Медин - wheelerson wheelerson

Он сунул руки в карманы и уставился в окно. На улице было также темно, как в игре.

– Ну, погоди, погоди, – сказал ему дважды отраженный в стекле Колька на фоне черного неба. Его силуэт был нечеток как акварельный набросок, на голове и груди мерцали желтые и красные капли. – Пусть мы не знаем, кто такой Призрак, но, согласись, он явно тебя охраняет.

Андрей всмотрелся в размытые глаза Кольки, но не увидел их. В какой-то момент ему показалось, что за спиной стоит не друг, а кто-то другой. Больше и мрачнее.

– Если Призрак говорит, что тебе завтра не надо никуда ходить, – гипнотически заворковал он, – то, я думаю, его надо послушать.

Не отрывая взгляда от бегущих через колькину голову огней автострады, Андрей медленно выдавил:

– А что такого у меня может произойти с Лизой?

После этого он задержал дыхание. Отражение задрожало.

– Ну… если мы считаем, что Призрак – маньяк, а маньяки обычно знают то, чего не знаем мы, то вполне может произойти все, что угодно.

Андрей развернулся. Колька быстро стал материальным, теплым и растерянным.

– Андрюх, да оставайся ты дома. Что тебе неймется?

Медин внимательно оглядел товарища – левую щеку, потом лоб, спустился на веснушчатый нос, посмотрел в глаза. Колька их опустил.

– Знаешь, – сказал Андрей, – мне кажется, что все эти предостережения Призрака – всего лишь розыгрыш Кабанов.

– Вряд ли, – тихо не согласился Колька. – Сложновато для них. Они, конечно, старше нас, но какие-то тупые…

Андрей тихо улыбнулся.

– Ладно, утро вечера мудренее. Завтра решу – идти или не идти, – он похлопал друга по спине. Разговор подошел к концу.

– Ты это… – перекидывая сумку через плечо, сказал Колька в прихожей, – выспись завтра, как следует. И никуда не ходи. Я загляну часа в два, пойдем рейдом на Замок Мертвых.

– Хорошо, хорошо, – улыбался Андрей. – Завтра решим.

– Чего решим? – не отступал строгий Колька. – Рейд у нас завтра. Готовь целебные снадобья, будем зачищать от нежити старые коридоры.

– Да-да, – подтолкнул Андрей гостя к выходу. – До завтра.

– Я приду.

– Конечно.

– Там еще босс тридцатого уровня.

– Уже готовлюсь… Пока.

Дверь захлопнулась. Андрей тут же перенесся мыслями в сказочный лес, благоуханный и светлый, там, где он гордый Мухомор, а она – Глупенькая невеста.

«О, чуден гриб, наверно, белый

Тебя попробую на вкус я…

Девичьи губы стали бледны,

Осела барышня без пульса».

Вот тут я ее целую, вот тут. Андрей, возбужденно подпрыгивая, вернулся в комнату. Его аквамариновые глаза загорелись темно-синим светом. Завтра. На виду у всего класса поцелую недоступную Лизу… Ух, смело. В груди защемило, и сжало волнением горло. Перед глазами возник полный зал изумленных лиц. Страшно? Жуть. «Ты чего, Медин?», – спросил кто-то за кулисами. Горло вытянулось в тонкую тугую трубку. Ахр-р-р… дышать стало невозможно. И руки еще ледяные. А в них ладони Лизы. И взгляд ее полный ужаса. Кошмар! Андрей всплеснул руками. Стоп, так нельзя, надо заново, в начало сцены.

«Манишку спрячу, пятна…» Тьфу! Это еще зачем? Он нервно замотал головой и стал ходить по комнате взад-вперед. Лунный свет, пробивавшийся сквозь окно, выхватывал из темноты край стола, серый угол двери и напряженное лицо с взъерошенными черными волосами. Он еще два часа так блуждал по комнате с неподатливыми, словно спутанные ветки, мыслями. За полночь он устал, прилег на кровать и долго еще ворочался, терзаемый навязчивыми картинками. В них уже плохо угадывался сказочный лес, разбежались деревья, он не был грибом, от Лизы осталась лучистая фигура, глаза, бесконечная улыбка и тепло. Он касался ее рук, обнимал, протяжно целовал, и уже не было никого, только долгий поцелуй. От него он несся над деревьями, кувыркался в небе, хватал кончиками пальцев ускользающую Лизу. И так беспокойно засыпал.

– А!

– Андрюшенька…

Медин камнем рухнул в комнату с бабушкой.

– Двенадцать уже. Все спишь и спишь.

Бабушка маячила рядом с зашторенным окном, источающим фатиновый свет. Куда-то наклонялась, что-то выглядывала, шаркала, но не приближалась. Со стороны была похожа на домашнего робота, застрявшего в бахроме ковра.

– Андрюша… – донеслось от нее снова.

Андрей протер глаза, почувствовал над ними горячий лоб, облизнул сухие губы и сел. Кости ломило, и не было сил. Но к этому он давно привык. Сейчас посидит десять-пятнадцать минут и начнет очередной заурядный день.

«Стоп! Какой заурядный, сегодня он очень важный! Через три часа…, – он скривил лицо от проглоченного аспирина, – начнется судьбоносная вечеринка!»

– Носки теплые принесла, надень, – бабушка присела у края стола живым и дорогим человеком. Подперла голову рукой и, хитро щурясь, стала смотреть, как Андрей допивает малиновый чай.

– Может, не пойдешь?

Андрей обнаружил поверх кружки лукавый взгляд на себе.

– Ба, – глухо отозвалось в малине, – я уже большой.

– Да понятно, понятно, – бабушка завертела пальцами в седых кудрях, сделав вид, будто предложила что-то пустяковое. – Эт я так.

– Лучше Кольку задержи, он придет через час.

В глазах пожилой женщины юркнула подростковая настороженность.

– Ну… – пояснил Андрей. – Так надо.

Колька настойчиво звонил в дверь, когда Андрей в шапке с бубоном, многослойном вязаном шарфе и куртке-милитари перепрыгивал через талые сугробы, торопясь по дороге к школе. Бабушка поддержала внука – она разыграла амнезию, слепоту и глухоту, стоя под дверью, когда пришел андреев друг.

– Это я, Коля, – непонимающе объяснял он в глазок.

– Кто? – наигранно писклявила бабушка.

– Ко-ля!

– Оля?

– Не-е-е-ет!

Ну вот и школа. Андрей затормозил и выдохнул со свистом воспаленным горлом. Огляделся: белые обветренные стены актового зала слева, спортзала – справа, грустные бумажные снежинки на серых окнах. За ними ничего не видно, что внутри – непонятно, но где-то там Лиза. Андрей обернулся. «Призрак, я пришел. Знаю, ты этого не хотел, но я здесь. Что теперь должно случиться?». Он обвел глазами округу. В стороне мелькали машины, торопились люди, и ничто не указывало на какую-то опасность. Хотя…

В глаза вдруг бросилось черное пятно на дереве. Галка? Та самая? «Какая, та самая? – строго спросил внутренний голос. – Не нужно мешать виртуальное с реальным, а то так недалеко и до шизофрении». Да, согласился Андрей и, поглядывая на загадочную птицу, устремился к входной двери школы. Белый продрогший фасад с большими окнами тут же навис над ним и проглотил. Галка склонила голову на бок.

– Хо-хо, какие люди! – Озерский умело изобразил высокопарное удивление. – А мы уже Виталика нарядили в твой костюм. Виталик, раздевайся!

Андрей осторожно ступил в музыкальный класс, расположенный рядом с актовым залом, и служащий гримерной. Все вокруг жужжало, скрипело, картонилось и дышало проклеенными ватманами и женской туалетной водой.

– Андрюша, зайчик, как хорошо, что ты здесь, – Дайана Викторовна с кипой сценариев новогоднего вечера и зеленой бабочкой-заколкой в волосах вынырнула из каких-то бумаг и устремилась навстречу. – Текст выучил?

– О… да, – только и сказал Андрей, поглощенный увиденным в классе.

– Мота-алин! Отдай костюм Мухамора Медину, – классная руководительница прошуршала по гофрированным листам мимо Андрея и скрылась за фанерными березами. Ш-ш-ш-ш-ших. Андрей повернулся на звук, и ему в горло больно уткнулась деревянная линейка. Григорьев!

– Готов, – злорадно прошептал он, и на его лице нарисовалось торжество. – Второй раз!

– И последний… – сквозь зубы процедил Андрей.

Несколько секунд они ожесточенно смотрели друг на друга. Потом Григорьев резко отнял линейку и выбежал из класса.

– Привет, – услышал Андрей справа от себя. В бугрящейся бумаге стояла Лиза.

– Здра… ствуй, – ответил он, и Лиза исчезла.

– Моталин! – гаркнула где-то рядом Дайана Викторовна. – Сколько раз повторять?! Отдай костюм.

– Надеюсь, ты не испортишь сценку, – Лиза вновь стояла там, где и была. Между ними пронесли дуб с бобром.

– Я… все выучил.

– Что ж, посмотрим.

Лиза была неприступна, смотрела взглядом учительницы, но совсем не Дайаны Викторовны. Определенно, она считала Андрея ничтожеством. Мухомором, как он есть. В плечо кто-то ткнул. Это был Виталик, он принес костюм. Ну что ж, Медин, надевай, тебе этого не хватало до полноты образа. Андрей поднял глаза на Лизу, – в ее взгляде светилось холодное презрение.

– Так, так, так, готовимся! – затараторила Уткина, – сейчас начинаем. Волчек! Миша! Куцыло! Оля! «Программист и скворечник», как учили. Где зомби? Зомби! Ребята, скорее на сцену!

Андрей медленно сел на скамейку, заваленную атласными шароварами, пестрыми колпаками и веревками с узлами, механически стал надевать нижнюю часть костюма. Лиза убежала переодеваться в Невесту, где-то рядом с ней острил Озерский, мельтешили фигуры с реквизитом, кто-то проскакал на палке с головой лошади, рассыпалось конфетти, снова пронесли дуб с бобром. Все это Андрей видел и слышал смутно. Ему вдруг очень захотелось домой, к бабушке, малиновому чаю и Кольке. Где он теперь там, друг сердешный? Наверно, дома, обижен. Ну, ничего, я скоро приду…