Парк-авеню 665 - Габриэлла Пирс

— Ты в порядке? — раздался над ухом шепот Малкольма. — Может, сделаешь передышку?

Джейн покачала головой, чувствуя, как ее наполняет теплое чувство благодарности за его успокаивающее присутствие.

— Думаю, скоро уже все закончится.

С момента чудовищной находки в доме на отшибе Малкольм был воплощением заботы. За последние восемь дней Джейн еще сильнее полюбила его — если такое вообще было возможно. Он каждое утро приносил ей завтрак и обнимал, если она принималась плакать, а ночью гладил по голове до тех пор, пока она не засыпала. Малкольм нанял грузчиков, чтобы перевезти вещи Джейн в дом своих родителей в Нью-Йорке, где они решили пожить первое время, пока не найдут собственное жилье, и полностью оплатил похороны. Таким образом, он избавил ее от всех забот, кроме скорби по бабушке — и этой дурацкой, своевольной, не поддающейся контролю магии.

Доброта Малкольма только укрепила ее в решении молчать о своем секрете, так что, стоило ей остаться в одиночестве, как письмо бабушки было спущено в унитаз. Джейн с грустью смотрела, как вода размывает обрывки бумаги со знакомым почерком, — но она и так помнила содержание письма наизусть, а Ба сама велела ей тщательно хранить свою тайну, так что уничтожение улики было первым неизбежным шагом к этому.

Увы, мигающие лампы и чересчур разошедшаяся система отопления свидетельствовали о том, что ей не очень-то удается соблюдать бабушкин наказ.

Неожиданно руки девушки покрылись гусиной кожей от ощущения чужого взгляда. Обернувшись, Джейн увидела старика с пергаментной кожей и кустистыми бровями, который стоял возле выхода из церкви, и вспомнила, что уже видела его в цветочном магазине — в тот день, когда только приехала в деревню. Джейн нахмурилась.

Малкольм легко коснулся ее спины, но девушка не могла оторваться от темных немигающих глаз старика. В следующую секунду ее затопила волна ярости, а в сознании замелькали беспорядочные видения — нож для вскрытия конвертов? лающая собака?.. Джейн вздрогнула и почувствовала, как Малкольм встревоженно сжал ее ладонь. Видения пропали так же быстро, как возникли, и когда она пришла в себя, то увидела, что старик уже исчез.

«Это не имеет значения, — твердо сказала она себе. — Он не имеет значения». Скоро они с Малкольмом будут в тысяче миль отсюда, и ей не придется гадать о странном поведении старика из французской деревушки. Лучше ей подумать о том, как уберечь своего жениха от знания, что он собирается жениться на ведьме.

— Если я могу что-то для тебя сделать, только скажи. Я так любил твою бабушку, — сказал местный полицейский, положив руку на плечо Джейн.

Она знала его с тех пор, как ходила пешком под стол. Полицейский не упускал случая попрактиковаться в английском в ее обществе — и похороны не стали исключением. Девушка чуть было не фыркнула, как вдруг услышала другой голос — на этот раз нематериальный.

…наверняка сама прикончила бедную старушку ради наследства. Эти городские девчонки все такие — палец, о палец не ударят, чтобы…

Джейн дернулась и стряхнула с плеча руку полицейского. Она больше не могла вынести ни одной секунды в Сент-Круа — и ни одной мысли о том, как бесстыдно было не приезжать домой шесть лет или как подозрительно выглядело затворничество Ба. Но мучительнее всего было находиться в этом месте, среди десятков глаз и рук, которые наполняли ее такой бесполезной и тошнотворной силой.

Она дернула Малкольма за безукоризненно отглаженный черный рукав.

— Мы уходим. Немедленно.

Ей хотелось оказаться как можно дальше от деревни, Эльзаса, Франции. Она устала быть Джейн Бойл — загадочной и неблагодарной американской сиротой. Этой главе ее жизни пора было завершиться.

Малкольм кивнул — понимающий, как всегда, — и девушка почувствовала слабый укол совести. Пусть он никогда не узнает правду о своей невесте, она сделает все возможное, чтобы он не пожалел о своем выборе.

— Я обо всем позабочусь. Подожди меня у машины.

Джейн развернулась и принялась пробиваться через толпу, демонстративно извиняясь на английском и стараясь не обращать внимания на недоуменные и озлобленные взгляды соседей.

Наконец она вырвалась под тусклое зимнее солнце и с трудом перевела дух. Старик из цветочного магазина стоял на другой стороне улицы все с тем же свирепым видом, что и раньше. Джейн ощутила ответный приступ ярости. Да что он себе позволяет? Как он смеет нарушать ее скорбь? Неужели нельзя было почтить память покойной и подождать час-другой, прежде чем метать в наследницу гневные взгляды? Девушка уже собралась пересечь дорогу и потребовать от старика объяснений, как рядом возник Малкольм.

— Сюда, — напомнил он, целуя невесту в лоб, и она почувствовала, как возмущение тает, словно снег под солнцем.

Они взялись за руки и направились к машине, чтобы навсегда покинуть этого странного старика — и всех остальных жителей Эльзаса.

Глава 8

Восемнадцать часов спустя огромный океан отделил Джейн от кладбища, Сент-Круа-сюр-Амори и всего ее прошлого. Настало время смотреть в будущее. Из иллюминатора казалось, что ночной Нью-Йорк сплошь состоит из стеклянных небоскребов и неоновых огней. Однако теперь, на земле в Верхнем Ист-Сайде, город выглядел совершенно иначе.

Девушка переступила с ноги на ногу, ежась от пронизывающего январского ветра. Парк-авеню словно вымерла. Джейн крепче прижала к груди холщовую сумку. Разве не про этот город говорят, что он никогда не спит?

Она услышала, как Малкольм благодарит Юрия — семейного шофера, обликом и молчаливостью больше напоминающего шкаф. Тот сурово кивнул им на прощание и свернул за угол. Пара осталась в одиночестве. Джейн принялась разглядывать массивный каменный свод особняка Доранов. Несмотря на зловещее расположение между домами 664 и 668, на здании красовался номер 665. Джейн никогда не была суеверна, но все же испытала прилив благодарности к неизвестному градостроителю, который счел резной мраморный фасад и без того зловещим. Одной цифрой больше — и этот дом вполне мог бы довести до инфаркта какого-нибудь впечатлительного прохожего.

В отличие от обычных нью-йоркских высоток, серо-зеленое здание поднималось над улицей всего на восемь этажей, однако не казалось ни скромным, ни изящным. Напротив, оно грозно нависало над мостовой, хотя внутренний архитектор Джейн, привыкший представлять любую постройку в виде плана, утверждал, что вертикаль стены безукоризненно точна. Окна были обычного размера, но так глубоко посажены в камень, что Джейн невольно задумалась, проникает ли свет в эту крепость. «В дом. В наш дом», — тут же мысленно поправила она себя, хотя нависшая над ней каменная глыба меньше всего походила на то, что она могла бы так назвать.