Любовь в законе - Владимир Колычев

Сгорая от стыда, Полина закрыла лицо ладонями, резко развернулась к нему спиной и выбежала из комнаты.

Как же так, почему она не убралась из спальни сразу, едва только поняла, что там происходит? Почему она так завороженно смотрела на Макара? Нельзя же так. Нельзя! Какой позор!

Полина с головой забралась под одеяло, словно грех как нечто материальное находился где-то рядом с ее кроватью и от него можно было спрятаться… Но постепенно девушка стала успокаиваться.

Ну и что, собственно, произошло? Подумаешь, померещилось спросонья, что больная бабушка зовет на помощь. Полина должна была откликнуться на этот зов, поэтому и зашла в спальню. А то, что мама со своим сожителем занимались любовью за открытой дверью, это их вина. И то, что Макар полностью обнажился в ее присутствии, целиком на его совести. Она всего лишь растерялась и оцепенела от неожиданности. А то, что у людей бывает секс, так это ей давно уже известно. Да и самой ей уже давно было пора попробовать. У Зойки это уже было, у Райки, у Катьки… Тем более Севастьян из армии вернулся, а он парень красивый, сильный… Только почему-то нет у нее никакого чувства к нему. Да, она ждала его из армии и дождалась. Но, может, ей были просто неинтересны другие парни, которые крутились возле нее. Не замирала от них душа, не бурлила кровь в жилах, как весенний сок в древесном стволе. Севастьян тоже не волновал ее. Но ведь когда-нибудь ей придется делать то же самое, что и мама с Макаром. Все женщины делают это. Зойка говорила, что ей было приятно…

Полина услышала чьи-то шаги. Неужели Макар? Неужели это он сейчас направляется к ней? Он не такой красивый, как Севастьян, но в нем гораздо больше внутренней силы, мощной, подавляющей энергетики в сочетании с бесшабашностью уверенного в себе человека… Признаться, такое сочетание завораживало. И если вдруг Макар заберется к ней под одеяло… Конечно, она будет кричать и сопротивляться, поскольку она девушка порядочная. Но ведь мир не рухнет, если вдруг это сейчас произойдет…

Кто-то взялся рукой за верхний краешек одеяла. Полина вдруг почувствовала, как внизу живота разлилась горячая тяжесть. Такая сильная рука могла быть только у Макара. Сейчас он сорвет с нее одеяло. Хорошо, что на ней ночная рубашка. Но ведь он может задрать подол… Надо ли сопротивляться? Да, конечно, надо. Но ведь ей уже восемнадцать лет, а Макар такой сильный… И еще она видела… Нет, она будет отбиваться! Она не позволит себе пасть в своих же собственных глазах. Но ее пальцы почему-то предательски расслабились, когда чья-то рука потянула одеяло на себя. Какой ужас!

Полина ожидала увидеть Макара, но это была мама. Волосы растрепаны, глаза горят, халат запахнут кое-как. И еще от нее разило перегаром так, что хоть нос затыкай. Они с Макаром вчера на кухне сидели допоздна. Севастьян ушел домой, Полина легла спать, а они продолжали пить водку, а затем легли в постель. Права была бабушка: беспутная у Полины мать. Да и без этого уже можно было составить о ней представление: грубая, пьющая, да еще и стонет в постели без всякого зазрения совести.

– Ну и зачем ты к нам приходила? – озлобленно спросила она, подпирая кулаками бока.

– Я думала, это бабушке плохо, – ответила Полина, недовольная тем, что ей приходится оправдываться.

– Какая бабушка? Бабушка уже на том свете.

– Это сейчас. А еще совсем недавно она была жива, – резко поднявшись с кровати, сказала Полина. – И мучилась от болей. Я уколы по ночам ей делала, чтобы больно не было. Ее стоны до сих пор у меня в ушах стоят! В чем ты меня упрекаешь? В том, что я за бабушкой ухаживала? А где ты была, когда она умирала? Ты что, не дочь ей?

– Тихо, тихо! – растерянно замахала руками мама. – Успокойся.

Она села в кресло, забросив ногу за ногу, достала из кармана халата пачку сигарет, взглядом поискала пепельницу на столе.

– Ты уже всю кухню прокурила, – поморщилась Полина. – А здесь курить не надо.

– Какая ты у меня грозная!

– И взрослая. Мне восемнадцать лет уже. Восемнадцать! А тебя я впервые в жизни вижу. Где ты пропадала?

– Где-где… Куда твоя бабушка меня выгнала, там и пропадала. Думаешь, у меня сладкая жизнь была?

– Ты водку зачем пьешь?

– Зачем водку пью? – склонив набок голову, будто прислушиваясь к каждому своему слову, сказала она. – А потому что жизнь черная, а водка белая. Надо же чем-то жизнь эту темную разбавлять.

– Слышала я, как ты свою жизнь разбавляла.

– Не только слышала, но и видела… Не стыдно за голым мужиком подглядывать?

– Я не подглядывала, – стушевалась Полина. – Просто я думала, что там бабушка…

– Ага, бабушка, – хихикнула мама. – Бабушка, бабушка, а почему у тебя такой большой хвост? А это не хвост, детка… Что, может, самой с Макаром захотелось, а?

– Тебе лечиться надо, поняла? – залилась краской Полина.

– Чего?!

– От слабоумия лечиться. И от алкоголизма!

– Это ты родной матери говоришь?

– Где ты была все это время, родная мать? Приехала тут водку жрать!

– Ну ты! Говори, да не заговаривайся! Я к себе домой приехала, поняла? Мы эту квартиру получали! Мы – я, мать, отец. А тебя тогда еще в проекте не было!

– В проекте, – съязвила Полина. – От какого проекта я родилась? Где мой отец?

– Макар будет твоим отцом… Макар! – позвала Антонина.

Полина в смятении нырнула под одеяло, натянув его до самого подбородка, но Макар не стал входить в комнату, а застрял в дверях, высунув голову из проема.

– Чего?

– Полинка дочкой твоей стать хочет.

– Удочерим, не вопрос, – в свойственной ему бесшабашной манере отозвался он.

– Ты сначала на маме женись!

– Так я разве не говорил, что мы – муж и жена?

– Говорил. Только я тебе не верю.

– Может, тебе печать в паспорте показать?

– Видела она уже твою печать, – скабрезно хихикнула Антонина.

Но Макар лишь махнул на нее рукой. Дескать, давай без глупостей. Он хоть большой и грубый, но похабщины в нем не было. Может, потому он и нравился Полине… Да, нравился. И надо набраться смелости самой себе в этом признаться.

– Нет у нас печати в паспорте. И не будет, – покачал он головой. – Нельзя мне жениться. Это раз. А потом, сейчас у нас в моде гражданские браки, если ты не знала.

– Да ты не оправдывайся, не надо, – не глядя ему в глаза, отрезала Полина. – Я к тебе в дочери не набиваюсь. Да и молодой ты для папочки!

Он был взрослым мужчиной, даже матерым, но все-таки выглядел моложе мамы.

– Почему молодой? Мне тридцать четыре года. Мне шестнадцать было, когда ты родилась. А в пятнадцать я уже девчонок вовсю рисовал… Жаль, маманьку твою раньше не встретил. Красивая она у тебя баба. Мы с ней здесь жить будем, ты же не против?

– Ну куда от вас денешься, – пожала плечами Полина. – Только водку не пейте.

– Ух ты какая умная, – пренебрежительно хмыкнула мать.

– Тонь, а она правду говорит. Нельзя так часто закладывать. – Макар смотрел на нее с юморком, но его голос звучал вполне серьезно.

– Как часто? Сегодня у меня, между прочим, знакомство с дочерью было. Пивка бы чуть-чуть – и все, баста…

– Без пива обойдешься. Ты не переживай, Полинка, мы из твоей маманьки образцово-показательную женщину сделаем. Она у нас хорошая, не смотри, что зубы показывает. Просто ей с мужиками не везло. Не по тем рукам ходила. Ничего, теперь она со мной, а я ей расслабляться не дам.

– Кто тебя спрашивать будет? – с фальшивым пренебрежением отмахнулась от него Антонина.

Но Макар так на нее посмотрел, что у Тони тут же пропала всякая охота дерзить. И ногу с ноги она убрала, и в кресле выпрямилась, как прилежная школьница за партой. Его подавляющую энергию почувствовала и Полина. Ей вдруг захотелось повиноваться ему, хотя видеть своим отцом она его не желала…

– Сегодня никакого пива, ты меня поняла? – жестко сказал он.

– Поняла, – покорно кивнула Антонина.

– И давай в постель. Пусть Полина спит. Ей утром в школу.

– Не в школу, – мотнула та головой, – в техникум. И то у нас только консультации сейчас. Перед экзаменом… Да я могу и не ходить. Я и так на пятерки все сдам.

– Слышь, Тонь, дочь у тебя отличница, – весело подмигнув Полине, сказал Макар.

– Ага, и бабушкам дорогу помогает переходить… Ты мне, дочка, вот что скажи. Какие ты бабушке уколы делала?

– Обезболивающие.

– И что там – димедрол, реланиум?

– Ну, реланиум…

– И что-нибудь осталось?

– Ну, пара ампул. А что?

– Где? – заинтригованно спросил Макар.

– Да там, в спальне, у бабушки в тумбочке. А зачем вам?

– А затем, что выбросить все это нужно, – улыбнулся он. – На свалку истории. Болезнью здесь, в этой хате… в квартире, пахнет. Нехороший, скажу я тебе, запах.

– Да я уже привыкла.

– Ну я тоже не из пугливых. Но все равно, надо бы здесь все освежить… Ничего, я этим займусь. Ты спи давай, а мы лекарства пойдем выбрасывать.

– Да-да, пойдем, – поднимаясь с кресла, закивала мать.