Пьющие чудо - Кирилл Князев

Первое правило иллюзорщика – посмотри на часы. Второе – по сторонам. И третье – снова на часы. Со смертью не шутят.

Дайте угадаю. Вы сейчас скептически усмехаетесь. Мол, семьсот двадцать минут для настоящей жизни – мало. Со стороны кажется, что иллюзорщики только играют в жизнь.

Но что, если я скажу: двенадцать земных часов равны трём суткам Канвы?

То-то же.

Здесь мы общаемся, едим, любим, ненавидим… спим, в конце концов. Только здесь, в мире, которого на самом деле нет, иллюзорщик может выспаться. На Земле это делать бесполезно. И если ты уж сумел занырнуть в Канву, тебе придётся её посещать хотя бы для сна. Иначе будет худо. Двадцать четыре часа без сна на две жизни – ещё куда ни шло. Неделя без сна – легко. Месяц, два – возможно. Но дальше сознание начинает форменно ехать, расплываться.

Я знаю, я пережил это.

Как и любой другой, подобный мне.

Двери маршрутки распахиваются, лица касается свежий морозный воздух. Лихо спрыгиваю с последней ступеньки, и сразу по щиколотку проваливаюсь в снег. Намело совсем недавно – часа не прошло. А весь город уже стоит в пробках.

Достаю мобильный, смотрю на время. Опаздываю. Кыш с Данилом уже минут двадцать ждут меня. Нехорошо.

На ходу набираю номер Дана. Слышу годки, затем друг берет трубку:

– Где тебя носит?

– Метель же… – оправдываюсь.

– Давай, давай, поспешай, нам ещё вечером «по грибы идти».

Встретиться мы договорились за углом государственного банка. Место удачное: с дороги не видно, и, если что, можно перевести деньги на карточку. Не люблю таскать с собой наличные.

Подстёгиваемый совестью, дошёл я минут за шесть. Кыш и Дан о чём-то негромко беседуют, зябко ёжась, пританцовывая. Заметили меня, призывно машут руками.

Как будто мимо пройду. Нет, здесь у меня зрение похуже, чем в Канве, но всё же…

– Тебя за смертью посылать надо, – с улыбкой говорит Кыш.

На щёточке густых русых усов – снежинки. Невольно гляжу в светло-серое небо. Наверху будто распотрошили гигантскую подушку, и ветер теперь несёт пух над тесными Горьковскими улочками.

Обмениваемся рукопожатиями. За что люблю ребят, так это за крепость руки. Терпеть не могу, когда руку жмут вяло. С этим в нашей компании проблем нет. Канва закаляет характер.

– Вот металл, – говорит Данил, протягивая Кышу завёрнутый в целлофановый пакет-маечку самородок.

Кыш отвечает кивком, прячет золото во внутренний карман.

– А взвесить?.. – начинаю было я.

– Всё уже взвесили, – ворчливо отзывается Дан. – По сто раз. Пока тебя ждали.

Кыш протягивает конверты мне и Дану. Я, не пересчитывая, прячу деньги.

– Пересчитай, – говорит меняла.

– Да, ёлки! Опять за своё, я же…

– Нет, ты пересчитай, – повторяет Кыш. – Мы с тобой друзья большие, конечно. Но когда время доходит до дела – тут нужен грамотный подход.

– Взрослей, – поддакивает Дан. – С деньгами не шутят.

Пересчитываю. Десять тысяч крупными купюрами. Ох, ну и куда я с ними? Теперь разменивать…

Старательно взрослея, прячу конверт. Корчу серьёзную мину.

– Почти идеал! Только лицо попроще сделай…

Смеёмся. Я закуриваю, чуть отойдя в сторону. Ребята берегут здоровье, но когда я дымлю, скромно помалкивают. У каждого свой метод успокоения нервов. А с нервами в нашем деле совсем беда.

Стараюсь курить так, чтобы сизая струйка не касалась друзей.

– В общем, что я хочу сказать напоследок, – вздыхает Кыш, натягивая перчатку. – Молодцы вы, ребята. Как всегда. Дошли раньше срока, никого не потеряли… говорю точно: ещё годика два, и быть вам живыми легендами.

– Так и шёл бы с нами, – говорю. – Когда стихийник лишним был?

Кыш ухмыляется в усы:

– Я бы с радостью, но Земля не отпускает пока. Жена, дети. Да и… вокруг башни какая-то дрянь неделю ошивается. Всё никак не соберусь прогнать.

– Зови, – говорит Дан.

– Позову, – кивает Кыш. – Со всеми вытекающими. Уж я-то не обижу.

Матёрые элементалисты, вроде нашего общего друга, не живут в Городе. Им по силам держать собственную маленькую неприступную крепость. Место под застройку они выбирают хитро: рядом обязательно должен быть хоть какой, но Источник Силы. Без Чуда жить сложно. Но к Источникам, как магнитом, тянет всякую дрянь. От дикого зверья до разумных фриков. Башню они, конечно, штурмом не возьмут – как пробраться в дом, у которого и дверей-то нет? – зато хлопот на выходе доставят изрядно.

И клиентов не пригласишь. А уж их у стихийников – как песка в пустыне. Кому стену возвести, кому ручей в нужное русло направить. Всего не перечислить.

– Ладно, мужики, – вздыхает Кыш, хлопнув меня по плечу. – Семейный долг зовёт. Удачи вам.

– Удача с нами, – хором, вместе с Даном, отвечаю. Переглядываемся, улыбаясь.

Размашистой походкой меняла удаляется. Мы остаёмся молча смотреть на тихий дворик. Летит, наметая сугробы, снег. Редкие машины украшают белые шапки. У некоторых – замело стёкла. Видно, хозяева опрометчиво решили проехаться на городском транспорте, поверили чистому, голубому с утра, небу.

Рядом с тонущими в снежном пухе старыми качелями играют дети. Пробуют перебрасываться снежками – получается скверно: не лепятся снежинки в крепкие комки. Но малышне хватает и этого: с визгом носятся вокруг покрытого облупившейся краской железа. Когда есть фантазия и толика свободного времени – скучать не приходится. Особенно в детстве.

– Мы тоже как дети, – вдруг произносит Дан. – Только вместо снега у нас кое-чего пострашнее.

Солидарно киваю. Данила только в яви пробивает на подобные разговоры. На Земле он разом стареет, а в Канве – вечно молодой. От этого контраста немножко не по себе.

– Все мы… вечные дети. Только с пережитыми зимами куш за победу растёт, – отвечаю я. – Боишься заиграться?

– Поздно бояться, Фокси. Поздно.

К родителям я заглядывать не стал. Ограничился телефонным звонком. Времени до входа в Канву осталось – всего ничего. Нужно ещё успеть привести себя в порядок, настроиться морально.

Как бы ни тянуло в иллюзорный мир, всё равно, уходить из мира земного вот так, с наскока, нельзя. Нужно вежливо сказать родине «до свидания», почитать хорошую книжку. Или фильм посмотреть. Иначе – заблудишься меж двух реальностей. И будет у тебя не личность – жалкая тень.

Женя подозрительно быстро открыла дверь. Посторонилась, впуская меня.

Я цепким взглядом подмечаю, что подруга успела подвести глаза, накрасила губы. Вместо футболки и джинсов – цветастое платьице.

– Ждёшь кого? – спрашиваю, отряхивая с куртки снег.

– Молодой человек должен подойти, – говорит Женя. – С друзьями.

– Что же, без сопровождения никак? – улыбаюсь я. Разуваюсь. – Рейдом, что ли, на тебя собрался? Ну, Бог в помощь тогда.

Женька пытается отвесить мне подзатыльник, я уворачиваюсь. Краем сознания подмечаю, что действую не в рамках шутки – на рефлексах. Хороший признак. Быстрее оклемаюсь после нырка в Канву.

– Он у тебя не иллюзорник, часом? Если да – гони в шею, – продолжаю подтрунивать я, отступая к кухне.

После холода горячий чай – самое то.

– Не, – мрачно произносит Женя, надвигаясь на меня, – хуже. Геймер.

Зажигаю конфорку. Ставлю чайник на цветок голубого пламени.

– В шею, золотце, в шею гони…

– Он хороший, – улыбается подруга. Гоняться за мной ей надоело. Решила заняться заваркой. – Тебе понравится. И ребята забавные… своеобразные такие.

– О, – вздыхаю я, ногой пододвигая к себе табурет. – Как жаль, что шабаш без меня пройдёт.

Женя, решив, что я окончательно капитулирую, разлила чай по чашкам. Чуть отхлёбываю. Хорошо. Будь моя воля – выпил бы четыре… нет, пять таких стаканов. Но тело за время псевдосна может оконфузиться. Перед заходом в Канву лучше не пить, не есть.

– Может, и навестишь нас…

– Ворона, блин, – говорю я, хмуря брови. – Не каркай.

Кошусь на часы. Ну что же, пора в койку. Обняв напоследок Женю, иду в свою комнатушку.

– Покажи там всем! – кричит вслед подруга.

– Передам зверью привет от тебя! Проследи, чтобы не зашёл никто…

– А ты дверь запри, – советует Женя. – Так оно надёжней.

И верно. Чего это я?

Устраиваюсь на кровати. Закрываю глаза.

Вход в Канву – сложнее, чем выход из неё. Родиться куда трудней, чем умереть.

Это похоже на то, как древние ныряльщики, обвязавшись верёвкой, сигали с борта корабля за жемчугом, в неспокойное море. Так же и я, успокоив броуновское движение мыслей в голове, беру в ладонь воображаемый поплавок. Разбегаюсь, прыгаю в черноту.

Тьма – и ничего кроме неё. Затем далеко впереди появляется свет. Приглушенные цвета, звуки. Это зарождается тело. Вот я приближаюсь, уже вижу блики воды, волны – тело появилось в Канве, готово принять меня.

Так мы и живём. Заново рождаясь при каждом заходе. И частично погибая при выходе. Ведь то, иллюзорное тело, без поддержки сознания тает, как сахар в стакане с горячей водой.