Парк-авеню 665 - Габриэлла Пирс

— Я в принципе нетерпеливый человек, — продолжал мужчина. — Для меня и месяц — слишком много.

С этими словами он поставил на стол между ними коробочку, обитую темно-синим бархатом, и дал девушке время ровно на один долгий взгляд, прежде чем откинуть крышку. Бриллиант изумрудной огранки весом не меньше пяти карат ослепительно вспыхнул в пламени свечей.

— Джейн, — продолжил Малкольм, и в этом слове слышалась настоящая страсть. — Ты — моя единственная. Я больше не хочу расставаться с тобой ни на один день, и я не намерен ждать. Пожалуйста, — добавил он, хотя в его голосе не было и тени мольбы, — пожалуйста, скажи, что станешь моей женой.

Зал поплыл у Джейн перед глазами. Сердце билось где-то в горле, щеки пылали, словно она оказалась в Центре пожара. Выйти за Малкольма означало оставить Францию: работу в «Ателье Антуан», любимую студию в пятом округе, где с пожарной лестницы виден Нотр-Дам, своих друзей и всю свою прежнюю жизнь.

Выбор оказался легким.

— Да. Конечно, да, — и она протянула Малкольму руку. Кольцо пришлось точно впору.

Глава 3

Джейн еще глубже погрузилась в воду, чувствуя, как пузырьки пены щекочут ключицы. Затем подняла руку над бортиком ванны и чуть повернула ее: кольцо сверкало даже в приглушенном свете гостиничной лампы. Джейн никак не могла поверить, что события минувшего вечера — правда. С одной стороны, об этом свидетельствовал и пылающий на пальце бриллиант, и то, что прямо сейчас она нежилась в роскошной мраморной ванне перед огромным окном с видом на Эйфелеву башню. С другой стороны, стоило Малкольму уйти за мороженым с подсоленной карамелью — любимым лакомством Джейн, — как ее охватило чувство нереальности происходящего.

Девушка то и дело поглядывала на дверь. Конечно, для возвращения Малкольма слишком рано. Она вообще не хотела, чтобы он уходил — для чего тогда отель держит прислугу? — но мужчина был непреклонен. Заявление, что ходить за карамельным мороженым — святая обязанность женихов, совершенно обезоружило Джейн, которая впервые оказалась в статусе невесты и так и не смогла придумать убедительного аргумента.

От воды поднимались завитки пара, на крышу соседнего дома села ворона. Джейн засомневалась было, не слишком ли быстро она привыкла к стилю жизни Малкольма — жизни на широкую ногу, с консьержами и пентхаусами, — но тут же вдохнула горячий пар и выбросила эти мысли из головы. А почему бы и не привыкать? Теперь это стиль и ее жизни.

Конечно, надо будет подобрать кое-какие хвосты. Освободить съемную квартиру, попрощаться с друзьями… Джейн быстро перебрала в уме рабочие проекты — все в разной степени готовности. И первый личный клиент — подумала она с легким сожалением. Но она была по-настоящему одаренным архитектором, а Нью-Йорк — отличное место для нового витка карьеры… Особенно учитывая связи ее будущей семьи. «У меня будет семья», — счастливо подумала Джейн и пошевелила пальцами ног, глядя на расходящуюся рябь.

Она чувствовала себя одинокой, даже когда жила с бабушкой. Конечно, Ба любила ее — но в понимании старушки «любить» по большей части означало «волноваться». Когда замкнутые эльзасские жители предлагали Джейн дружбу, ей не позволялось гулять с ними без присмотра. Джейн не разрешалось даже одной ходить в деревянную школу в центре деревушки, а если она задерживалась на рынке на пять минут дольше обычного, Ба тут же прибегала проверить, все ли с ней в порядке. Бабушка не хотела — или не могла — объяснить внучке, чем так опасен большой мир, но это ее стремление оградить Джейн от любых контактов с ним возвело между ними прочную стену, которая с годами становилась только выше. Девушка покинула серый деревенский домик у подножия холма в тот же день, когда получила письмо о приеме в университет — причем единственным чувством, которое она при этом испытала, было глубокое разочарование. Прошло шесть лет, и она ни разу туда не возвращалась.

Бра по периметру ванной комнаты замигали, и на стенах нарисовались тени, похожие на ветви древних деревьев. Нужно сказать Ба, что она уезжает, — подумала Джейн и тут же вздрогнула, даром что над водой клубился пар. За эти годы они обменялись всего парой коротких неловких писем — на ферме не было телефона. Пришло время навестить бабушку — она, конечно, захочет познакомиться с женихом единственной внучки. Правда, в это время года в Эльзасе так темно и холодно…

Джейн подумала, что Ба будет рада за нее — ведь все складывалось как нельзя лучше. Вряд ли бабушка будет в восторге от новости, что внучка решила переехать за океан, — она не одобрила даже ее переезд в Париж, упоминая его в письмах исключительно как «этот твой побег». И теперь Джейн не могла предположить, как старушка отреагирует на ее идею покинуть страну. Впрочем, ее главной заботой всегда была безопасность внучки, а ни одна мать (или бабушка) не могли пожелать лучшего защитника, чем Малкольм Доран. Он был добр, внимателен, чуток и мог позаботиться о Джейн как никто другой. Помимо всех этих достоинств, он был безумно, отчаянно, по уши в нее влюблен — точно так же, как и она в него.

Джейн опустила руку в воду, и в тот же момент ее размышления прервал низкий скрежещущий звук. Хотя он был негромким — просто скрип металла по металлу, — в тишине он прозвучал очень четко и… близко. В следующую секунду бра вспыхнули и погасли. Вода выплеснулась за край ванны, и лунный свет, падавший в комнату через огромное окно, сделал ее такой же серой и холодной, как эльзасский пейзаж в середине зимы. Джейн замерла, слушая стук своего сердца, а потом заметила, что под дверью тоже темно. Значит, свет почему-то погас во всем номере.

Затем снова раздался шум — сначала тихий, а потом все громче и ближе. По ковру отчетливо простучали чьи-то ботинки.

В номере кто-то был.

Страх тугим комком застрял в горле Джейн. Это не мог быть Малкольм. Он ушел меньше десяти минут назад. Девушка едва успела подумать, открывается ли панорамное окно, как дверная ручка повернулась и на пороге, за которым стояла непроглядная темнота, возникла отчетливая тень. И у нее были очертания высокой мужской фигуры.

Джейн вскрикнула и попыталась встать, но ослабевшие от страха ноги только беспомощно скользили по дну ванны. Едва приподнявшись, она снова упала в воду, больно ударившись локтем и выплеснув на пол целую мыльную волну.

— Джейн?

Она замерла.

Ночная подсветка Эйфелевой башни озарила темное небо — и лицо вошедшего.

— Малкольм, как ты меня напутал! — Джейн судорожно вздохнула и потерла ноющий локоть, чувствуя себя ужасно глупо. — Я не думала, что ты вернешься так скоро.