Удар, ещё удар! - Александр Юрьевич Моралевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тонну сто пятьдесят.
— Погоди, тогда мы кликнем еще человек семь из очереди, отнесем машину на подъемник.
— Спасибо, ребята, — сказал я. — Как Никулин в фильме про Мухтара говорил: «Он постарается» — пусть постарается «Нива». А не сможет— тогда отнесем.
Я желаю многая лета инженеру Вонзакову. Пусть почиет он в преклонных годах, окруженный любящими домочадцами. Пусть, случись ему, не приведи бывший бог, операция — медработники-новаторы не скажут ему: «А у нас, Вонзаков, самообслуживание! Оперируемый добирается до операционного стола и вскарабкивается на него сам».
Живите долго, Вонзаков. И будьте живучи — как «Нива». Совершенно к этому негодный, тяжело изуродованный автомобиль, как преданное животное с парализованным туловищем, каждым метром движения разрушая себя — на передних лапах «Нива» проползла тридцать метров и вскинулась на подъемник.
— Ну вот, — благостно молвил инженер Вонзаков. — Вы, гражданин Моралевич, по роду службы, должно быть, далеки от техники, вот и не знаете замечательных возможностей этого автомобиля, легкового полноприводного первенца нашей промышленности. А видите, этот автомобиль — еще о-го-го!
И состоялся осмотр, сопровождаемый барышническими восклицаниями в том смысле, что вообще малопонятно, зачем эту прекрасную машину, которой бы сейчас весело мчаться по шоссе, привезли сюда как предсмертную. (Но все-таки сразу насчитали видимых уронов на полторы тысячи рублей.)
Это ВИДИМЫХ УРОНОВ. А говорилось у нас в первой главке: СРАЗУ ПОСЛЕ АВАРИИ СОБЕРИСЬ, ОКЛЕМАЙСЯ, СО ВСЕЙ НАСТОЙЧИВОСТЬЮ ТРЕБУЙ ВНЕСЕНИЯ В ПРОТОКОЛ ВСЕХ ПОВРЕЖДЕНИЙ, ТРЕБУЙ ВНИМАТЕЛЬНОГО ОСМОТРА МАШИНЫ.
Не оклемался. Не потребовал. А оказалось, что на «Ниве» после двух жестоких ударов в бок потекло множество сальников. А первый удар был нанесен в область крепления аккумулятора, лопнул корпус, электролит вытек под капот, сожрав там краску, мастики и металл. НО ЭТОГО, РАВНО. КАК И МНОГОГО ДРУГОГО, НЕТ В ПРОТОКОЛЕ. А ПОСКОЛЬКУ НЕТ, ХОТЯ АВТОЦЕНТР И ПРИЗНАЕТ. ЧТО ВСЕ ЭТО ПРОИЗОШЛО ПРИ АВАРИИ, — ГОССТРАХ ПЛАТИТЬ ЗА ЭТО НЕ БУДЕТ.
И снова приехал за мной желтый ЗИЛ, и, учаливая цепями «Ниву», спросил водитель:
— Какие дела?
— А как у всех, — сказал я. — Обманули дурака на четыре кулака.
* * *
— Вы меня помните? — спросил я в районном ГАИ, входя туда с колесом на груди.
— Помним. Какие трудности?
— Вы можете подтвердить, что это колесо было смято в аварии?
— Козе понятно, что именно тогда. Что они там, в консотделе, горбатого к стенке лепят. Нате письменное подтверждение.
Есть все же люди на свете!
* * *
— Все еще вы? — радушно сказал инженер Вонзаков. — Принесли про колесико документ? Ну, включим его в калькуляцию, ладно уж.
Кончался третий месяц консотдельской мороки.
* * *
— Вы нос-то вешайте, — говорили мне умные люди, — а голову не склоняйте. Пока суд да дело — вы приискивайте станцию для ремонта. Пока со станцией снюхаетесь— и калькуляция подоспеет. У вас тяжелый ремонт, точностный, его на стапеле производить надо, в Тольятти или же в Яхроме. Или уж в Долбино. Там нивовского стапеля нету, но ребята — левши, вручную микрон за хвост поймают. К тому же заполучили они какой-то компьютер с гидравлическими кулаками. Усадят этот компьютер в «Ниву», вложат в него нивовскую перфокарту — он кулаками изнутри и распялит «Ниву» до нормы.
Я кинулся в Долбино. Но неутешительными были ездки: забита станция заказами по сентябрь.
— Если только не возникнет окно, — сказали ребята, руками вылавливающие микроны. — Вдруг утром не явится кто, назначенный на большой ремонт, тогда сможем въезд разрешить.
— Мужики! — доверительно сказал я. — А могу я вас попросить: если откроется окно — позвоните мне на работу. Или в семью. Чтобы я за час на буксире…
— Не — сказали мужики. — Это надо в голове держать да звонить. Нам такая колгота ни к чему.
И вот в чем, товарищи, выгода быть более-менее приличным человеком: у вас обязательно будут друзья. Да, пришли друзья и предложили сами: чтобы ты не изводился, сделаем так — «Ниву» отбуксируем в Долбино и всяк по суткам, по скользящему графику, будем ночевать в ней с должной документацией на руках. И если возникнет окно на станции — вот он, подранок, у вашего порога сию минуту!
Верные, жертвенные друзья. Полторы недели выдержали они в сквозняковой и протекающей «Ниве». Причем не перед станцией ютилась она — новый директор Птитченко не велит ночевать перед станцией битым машинам, — а в глухом, неблагополучном по тревожным человеческим крикам переулке.
Но на исходе второй недели, когда в семьях друзей пошли трения по поводу их неупорядоченного образа жизни, пришлось искать новые выходы из положения. И вот какой напросился выход: мать честная, да прямо перед долбинским автосервисом располагается громадная, ухоженная, охраняемая стоянка Всероссийского добровольного общества автомотолюбителей! В конце концов я тоже член этой организации, плательщик солидных взносов. На стоянке должны мне помочь, разрешить на пару недель упокоить машину. Помочь терпящему бедствие автомобилисту — главный лозунг и главная забота ВДОАМ.
— Так уж и главный, — отшили меня. — Центральное руководство общества запретило держать на стоянках битые машины.
— Люди! — воззвал я. — Земляки! У меня на руках рулон документов. Есть свидетельства ГАИ, что я потерпевший. Есть свидетельства той же ГАИ, что наехали на меня, а не я получил тяжелейшие повреждения, сшибив пятерых домохозяек с праздничными авоськами. Почему так, граждане: в мире людей больному человеку во всем — преимущество, а в мире машин мы насадили закон волчьей стаи: подранок становится вне закона, обрекается на растерзание и добитие?
— Ладно, — сказали на стоянке, — пронял ты нас. Оплати в кассу за неделю. Но если что — чтобы духу твоего не было на стоянке по первому требованию!
— Благодетели! — закричал я и растерзал на груди рубаху.
— Не то что по требованию — улетучусь по пожеланию! По мановению!
Да, утряслось. И, воспользовавшись этим, автор мигом вылетел в служебную командировку: гор. Кызыл. Тувинская АССР.
Но уже четвертой ночью настиг его в гостинице звонок рыдающей жены. Автостоянка грозно известила: если завтра к 6.00 «Нива» со стоянки не испарится, ее на удавке уволокут через весь город и бросят на стоянке бесхозных машин за ВДНХ. А там автомобильные коршуны и шакалы в момент выклюют из машины сердце и вырвут печень.
Прервать командировку — такого права мне отпущено не было. Со стоянки ВДОАМ на рассвете машину вывели друзья и за пятнадцать рублей оставили на соседнем пустыре
