Год совы (СИ) - Ахмелюк Федор

Почесав в затылке и прокрутив в голове то, что он этой даме бы рассказал о достоинствах того, что принято обзывать одиночеством, - Ахмелюк поднялся со стула и решительно направился на веранду с намерением покурить.

Однако едва он вынул сигарету и щелкнул зажигалкой, как мечтательные раздумья о всяких мимолетных мелочах типа песни про пропащую даму были оборваны громким стуком в дверь. Он одним прыжком – надо ж как-то размять свое и без того дряблое тело, - преодолел ступеньки и открыл: на пороге стоял человек, коего Ахмелюк видеть не ожидал здесь и сейчас, но был тем не менее был рад, давно к нему друзья не заходили.

Высокий голос, румянец на щеках, дурацкое подобие браслета из ниток бисера и цветных проводков,  - подаренное какой-то «хорошей тян» - на левом запястье. Ну конечно, есть люди, которые с годами не меняются вообще. Андрюха тоже был жителем Кувецкого поля до поры до времени, однако с Егором Ахмелюком сдружился лишь четыре года назад и не здесь, а далеко отсюда, где-то в Костромской области – точных координат этой войсковой части ни тот, ни другой вспомнить не могли. Андрей Букарев – так звали этого чувака. Ранимый и капризный пацан, большой любитель выпить за любовь, мастерски изливающий свою душу и принимающий излияния чужих, конченный анимешник, художник-мангака, карикатурист местной газеты и еще пары интернет-изданий. С точки зрения «четких поцыков» - персонаж подозрительный, хотя никакой голубятины за ним никогда не водилось. Как не водилось на Кувецком поле и четких поцыков, так что Букарев себя чувствовал в полной безопасности… ну, кроме отчего дома, потому что поддеть недостаточно мужественного и брутального сына с «неприличными» для мужчины увлечениями не упускал случая собственный отец. За исключением опять же водоемов – дважды в месяц обязательная рыбалка отца и сына безо всяких отговорок и с откровенными разговорами. Отец и сын уважали друг друга безмерно, пусть и были словно с разных планет, впрочем, сына это вполне устраивало – тот был мнения «дети за отцов не ответчики», и Андрюха совершенно не собирался себя ломать и изображать брутального до судорог «настоящего мужика».

Однако же здесь, в доме 18 по улице Теплой, никто и не вздумал бы смеяться над Букаревым: ни хозяин дома, ни его появлявшаяся здесь в свое время регулярно растрепанная псевдоблондинка с разноцветными волосами по имени Иветта – ну, та самая бывшая дама Ахмелюка. Всех все устраивало, потому что все были руками и ногами за свободу личности, и будь Букарев хоть метросексуальным гомиком, ему бы слова не сказали, пока он вел себя приемлемо для этого места.

Букарев сразу стал объектом насмешек в роте. Неприятно румяный чувак с вечно насупленной физиономией и слишком уж медовым для бойца Вооруженных Сил Российской Федерации голоском, рисующий в тетрадках большеглазых девочек в коротеньких юбочках, как-то плохо вписывался в объективную реальность, провонявшую гуталином и потом, наполненную нарядами, командами, построениями и тревогами, и даже несмотря на то, что вменить или подозревать его в чем-то реально зазорном для солдата было невозможно – ну да, по физической части Букарев был ближе к аутсайдерам, чем к лидерам, однако же только «ближе» и свои стандартные девять подтягиваний и четырнадцать секунд на стометровке демонстрировал без вопросов, - и со временем даже деды ограничивались лишь беззлобным подхихикиванием. Никогда не бывавший в горячих точках и даже на мало-мальски серьезных учениях, но уже успевший явно где-то получить по башке старлей со скверным характером, исполнявший обязанности командира роты, вот тот Андрюху реально не любил и в открытую при всей роте любил поставить в антипример или спросить хотя бы, не педик ли он. Пару раз читал морали на тему достойного и недостойного мужчины и нес прочий традиционалистский бред. А под конец своего пребывания на посту и вовсе бросил фразочку «Топить таких, как ты, надо» в Андрюхин адрес. Впрочем, старлей, свои командирские обязанности выполняющий через задницу, очень скоро под эту самую свою задницу получил от командира части и был переведен на какую-то унылую должность в штабе тыла, не предусматривающую общения со срочниками. Есть же в мире справедливость. Иногда.

Музыкально же Букарев, вполне предсказуемо, слушал попсу. Именно попсу. Преимущественно в женском исполнении. От бойзбендов и всяких Дим Биланов – плевался. Что и спасло ему репутацию. Именно эти два обстоятельства – принадлежность к культуре анимешников и музыкальные вкусы – и сдружили его с Ахмелюком, который сам имел почти нездоровое пристрастие к женскому вокалу. Потом уже к их компании присоединились другие пацаны с Серых Вод – Макс Сотовкин, Юрка Каваев, - и не только с Серых Вод, эта «диаспора» включала еще Аркадия Сыча, нижегородского ездуна в Серые Воды к дедушкам, дядюшкам и прочим пятьдесят четвертым водам на киселе, некогда патлатого металлиста и эпического раздолбая Макса Черникова, угрюмого и нелюдимого Коляна Криза, в разное время – еще от двух до пяти человек, включая одного из дедов по имени Денис Фатьянов, бывшего из-за своего воинственного спокойствия, граничащего с малахольностью, любимым объектом ненависти того хренового командира. Сформировалась компания, реально положившая неудовлетворенную часть тела на всю эту армейскую внутреннюю антикультуру с пробиванием фанеры и прочей мерзостью. Командиры были недовольны. Компашка была на плохом счету, балбес Черников вместе с букой Кризом не вылезали из столовой, где, как они пояснили позже, попросту шарились от унылого ротного бытия. В наряде по столовой что? Прием пищи отстоял, закрепленную посуду вымыл, полы надраил – и зашкерься себе куда-нибудь в уголок да покуривай до следующего приема пищи. А еще можно к поварам сходить, пожрать чего-нибудь в спокойной обстановке, не ожидая каждую секунду дикого сержантского вопля «Пятая рота, встать! Относим посуду!».

Впрочем, все это давно уже кончилось. Сумевший сберечь свой характер и не превратившийся в типичного «деда» Букарев благополучно вернулся домой (с лычкой, к слову, заслуженной без сучильства и всяческого подляка - а за успешное несение службы в боевом дежурстве и в нарядах по роте), где продолжил заниматься своими «немужскими» делами – рисованием большеглазых девочек и прослушиванием сладкоголосых девочек уже с эстрады. Девочки же более земные, не нарисованные, с нормального размера глазами и заурядными или отсутствующими вокальными данными, на Андрюху внимания не обращали. Или обращали, но принимали за мягкотелого тюфячка сомнительной ориентации и пытались превратить в подружку. Андрюха злился, орал, слал хитрозадых далеко и глубоко, покупал пиво и водку, напивался, выл о неразделенной любви и паршивости этого мира – в общем, вел себя как престарелый эмо, только что без розового шарфика, слезок и попыток порезать вены. На все увещевания Ахмелюка и других отвечал, что иначе не может. Ну не такой он, и все тут. «Не такой я» было в этих кругах веским и уважительным аргументом, и от него отстали. Хотя, последние пару лет Букарев уже порядком зачерствел (ну или просто научился себя вести) и разглагольствовать о том, как ему паршиво, начинал лишь уже порядком накачавшись спиртосодержащими напитками.

Все же, при всех его недостатках, именно Букарева Ахмелюк считал своим лучшим другом.

- Ты опять ужрат, чувак? – на всякий случай спросил Ахмелюк, пропуская друга на веранду.

- С чего ты взял?

- Ну, что-то давно уже ты ко мне не заходил.

- Я просто мимо шел, дай, думаю, зайду. Нальешь? – Букарев скинул кроссовки и направился вверх, пока Ахмелюк завинчивал банку с окурками.