Медин - wheelerson wheelerson

Медсестра поджала губы и посмотрела оскорбленной усталостью поверх очков.

– Сколько? Пять? Десять тысяч?

– Прекратите немедленно, – прошипела она. – Я сейчас охрану позову. Вашу дочь и так положат в отдельную палату.

Андрей сорвался с узкого уступа, на котором держался кончиками ботинок и грохнулся на асфальт. Тут же затих, так как из-за «скорой» вынырнул водитель, поводил красной точкой папироски в его направлении и исчез. Андрей приподнялся и сел на корточки, из-под яркого окна он решил не выходить, – место удобное для наблюдения, со стороны было в сравнительной невидимости. По крайней мере, он так думал.

«Подожду, когда уйдут эти двое, может, узнаю, куда положили Лизу», – решил он для себя и стал осматривать огромный корпус больницы. Ее крылья взметнулись слева и справа несколькими рядами светящихся окон. Скорее всего, пациенты праздновали Новый год, несмотря на режим. У кого-то щелкала простенькая гирлянда, у кого-то – по потолку и стенам невесомо плавали разноцветные круги, где-то – то разгоралось, то потухало таинственное пламя свечи. Интересно, что там делали?

Андрей скользил глазами по желтым квадратам, пока не наткнулся на третьем этаже на чей-то пугающий силуэт. Он похолодел: человек явно смотрел на него. Или стоп-стоп-стоп. Медин съежился, словно так он мог спрятаться от сверлящего взгляда.

«С чего ты решил, что он смотрит на тебя? Разве оттуда видно?». Силуэт не шевелился.

«Да нет, ерунда, пациент просто смотрит в окно. Тем более, сзади него горит лампа, он, наверно, ничего и не видит», – успокоил себя Андрей.

В этот момент в ворота больницы въехала очередная машина «скорой помощи» и повернула так, что лучи фар осветили левое крыло с силуэтом в окне. Внутри у Медина все сжалось – на него вытаращенными глазами поверх медицинской маски смотрел худой онкобольной, с желтой лысой головой. Волна света быстро сбежала со стены, и глаза пропали, оставив лишь угасающие точки на месте только что виденных зрачков.

«Мама родная…, – Андрей едва не охнул. – Он точно смотрел на меня…»

– Роман Всеволодович, ну меня уже там ждут, – занудил голос Кабана справа.

Андрей резко обернулся, считая, что его теперь видят все. На освещенное крыльцо приемного отделения вышел озадаченный бизнесмен Васнецов и лебезящая звезда хоккея Кабанов.

– Илюша, Илюша, в такой непростой момент…

Андрей плотнее прижался к стене, но его и так не было видно.

– Ну Роман Всеволодович, с Лизанькой ведь все хорошо… Она себе там спит, а у нас Новый год.

– Я все-таки думал, что ты поддержишь меня. Как будущего тестя. Выпьешь.

– Обязательно, выпьем, Роман Всеволодович. Вот вернусь утром с дискотеки и как загудим…

– Да уж, будет из тебя гудильщик. Особенно утром.

– Вы меня недооцениваете, Роман Всеволодович, я же – спортсмен! Сейчас праздники, нам тренер разрешил.

– Ладно, черт с тобой, иди, гуляй. Про Лизку не забывай. Загляни с апельсинами.

– Конечно-конечно.

Кабан не договорил и сорвался с крыльца бегом. Он хотел еще поспеть на общегородскую дискотеку в ледовом дворце, где обычно проводил домашние матчи со своей командой. Васнецов, не спеша, отправился следом, по телефону уговаривая друзей забрать его из больницы. Когда он удалился, Андрей осторожно поднялся и с опаской посмотрел в сторону левого крыла. Силуэта в окне не было.

Глава 7

Отцова пощечина была в сто раз больнее удара Кабана в глаз. Она обидой прожгла щеку и зудящим страхом стала ломить кости. Гнева отца Андрей боялся и к удару готовился.

– Ты где был? – стальным голосом встретил его капитан в полчетвертого утра, когда Андрей, наконец, вернулся домой.

– С Новым годом, па, – ответил Медин и получил по лицу.

– Ешь и быстро спать. Утром поговорим.

Понимая, что это лучшее, на что можно было рассчитывать в такой ситуации, Андрей пошел на кухню, перехватил пару шпротных бутербродов и запил их компотом. Посмотрел на вяло взлетающие ракеты за окном и отправился спать. Разостланная кровать уже звала притягательным уютом. Но внезапно навалившиеся потолок и стены уже не дали что-либо осмыслить: в полудреме Андрей разделся и нырнул в прохладно-облачные бескрайние берега подушек-одеял. Эх, красота…

– Да, ништяк, – Илья Кабанов оценил наряженный памятник, стоящий посреди центральной площади. В пять утра здесь уже никого не было, мартовский ветер катил по январской плитке пластиковые стаканчики, небрежно расшвыривал скомканные обертки и трепал посеревший от влаги бубон санта-клаусовского колпака на голове Ленина. Гранитный революционер в набухшем красно-белом одеянии мигал троице пьяных молодых людей каменными глазами, отражая гирлянду главной елки города.

– Интересно, как его наряжали? – спросил Кирилл Кабанов, удерживая сползающего брата. – Он же скользкий.

– Брат?

– Дед, – указывая на памятник, ответил Кирилл своему другу и партнеру по команде – форварду Оглоблину, поддерживающему Илью с другой стороны.

Оглоблин постарался внимательно рассмотреть Ленина, но в итоге лишь пожал плечами.

– Его не наряжали, он всегда таким был, – прошептал неслушающимися губами Илья. – Дураки вы… это же американский Дед Мороз.

– Не-е-е, – не согласился Кирилл. – Кажется, он раньше был не так одет.

– Летом?

– Весной.

– Да ну вас, пойдемте уже… холодно тут, – Илья задергался, задавая направление друзьям. Они побрели против ветра, отчего стаканчики и бумага периодически налипали то на одном брате, то на другом, то на Оглоблине. Ленин остался мигать пустой площади.

Никаких искажений воздуха, никаких электрических разрядов или чего-то похожего в переулке, примыкающем к площади, не было. Странный незнакомец появился из ничего. Если бы здесь шли прохожие, то он сразу бы привлек к себе внимание почти двухметровым ростом, крупным телосложением и непривычной наружностью – таслановым тренчем с поднятым воротником, широкополой иностранной шляпой и намотанным в несколько оборотов шарфом. Таких здесь точно никогда не видели. В тусклом свете молочного неба он осмотрел сверху донизу дома по обе стороны узкой улочки и, не найдя того, что искал, заторопился в сторону центральной площади. Туда, где, мыча что-то себе под нос, перешагивала через лужи нетрезвая компашка.

– О! Еще один Дед Мороз… – схамил самый остроумный и самый пьяный из подростков Илья Кабанов. – С Новым годом, мистер!

Незнакомец от неожиданности застыл огромным изваянием посреди переулка. Его темная фигура в шляпе и шарфе выглядела с одной стороны импозантно, с другой – кричаще шпионски. И внезапная оторопь только подчеркнула закравшиеся подозрения.

– Кого ловим? – съюморил под стать брату Кирилл.

– Руки вверх, дядя! – оборзел Оглоблин.

Незнакомец несколько секунд размышлял, а потом взял и принял позу сдающегося. Троица загоготала так, что Илья выпал из рук друзей и плюхнулся в проталину. А-ха-ха-ха, загремело в переулке и отдалось эхом в конец улицы. Все трое залились смехом, словно только и ждали повода. Было, правда, смешно: ночь, Новый год и мужик в шляпе. Забавный праздничный шпион.

– Ох… – закололо в боку у Ильи, и он стал подниматься с влажной земли. Перед глазами мелькнули ноги Кирилла и форварда Оглоблина… Фрррр… яркая вспышка полыхнула так, что Кабан на какое-то время ослеп. В ту же секунду рядом с ним неприятно захрустело, стало лопаться тонкое стекло. Он зажмурился от разрезающего звука. А-а-а-а! «Лед, – пронеслось в голове, – так может хрустеть лед». Звук пропал, Илья открыл глаза, и страшная догадка вырвала его пьяную душу наружу и вернула назад уже ясно-трезвую: он стоял в окружении застывших друзей – удивленных, ледяных и совершенно прозрачных.

– А…, – только и смог выдохнуть он, из перекошенного рта вырвался пар.

– Я ловлю демиурга, – загудел перед ним низкий голос, будто из преисподней. Это говорил незнакомец. Илья осознал, что не разглядел его лица. Правда, после услышанного голоса видеть его уже не хотелось. Что там скрывалось между шарфом и шляпой – страшно было представить.

– К… к… кого? – заикаясь, пробормотал Кабан.

– Демиурга хаоса, который скрывается на вашем форпосте.

– Ч… ч… чего?

Это было явно лишнее. Незнакомец стремительно приблизился к Илье, и он увидел то, чего не хотел. Настоящую земляную голову: уродливые ямы-глаза сужались и расширялись, трещина, похожая на рот, алчно кривилась набок. Все равно, что хэллоуинская тыква, вылепленная из чернозема с соломой, решила под Новый год восстать из потустороннего мира и повнимательнее изучить тафгая четвертой команды КХЛ. Полуобморочным сознанием Кабан отметил, что представшая перед ним «тыква» мистически заискрилась лазурным отсветом от ледяных фигур друзей.

– Человек, – разверзлась пасть, и в ушах подростка зазвенело, – здесь недавно произошла инверсия. Я ищу того, кто ее сделал.