любила эти предметы. Изучала историю Крыма, диссертацию собиралась писать. Да, видно, не судьба. Остались мы с Маринкой вдвоем. Пыталась узнать... да где там.

О какой судьбе шла речь и о чем нужно было узнать— Анна Алексеевна так и не сказала. По всему было видно, что ей и Маринке очень трудно. Трудно еще и потому, что какая-то трагедия перемешалась с чем-то загадочным, непонятным. Жизнь— как наши дороги, которые мы выбираем и на которые волею обстоятельств мы вынуждены иногда сворачивать. У одних она проходит автострадой— широкой, прямой, гладкой, тянущейся далеко за горизонт; у других— проселочной дорогой, прихваченной первыми заморозками, ухабистой, затвердевшей, петляющей между холмами и глубокими оврагами.

—Вы хорошо помните историю Крымской войны? — спросила Анна Алексеевна.

—Это не то слово «помните». Я изучал ее.

—Даже так?

—Меня особенно интересовали события на участке линии Севастопольской обороны вблизи Балаклавы.

—Почему именно Балаклавы?

По тому, как оживленно и с каким нескрываемым интересом прозвучал вопрос, я понял, что затронул тему, которую изучала и сама Анна Алексеевна. Встречи людей бывают разные. Одни похожи на унылые пасмурные дни, когда с утра до вечера моросит мелкий дождь и кажется, никогда не будет конца плывущей массе свинцово-серых туч. От таких встреч становится тоскливо, и их стараешься обходить стороной. Но есть встречи, которые можно сравнить лишь с начинающимся летним днем. Еще не спала роса, еще от речки тянет прохладой, а восточный горизонт уже дрожит, ломается его четкий контур, и через минуту-другую воздух пронижут первые лучи восходящего солнца. Такие встречи не просто запоминаются, их постоянно ищешь, к ним всегда стремишься. Такой показалась мне и встреча с семьей Хрусталевых.

Кажется я замедлил с ответом, так как Анна Алексеевна повторила свой вопрос:

—Так почему же именно Балаклавы?

—Да вы же знаете, Анна Алексеевна, что Балакла ва была главными воротами, через которые союзники пополняли свою армию живой силой, снабжали ее провиантом и боеприпасами.

—А какое событие на этом участке обороны вы считаете самым значительным?

Похоже было, что Анна Алексеевна хотела выяснить не то, что, по моему мнению, было самым важным из давно отшумевших событий, а то, в какой степени я осведомлен о них.

—Балаклавский бой тринадцатого октября тысяча восемьсот пятьдесят четвертого года.

У Анны Алексеевны расширились от удивления глаза.

—Тогда ты должен знать и то, что русские войска дошли почти до самой Балаклавы.

Я заметил, что когда Анна Алексеевна особенно довольна мною, она обращается ко мне на «ты».

—Больше того,— продолжила она,— есть сведения, правда, только косвенные, что небольшой отряд русских войск прорвался к самой Балаклаве и захватил возвышенность, на которой находится ваш пост. В своей диссертационной работе я и собиралась доказать, что это не предположение, а исторический факт. Вот так, товарищ Нагорный. А материал у меня редкостный. Наверное, ты знаешь и то, что в конце первого тысячелетия Крым представлял собою вавилонское столпотворение: потомки скифов, тавров, готов, сарматов, аланов, хазаров, печенегов и кто знает, каких еще племен и народностей. А побережье Крыма заселяли славяне и греки. У меня сохранились фотокопии славянских письмен, найденных при раскопках древних поселений Алустона, Горзувита и Херсонеса. Тебе не приходилось видеть орнаментальную мозаику «уваровской базилики» в Херсопесе? Ну хотя бы на фотоснимках?

—Не посчастливилось.

—Жаль. Если представится случай, непременно побывай в краеведческом музее в Симферополе. Не пожалеешь.

—Анна Алексеевна, вы говорите, что собрали редкостный материал. Но он же теперь как зарытый клад. А разве это правильно?

Анна Алексеевна посмотрела на меня, перевела потом взгляд на узенькую полоску бухты, видневшуюся в окне, и, наверное, подумала: «Эх, молодо-зелено. Все-то вы знаете, на все у вас есть готовые ответы, а того не понимаете, что жизнь иногда так круто поворачивает в сторону, что все летит под откос, и тут уж не до диссертаций».