Семья Тибо (Том 3) - Роже дю Гар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Штудлер саркастически хихикнул:
- Жаль, что у нас нет посла в Ватикане! Он бы посоветовал его святейшеству раскрыть Евангелие...
На этот раз Филип улыбнулся.
- Господин профессор скептически относится к папскому влиянию, констатировал Рюмель с оттенком неудовольствия и иронии.
- Патрон всегда скептик, - пошутил Антуан, бросив своему учителю взгляд сообщника, полный уважения и симпатии.
Филип обернулся к нему и лукаво сощурил глаза.
- Друг мой, - сказал он, - признаюсь и это, наверное, тяжелый симптом старческого слабоумия, - что мне становится все труднее и труднее составить себе какое-то определенное мнение... Кажется, еще никто никогда не доказывал мне чего-либо так, чтобы кто-нибудь другой не мог доказать совершенно обратного с тою же силой и очевидностью. Вероятно, это вы и называете моим скептицизмом? Впрочем, в данном случае вы совершенно ошибаетесь. Я склоняюсь перед компетентностью господина Рюмеля и так же, как любой другой, чувствую всю силу его аргументации...
- Однако... - со смехом начал Антуан.
Филип улыбнулся.
- Однако, - подхватил он, с силою потирая руки, - в моем возрасте трудно рассчитывать на торжество разума... Если мир не зависит больше от здравого смысла людей, значит, он очень болен!.. Впрочем, - тотчас же добавил он, - это вовсе не основание для того, чтобы сидеть сложа руки. Я целиком одобряю усилия дипломатов, которые из кожи вон лезут. Всегда нужно из кожи вон лезть, как будто действительно можно что-то сделать. Таков наш принцип в медицине, не правда ли, Тибо?
Манюэль Руа с досадой разглаживал пальцами свои усики. Ничто так не раздражало его, как обветшалые парадоксы старого учителя.
Рюмель, которому тоже не нравился этот академический скептицизм, упорно глядел в сторону Антуана; и как только их взгляды встретились, сделал ему знак, напоминая об истинной цели своего визита: о впрыскивании.
Но в этот момент Манюэль Руа, обратившись к Рюмелю, заявил без всяких обиняков:
- Плохо то, что, если дело обернется худо, Франция окажется неподготовленной. Ах, если бы мы располагали сейчас могучей военной силой... подавляющей...
- Неподготовленной? А кто вам это сказал? - возразил дипломат, выпрямляясь с решительным видом.
- Ну, мне кажется, что разоблачения Юмбера2 в сенате недели три тому назад довольно четко обрисовали положение.
- Ах, оставьте! - воскликнул Рюмель, чуть-чуть пожав плечами. - Факты, которые "разоблачил", как вы выразились, сенатор Юмбер, ни для кого не были тайной и вовсе не имеют того значения, которое пыталась им придать известного рода пресса... Наивно было бы думать, что французский пиупиу3 обречен идти на войну босоногим, как солдат Второго года Республики...4
- Но я имею в виду не только сапоги... Тяжелая артиллерия, например...
- А знаете ли вы, что многие специалисты, притом из наиболее авторитетных, совершенно отрицают полезность этих дальнобойных орудий, которыми увлекаются в германской армии? Так же обстоит и с пулеметами, которыми у них отягощена пехота...
- А как они устроены, пулеметы? - прервал Антуан.
Рюмель рассмеялся.
- Это нечто среднее между ружьем и адской машиной, которую устроил Фиески5, помните, тот самый, что совершил неудачное покушение на Луи-Филиппа... В теории, когда речь идет об учениях на полигоне, - это ужасные орудия. Но на практике! Говорят, они портятся от малейшей песчинки...
Затем он продолжал более серьезным тоном, обернувшись к Руа:
- По мнению специалистов, самое важное - это полевая артиллерия. Так вот, наша значительно превосходит немецкую. У нас больше семидесятипятимиллиметровых орудий, чем у немцев семидесятисемимиллиметровых, и к тому же их семьдесят семь миллиметров не выдерживают сравнения с нашими семьюдесятью пятью... Не тревожьтесь, молодой человек... Факт тот, что за последние три года Франция сделала значительные успехи. Все проблемы концентрации войск, использования железных дорог, снабжения армии сейчас разрешены. Если бы пришлось воевать, поверьте, Франция была бы в отличном положении. И нашим союзникам это хорошо известно!
- Вот это и опасно! - пробормотал Штудлер.
Рюмель надменно поднял брови, словно мысль Халифа представлялась ему совершенно непонятной. Но Жак поддержал Штудлера:
- Это правда. Для нас, может быть, было бы лучше, если бы Россия в данный момент не могла слишком уж рассчитывать на французскую армию!
Верный принятому решению, он до сего времени слушал молча, но буквально грыз удила. Вопрос, с его точки зрения, самый важный - сопротивление масс, не был даже затронут. Он мысленно проверил себя, убедился, что достаточно владеет собой для того чтобы, в свою очередь, взять тот небрежный и чисто отвлеченный тон, который здесь, видимо, был принят, и затем обратился к дипломату.
- Вы перечислили сейчас все основания для того, чтобы верить в мирный исход конфликта, - начал он размеренным голосом. - Не кажется ли вам, что среди главных шансов на мир надо учитывать сопротивление пацифистски настроенных партий? - Взгляд его скользнул по лицу Антуана, заметил на нем легкое выражение беспокойства и снова остановился на Рюмеле. - Все-таки сейчас в Европе имеется десять или двенадцать миллионов убежденных интернационалистов, твердо решивших в случае усиления военной угрозы воспрепятствовать своим правительствам ввязаться в войну...
Рюмель выслушал, не сделав ни единого жеста. Он внимательно смотрел на Жака.
- Я, может быть, придаю этим манифестациям черни не меньшее значение, чем вы, - произнес он наконец со спокойствием, которое лишь наполовину скрывало иронию. - Впрочем, заметьте, что проявления патриотического энтузиазма во всех европейских столицах гораздо многочисленнее и внушительней, чем протесты немногих смутьянов... Вчера вечером в Берлине миллионная манифестация прошла по городу, демонстрировала перед русским посольством, пела "Стражу на Рейне"6 под окнами королевского дворца и осыпала цветами статую Бисмарка... Я, конечно, не отрицаю, что имеются и оппозиционные проявления, но их действие - чисто негативное.
- Негативное? - вскричал Штудлер. - Никогда еще идея войны не была столь непопулярной в массах!
- Что вы подразумеваете под словом "негативное"? - спокойно спросил Жак.
- Бог ты мой, - ответил Рюмель, делая вид, что ищет подходящее выражение, - я подразумеваю, что эти партии, о которых вы говорите, враждебные всяким помышлениям о войне, ни достаточно многочисленны, ни достаточно дисциплинированны, ни достаточно объединены в международном плане, чтобы представлять в Европе силу, с которой пришлось бы считаться...
- Двенадцать миллионов! - повторил Жак.
- Возможно, что их двенадцать миллионов, но ведь большинство - только сочувствующие, люди просто "платящие членские взносы". Не обманывайтесь на этот счет! Сколько имеется подлинных, активных борцов? Да к тому же многие из этих борцов подвержены патриотическим настроениям... В некоторых странах эти революционные партии, может быть, и способны оказать кое-какое противодействие власти своих правительств, но противодействие чисто теоретическое и, во всяком случае, временное: ибо подобная оппозиция может существовать лишь до тех пор, пока власти ее терпят. Если бы обстоятельства ухудшились, каждому правительству пришлось бы только немножко туже завинтить гайку либерализма, даже не прибегая к объявлению осадного положения, и оно сразу же избавилось бы от смутьянов... Нет... Нигде еще Интернационал не представляет собой силы, способной эффективно противостоять действиям правительства. И не могут же крайние элементы во время серьезного кризиса образовать партию, способную оказать решительное сопротивление... - Он улыбнулся: - Слишком поздно... На сей раз...
- Если только, - возразил Жак, - эти силы сопротивления, дремлющие в спокойное время, не поднимутся ввиду надвигающейся опасности и не окажутся внезапно неодолимыми!.. Разве, по-вашему, могучее забастовочное движение в России не парализует сейчас царское правительство?
- Вы ошибаетесь, - холодно сказал Рюмель. - Позвольте мне заявить вам, что вы запаздываете по меньшей мере на сутки... Последние сообщения, к счастью, совершенно недвусмысленны: революционные волнения в Петербурге подавлены. Жестоко, но о-кон-чатель-но.
Он еще раз улыбнулся, словно извиняясь за то, что правда, бесспорно, на его стороне. Затем, переведя взгляд на Антуана, выразительно посмотрел на ручные часы:
- Друг мой... К сожалению, мне некогда...
- Я к вашим услугам, - сказал Антуан, поднимаясь. Он опасался реакции Жака и рад был поскорее прервать этот спор.
Пока Рюмель с безукоризненной любезностью прощался с присутствующими, Антуан вынул из кармана конверт и подошел к брату: