Происшествие в Драконьем городе - Светлана Алексеевна Кузнецова

— Ни один человек не знает, есть ли у ари Ранта дар и в чем он заключается, — согласился Тритон, — но заклинатели драконов не совсем люди и могут видеть неподвластное большинству.

Он наверняка хотел приободрить, но получилось иначе. Вит опустил взгляд и прикусил губу.

— Что не так, друг мой? — обеспокоился Тритон.

— Я пожалею, если скажу.

— Одним поводом больше, другим меньше, — фыркнул Тритон. — Вы и так будете клясть себя на чем свет стоит.

— Сразу после того, как избавлюсь от головной боли, — согласился Вит. Странно, но слова незнакомца удивительно совпали с его собственными мыслями.

— Вздор! — воскликнул и громко рассмеялся Тритон. — После хмельного меда папаши Ди похмелье не наступает, так что отговориться болезнью от совести вам не удастся. Ну разве лишь вы поймете, что не зря доверились именно мне. Некто из древних сказал: «Положившись в малом, раскроешь и душу».

— Опасные слова.

— И верные, — заметил Тритон. — Ну же, высокородный ари, отриньте чванливую гордыню и сословные предрассудки. В мире, где титул ари достается лишь одному из наследников, сложно наверняка сказать, не сел ли случайно за один стол с внуком императора по линии младшего сына, и действительно ли простолюдин зажигает фонари на Драконьем бульваре.

— Бросьте, Тритон, какие уж здесь предрассудки, — печально проговорил Вит. — Просто Рант мог быть не столь далек от истины. Среди академиков не принято ставить семьи в известность о сути дара учащихся, но ведь и тайны никто не делает. Какой в том смысл, если после выпуска и так будет всем ясно.

Тритон протянул руку и осторожно дернул его за прядку бордовых волос. Он тоже был пьян и имел право на некоторую фамильярность в общении.

— Зачем убеждать себя в худшем из возможных вариантов, если не в силах изменить произошедшее или узнать, что случилось на самом деле? — поинтересовался он. — К тому же мне кажется, ваш батюшка не любил суеверий. Вряд ли он испугался до разрыва сердца того, будто вы вернетесь в отчий дом и приметесь напропалую оживлять изваяния драконов, ну… посудите сами, бред ведь. Ни в одном историческом трактате не сказано о способности заклинателей драконов вызывать тех из небытия, например, из каменных статуй.

— Зато в них написано иное, — проронил Вит, и по его лицу прошла тень. Он набрал в грудь побольше воздуха, словно перед прыжком в воду, и проронил: — Вы правы, Тритон, мой отец не терпел суеверий и смирился бы с моим даром, если б… из-за него я не оказался бы действительно последним в роду.

Тритон хмыкнул.

— Я могу посоветовать сведущего лекаря, друг мой…

— Не поможет! — Вит на миг рассердился, но быстро унял злость. В конце концов, собеседник ни в чем не виноват. Более того, его следовало поблагодарить за прекрасный вечер и эту неспешную прогулку к дому. Вряд ли другой незнакомец оказался бы столь добр. — Простите, Тритон, дело в… не знаю, откуда подобное известно Ранту, но если он и сказал правду, то лишь в отношении того, что спутницами заклинателей могут быть лишь драконны, в смысле драконы женского рода, а они… убивают партнеров после… ночи любви.

— Какой вздор! — воскликнул Тритон. Он даже остановился и развернул Вита к себе лицом. В темноте его глаза слегка светились, и это казалось не только необычным, но и потрясающе красивым — словно отсвет драконьих «звезд».

Вит вгляделся в его лицо и с удивлением осознал, будто видит его едва ли не впервые. Он, конечно, обращал внимание на того, с кем разговаривал и пил, но отчего-то разглядеть и запомнить сумел лишь сейчас. Минуту назад останови его и спроси, курнос Тритон или нет, — вряд ли ответил бы. Теперь же с точностью сказал бы, что на переносице у него легкая горбинка, лоб высокий и чистый с разлетающимися от переносицы к вискам бровями, лицо узкое с выдающимися скулами, и, пожалуй, его можно счесть красивым. Вот только никак не выходило сосредоточиться на волосах, в темноте они, казавшиеся неопределенно-русыми, то внезапно вспыхивали платиной или золотом в свете газовых фонарей, то блекли или даже приобретали бирюзовый оттенок.

— А вы сами-то не ари, случаем? — спросил Вит.

Тритон усмехнулся, отвел взгляд, и дышать стало немного легче, удалось даже сглотнуть.

— Нет. Уж если я в чем и готов ручаться, то в этом, — проронил он и снова повел Вита по бульвару. — А вас учили крайне посредственные мэтры, друг мой. Самки драконов на подобную подлость не способны. Ох, раньше я питал к сударям академикам больше уважения. Какой бездарь наставлял вас в драконьей анатомии?

— Никакой, — Вит тяжело вздохнул. — У меня и предмета подобного не было.

— А драконоборчество? — Тритон нахмурился.

— Вот уже лет триста оно заменено фехтованием, универсальной защитой от магии тьмы и основами некромантии у всех магов, не взаимодействующих со стихиями напрямую.

— О силы небесные и земные… и вы выжили?!

— Как видите, — рассмеялся Вит. На душе вдруг стало легко и свободно. Он отчего-то ждал, будто Тритон начнет сочувствовать ему или смеяться. Ведь в положении, в котором оказался Вит, имелось немало иронии: высокородный ари Драконьего города, заклинатель драконов (за что заведомо ненавидим многими), при этом не являющийся полноценным магом (да только кого это волнует?). — А почему вы так удивились?

— Драконы — воплощенная сила. Не обязательно стихий, возможно — жизни, эфира, снов и воображения, — наставительно сказал Тритон. — Но никогда смерти. Драконы ненавидят и презирают некромантов и все с ними связанное. Юных драконов способна убить даже слабая эманация их магии. Взрослые, правда, не столь уязвимы и сами убьют кого угодно, однако в вас дар заклинателя, а значит, часть драконьих сил и их же слабостей.

— Видимо, несущественный во мне дар, — повел плечом Вит. — Проявляется лишь в любовании Нуаринами. А некромантия…опыт столкновения с ней был крайне неприятным. Первые занятия заканчивались в больничном крыле, а потом я как-то обвыкся, научился противостоять.

— Маги Академии допустили настоящее преступление в отношении вас.

— Зря вы так, — вступился за альма-матер Вит. — Я являлся первым и единственным заклинателем за пятьсот лет. Со мной попросту не знали, что делать, потому учили по чуть-чуть всему. И знаете, я не