Война в Фивах - Нагиб Махфуз

— Будет лучше, если мой повелитель сейчас не станет обсуждать эти вопросы с посланником.

Царь согласно кивнул, хорошо понимая, к чему клонит гофмейстер. Хаяну показалось, будто гофмейстер передал своему повелителю слова, только что сказанные им. Поэтому он выдержал небольшую паузу. Но царь лишь спросил:

— Вы имеете еще что-нибудь сообщить мне?

Хаян ответил:

— Уважаемый правитель, до сведения моего повелителя дошло, что вы носите белую корону Египта. Он удивлен и находит, что это идет вразрез с нашими хорошими отношениями и узами традиционной дружбы, которые связывают семью фараона и ваше славное семейство.

Удивленный Секененра воскликнул:

— Но белая корона ведь является головным убором правителей Юга!

Посланник ответил уверенно и требовательно:

— Наоборот, ее носили цари, и именно по данной причине вашему славному отцу и в голову не приходило надевать корону, ибо он знал, что в этой долине есть всего один царь, который имеет право на это. Я надеюсь, уважаемый правитель, что вы учтете искреннее желание моего повелителя укреплять добрые отношения между династиями Фив и Мемфиса.

Хаян умолк, и снова воцарилась тишина. Секененра предался грустным размышлениям, резкие требования царя пастухов тяжелым камнем легли на его сердце. Они посягали на истоки веры в его сердце и гордости в его душе. Эти чувства нашли отражение в бледных каменных лицах придворных, окружавших его. Внимая совету Гура, царь не стал отвечать, а лишь сказал голосом, который звучал спокойно, вопреки всему, что он услышал:

— Посланник, ваши требования носят деликатный характер, затрагивают нашу веру и традиции. Поскольку дело обстоит так, думаю, будет лучше, если я сообщу вам о своем мнении завтра.

— Лучшее мнение то, которое достигнуто в результате обсуждения, — ответил Хаян.

Секененра повернулся к гофмейстеру Гуру и сказал:

— Проводите посланника в крыло, которое отведено для него.

Посланник поднялся всем своим коротким тучным телом, поклонился и удалился самодовольной и высокомерной походкой.

3

Царь послал за наследным принцем Камосом. Принц явился немедленно, что говорило о том, насколько ему не терпится узнать, какие вести принес гофмейстер Апофиса. После того как принц почтительно приветствовал отца и занял место справа от него, царь обратился к нему со словами:

— Принц, я послал за тобой, чтобы ознакомить тебя с сообщением посланника с Севера и узнать твое мнение. Положение очень серьезное, поэтому слушай меня внимательно.

Царь ясно и подробно изложил наследному принцу то, что сказал посол. Принц слушал отца с большой тревогой, которая отразилась на его красивом лице, по цвету, чертам и выступавшим верхним зубам напоминавшем лицо отца. Затем царь взглянул на свое окружение и продолжил:

— Итак, господа, вы видите, что в угоду Апофису придется снять эту корону, безжалостно истребить гиппопотамов, рядом с храмом Амона соорудить еще один, где будут поклоняться Сету. Посоветуйте, как надлежит поступить!

Негодование на лицах присутствующих говорило о тревоге, обуревавшей их сердца. Первым нарушил молчание гофмейстер Гур.

— Мой повелитель, — сказал он, — я не только отвергаю эти требования, но и сам дух, в каком они были облечены. Они были высказаны тоном хозяина, диктующим условия рабу, тоном царя, упрекающего собственный народ. Я воспринимаю их лишь как давний конфликт между Фивами и Мемфисом, принявший иное выражение. Мемфис пытается поработить Фивы, которые всеми имеющимися средствами отстаивают независимость. Нет сомнения, пастухи и их царь недовольны тем, что Фивы существуют и не распахивают ворота перед правителями Мемфиса. Видно, пришельцы разуверились в своем утверждении, будто это царство всего лишь самостоятельная провинция, подчиненная короне пастухов. Поэтому они решили лишить Фивы возможности проявлять независимость и подавить верования их жителей.

Гур говорил убедительно и прямо. Секененра вспоминал, как повелители пастухов вмешивались в дела царей Фив, а те, отводя от себя зло, меткими ответами, подарками и деланным притворством избавляли Юг от их назойливости и посягательств. В этом семейство Секененры сыграло большую роль, причем его отец сумел незаметно подготовить мощное войско, дабы отстоять независимость своего царства, если хитрости и деланная преданность не помогут. Затем слово взял командир Каф:

— Мой повелитель, я считаю, что мы не должны уступить ни одному из этих требований. Как можно допустить, чтобы наш повелитель снял корону? Или уничтожить священных гиппопотамов, чтобы угодить врагу нашего народа? И как можно сооружать храм богу зла, которому поклоняются эти пастухи?

Слово взял верховный жрец Нофер-Амон:

— Мой повелитель, бог Амон не согласится на то, чтобы рядом с его храмом возвели другой для Сета, бога зла, чтобы эту чистую землю оросили кровью священных гиппопотамов, чтобы хранитель этого царства, первым из царей Юга надевший эту корону, снял ее со своей головы по его велению! Нет, мой повелитель, Амон никогда не потерпит такого! Воистину он ждет того, кто поведет армию его сыновей освободить Север и объединить страну! Тогда страна станет такой же, какой была во времена первых царей.

Командир Пепи, точно кровь в его жилах вскипела, встал во весь грозный рост, расправил широкие плечи и низким голосом произнес:

— Мой повелитель, наши великие люди говорят правду. Я уверен, эти требования имеют целью испытать нашу храбрость и заставить нас унизиться и покориться. Как мы должны относиться к тому, что этот дикарь, нагрянувший на нашу долину из глубин бесплодной пустыни, требует, чтобы наш царь снял корону, поклонялся богу зла и истребил священных гиппопотамов? Раньше пастухи требовали богатств, и мы щедро расставались с ними. Однако теперь они жаждут отнять у нас свободу и честь. Перед такой угрозой смерть нам покажется легкой и восхитительной. Наши люди на Севере стали рабами, они пашут землю и корчатся под ударами плетей. Мы надеемся однажды освободить их от таких мучений и не собираемся по собственному желанию низвести себя до такого же положения!

Царь молчал. Он слушал внимательно и, опустив голову, сдерживал эмоции. Принц Камос пытался определить по лицу отца, о чем тот думает, но это ему не удалось. Принц склонялся к мнению командира Пепи и страстно заговорил:

— Мой повелитель, Апофис собирается подавить нашу национальную гордость и желает добиться от Юга такой же покорности, как от Севера. Но Юг не унижался, когда враг достиг расцвета могущества, и не пойдет на это сейчас. Кто осмелится сказать, что мы должны безрассудно отказаться от того, за что наши предки вели борьбу и пытались сохранить?

Усер-Амон, главный министр, оказался самым умеренным из всех. В своей политике он старался не гневить пастухов, не давать им повода для применения грубой силы, чтобы множить богатство Юга, используя ресурсы Нубии и Восточной пустыни, и создать сильное, непобедимое войско. Обращаясь к придворным, он сказал:

— Не забывайте, господа, что пастухи привыкли грабить и воровать. Хотя чужеземцы правят Египтом двести лет, их взоры все еще привлекает золото, ради которого они готовы идти на все. Золото отвлечет их внимание от более опасных намерений.

Однако командир Пепи покачал головой, облаченной в сверкающий шлем, и возразил:

— Ваше превосходительство, мы живем вместе пастухами достаточно долго и знаем их. Если они чего-то хотят, то открыто скажут об этом, не прибегая к хитростям и утайкам. В прошлом они просили золото и получали его. Однако сейчас они требуют, чтобы мы отказались от свободы.

Главный министр заметил:

— Пока армия еще не готова, нам следует выиграть время.

Командир возразил:

— Наша армия уже сейчас готова дать отпор врагу.

Принц Камос взглянул на отца и увидел, что тот еще не поднял головы. Принц сказал с горячностью:

— Какой смысл рассуждать? Нашей армии понадобится некоторое количество новобранцев и оружие, но Апофис не станет ждать, пока мы достигнем полной готовности. Если принять выдвинутые им требования, то наша страна будет обречена на развал и забвение. На юге нет человека, который не пожертвует жизнью за свободу. Поэтому давайте с презрением отвергнем эти требования и высоко поднимем головы перед длиннобородыми пастухами с белой кожей, которую солнце так и не сможет облагородить!

Воодушевление юного принца подействовало на остальных. Лица придворных выражали решимость и гнев, и казалось, что они уже достаточно сказали и желают принять бесповоротное решение. Царь поднял голову и, внимательно посмотрев на наследного принца, спросил властным голосом:

— Принц, ты считаешь, что нам следует отвергнуть требования Апофиса?