Год 1942 - Давид Ортенберг

"На поляне, где мы сели, лежал глубокий снег, - записал Симонов в дневнике. - Самолетные лыжи проваливались в нем, и, как ни форсировали моторы летчики, самолеты не трогались с места. Наконец, более легкий по весу самолет, на котором летели Гурарий и Темин, оторвался от поляны. А нам это все не удавалось и не удавалось. Тогда наш летчик сел в кабину, а мы с Беликовым встали под крыльями и, упершись в них, стали раскачивать самолет. Но каждый раз, как только мы, раскачав самолет, начинали лезть в кабину, лыжи опять утопали в снегу, и самолет не двигался. Нужно было, раскачав его, садиться в кабину уже на ходу - другого выхода не оставалось... Это было тяжелое занятие - каждый раз раскачивать, бежать, вскакивать, опять раскачивать... Наконец, изо всех сил поднатужившись и раскачав крылья, мы все-таки вскочили в самолет, и он на этот раз пошел, его не заело".

Симонов вернулся в Тулу, чтобы начать все сначала. Однако новый рейс в Калугу совершить ему не удалось. Все пошло наперекосяк. Ворочая самолет, он надорвался, врачи хотели уложить его в постель. Еле живой он возвратился в Москву.

Кстати, вслед за Симоновым и Теминым по калужскому маршруту вылетело еще четыре самолета. Только одному удалось добраться до войск, другой совершил вынужденную посадку, третий потерпел аварию, а последний пропал без вести; вероятно, сел на немецкой территории...

Итак, Симонов в Калугу не добрался. Однако в 50-й армии работал наш спецкор Павел Трояновский, расторопный, энергичный журналист, халхинголец, чье мастерство газетчика росло, как говорится, не по дням, а по часам. 28 декабря Трояновского вызвал командующий армией И. В. Болдин и сказал:

- Завтра жду вас в Еловке. Адъютант покажет на карте, как туда добраться...

Генерал Болдин по-доброму относился к Трояновскому. Открывая "Красную звезду", командарм часто находил его репортажи, корреспонденции или очерки о боевой жизни своей армии. Не без помощи Трояновского печатались в газете и статьи Болдина. А какому военачальнику это не было лестно?!

Трояновский вместе с Теминым отправился в путь-дорогу. Преодолев с невероятными трудностями снежные сугробы, они прибыли в Еловку, где разместился командный пункт армейской группы. Там уже был Болдин. Трояновский обратился к генералу:

- Товарищ командующий, нам срочно нужен самолет доставить в Москву репортаж и снимки о взятии Калуги...

Болдин рассмеялся!

- Ишь, какие быстрые! Это называется делить шкуру неубитого медведя. Там еще сидят немцы. Ну и торопливый вы народ...

Настроение у Болдина было приподнятое, и нашим спецкорам не надо было читать оперативную сводку, чтобы понять, что дела идут хорошо.

После небольшой паузы Болдин пообещал:

- Самолет будет. Дам вам из своей охраны танк и броневик. К Калуге ехать еще опасно.

Под охраной танка и броневика наши спецкоры вместе с корреспондентами "Правды" и "Известий" добрались до Оки. Трояновский и Темин пошли пешком. Остальные газетчики стали искать мост или переправу, чтобы ехать машинами, решили, что так будет быстрее. А оказалось, что спецкоры "Красной звезды" не прогадали (переправы не оказалось) и первыми очутились в Калуге.

Город в огне. Пробыли они там целый день, а к вечеру вернулись на КП. Позвонили мне. Я сказал: передавать сейчас ничего не надо. Официальное сообщение о взятии Калуги будет лишь в новогоднем номере газеты. Приказал отправиться с материалами в Москву.

Так они и сделали. Трояновский - на машине, а Темин и Гурарий решили лететь. Но вот незадача: самолет - одноместный. Кто полетит со снимками: Темин или Гурарий? У них были какие-то свои фоторепортерские счеты, один другому не доверял, никто из них не хотел остаться. Наконец, упросили летчика, и он, взял обоих, благо оба были худощавые...

За Подольском Трояновский увидел на шоссе две сгорбленные фигуры в снегу: Темин и Гурарий! Оказывается, в пути что-то случилось с мотором и пилот совершил недалеко от шоссе вынужденную посадку; оба фоторепортера теперь "голосуют". Запихнули их в машину, и вечером Трояновский и Темин появились в редакции.

И вот в газете корреспонденция Трояновского "В Калуге". На второй полосе - снимки Темина: пожарища, нескончаемая вереница орудий, машин и другой техники, брошенной противником. Были у Темина и другие фотографии, но они не вмещались в номер. Об одной из них, пожалуй, стоит рассказать.

Центральная площадь Калуги. Огромное, не менее чем в двести крестов немецкое кладбище. А рядом - громадная, разукрашенная елка: немцы готовились справлять в Калуге новый год. Наши спецкоры остановились возле нее. Темин сделал снимок, сказав своему коллеге: "Мировой кадр!" Как раз в это время подошли наши бойцы, увидели елку:

- Вот гады! Что задумали... На нашей земле!.. На нашей крови!..

Все крепкие слова русского языка во всех падежах были сказаны в адрес гитлеровцев. Можно было понять наших бойцов. Только что они похоронили своих товарищей, сложивших головы в боях за Калугу, только что видели трупы замученных, истерзанных и расстрелянных калужан... Темин, которому были созвучны настроения воинов, сразу же дал команду:

- Свалить ее!

Приказ выполнили мигом. Темин снял и сваленную елку. Он показал мне снимки и рассказал, как было дело. Я заподозрил, что он скомандовал свалить елку, движимый не только гневом против захватчиков, но и желая сделать "мировой кадр", и сказал ему:

- Правильно сделали, что свалили елку. Но печатать не будем...

* * *

В номере статья Ванды Василевской. Вообще-то она была корреспондентом "Известий", но иногда писала и нам.

И сейчас перед моими глазами встает стройная фигура полкового комиссара с четырьмя шпалами на петлицах гимнастерки, в галифе и сапогах. С гордостью она носила эти "шпалы", а затем и полковничьи погоны и долго не расставалась с ними. В пятидесятые годы в Киеве я побывал в доме Ванды Василевской и Александра Корнейчука. Меня встретила писательница в обычной женской одежде - костюме строгого покроя, который все же ей больше шел, чем военное обмундирование.

Но когда я вскользь сказал об этом, она отрицательно покачала головой:

- То ни с чем не сравнить...

Да, память тех дней неистребима. Говорили мы о всяких литературных делах, но разговор все время возвращался к войне.

Статья Ванды Василевской в сегодняшнем номере газеты называется "Ненависть". Казалось бы, тема не для новогоднего номера. Мы привыкли, что в такой день полосы газеты заполнялись статьями, очерками, рассказами, стихами о добре, любви, торжестве созидания, планах на будущее. А сегодня это жестокое слово - ненависть! Но без него в те военные дни - и в будни, и в праздники - не прожить ни минуты.