Сильная личность - Сергей Юрьевич Миронов

Оттуда ее быстро вышибли дети местной деловой знати. Но она не отчаивалась. Забросила английский, устроилась менеджером в фирму по производству стеклопакетов, поработала продавцом в книжном магазине, консультантом в мебельном салоне, где познакомилась с будущим мужем. Брак ее быстро развалился. Муж продавал дорогую финскую мебель. Бизнес его шел в гору, появились накопления. Он купил дорогую иномарку и его понесло: пьянки, женщины, разборки с милицией, братками, женой… В одну из таких ссор он ударил Свету стулом из новой коллекции. Разбил ей лицо, выбил зуб. Лена несколько раз навещала Свету в больнице. На этом контакты подруг обрываются. Из рассказов знакомых Лене стало известно, что после выздоровления Свету каким-то образом занесло на службу в милицию. Она стала жесткой и решительной. (Впрочем, такой она была всегда). Она ошибочно поверила во всемогущество своего мундира, натворила непотребных дел на службе и была уволена из органов по причине превышения должностных полномочий.

Вечер закончился в первом часу ночи. Все остались довольны организацией торжества. Чувствовалось, что Третьяков – специалист по проведению массовых мероприятий. С работы он пригнал два микроавтобуса, чтобы развести приезжих по гостиницам. Мазину он устроил трансфер до Гатчины. (Вторую часть вечеринки Мазин проспал в обнимку с подушкой на диване у барной стойки). На прощание Шалаев раздал всем фотографии курса, отснятые в день выпуска у Дома Журналиста. Байрамов презентовал тепличные помидоры. Жирова пригласила всех в Марсель, а я по-скромному к себе на Балтику.

– Может, ты завтра к ней съездишь? – спросила Лена, садясь в такси. – Это угловой магазин на Лиговке рядом с Предтеченским мостом.

– Я кажется, знаю, что это за магазин.

Я пожал руку Андрею, и Третьяков подтолкнул меня к двери микроавтобуса, откуда слышался храп Мазина.

Есть люди, которым фатально не везет. Есть те, чьи желания со временем сужаются до стандартных жизненных потребностей: съездить в очередной отпуск, купить что-нибудь очень нужное, выспаться наконец. Или вот еще. К полтиннику здоров, не развелся, есть дети, и уже хорошо. О том, чего когда-то хотел добиться, и вспомнить страшно. А если вспоминаешь, то в оправдание собственного бессилия говоришь: «Ну это же было заведомо невозможно». Не знаю, чем объяснить «падение» Светы. Фатализмом или заоблачным уровнем поставленных задач? А может, причина крылась в ней самой? Я не собирался задавать ей трудных вопросов. Меня тянуло увидеть ту Свету, с которой мы вместе ходили на выставки, долго и жарко дискутировали в белые ночи на интересные темы, а когда она покидала мой «склеп» на Обводном, мне почему-то ее не хватало.

-3-

Овощной магазин сменил вывеску. Теперь это были в духе времени объемные буквы с внутренней подсветкой. К буквам пристыковывалась плетеная корзина с помидорами и огурцами. Контуры овощей подсвечивались гибким светодиодным шнуром.

Помню, когда-то сюда завезли ананасы и кокосы. Потом пошли «пластмассовые» испанские помидоры и гигантские голландские яблоки. Народ с Лиговки толпился вокруг лотков с заморскими плодами и в уме обреченно конвертировал гайдаровскую валюту на помидоры. Обычно я выходил из магазина с яблоком и помидором. Если везло брал еще грушу, а сладкий запах подбродившего ананаса преследовал меня до дома.

В магазине было два человека. Пожилой мужчина в кепке и женщина средних лет с сумкой на колесиках – обычные обитатели Лиговки и смежных переулков. Но не они меня сейчас интересовали. Я бросил взгляд на продавцов. Их было два. Две женщины за сорок стояли за кассами в разных концах зала и ковырялись в телефонах. Светы среди них не было. В центре зала громоздились стеллажи с овощами и фруктами, вдоль стены тянулись полки с соками и водой. Автобус в аэропорт отправлялся через два часа. Я решил купить фруктов в дорогу и пройтись к дому на Тамбовской, в котором провел четыре счастливых студенческих года. Я набрал в пакет мандаринов, взял два яблока и грушу. У кассы еще раз взглянул на хмурую продавщицу в свитере с растянутым горлышком и невольно отступил назад. В полном недоумении, с пакетом в руках я смотрел на три сережки-гвоздика, которые и по прошествии двадцати лет тускло блестели в левом ухе Светы. Я стал нервозно искать визуальное сходство ее нынешней с той веселой, задиристой девушкой и, не находя его, все же осознавал, что это она и есть. Это её потертое временем существо стояло передо мной и назидательно твердило:

– Так, ставьте пакет на весы! Не задерживайте очередь!

Я вверил ей пакеты. Да, это была она. Голос ее отдавал неприятным металлическим скрежетом, но интонации были мне знакомы.

– Нал? Безнал? – машинально спросила Света.

Я достал из бумажника карту и засунул ее в терминал. Глядя в несвежее лицо продавщицы, я все еще пытался найти в ней черты, принадлежащие Свете. Но ни рыхлый овал лица, ни зачесанные назад редкие сальные волосы, стянутые в жидкий хвост резинкой, ни глубокие борозды на лбу, ни по-рыбьи грузные красно-оранжевые губы не выдавали ее близкого присутствия.

– Так, забираем пакеты! Следующий! – скомандовала Света.

Я сложил покупки в рюкзак и отошел к центру зала. Оттуда я смотрел на нее, тщетно пытаясь понять, как так вышло, что она изменилась до неузнаваемости.

Рассчитав двух покупателей, Света поняла, что я за ней наблюдаю и не собираюсь уходить.

– Так, ну что смотрим? – бросила она в мою сторону, не отходя от прилавка. – Еще что-нибудь?

Похоже, она меня не узнала. Я вновь подошел к ней.

– Ты меня помнишь?

– Почему я должна тебя помнить? – вопросила Света. – Тут таких, как ты, сотни. И десятки воруют.

Она посмотрела на мой рюкзак. Взгляд ее был настойчив и подозрителен.

– Показать? – спросил я, почуяв неладное.

– Не надо. Давай дуй отсюда, пока я добрая, – помиловала меня Света и взялась за следующего покупателя.

Я закинул рюкзак на плечо. У выхода на пробковой доске висели нечеткие принтерные «портреты» неких темных личностей. Над ними была приколота распечатка: они пойманы на воровстве в нашей торговой сети.

Я вышел на улицу. Лиговский гудел. Громыхали трамваи. В магазине буянила Света. Было ветрено, по-февральски сыро и неуютно, примерно так, как двадцать лет назад, когда я вышел из этого магазина и голодный побрел домой, преследуемый запахом переспелого ананаса.

январь-февраль 2019 г.