Без работы - Александр Александров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Видя затруднительное положение приезжего человека, одна бойкая, очень приятной наружности девушка в клетчатой юбке вызвалась посмотреть что-нибудь у себя. Она дала Павлу заполнить анкету. Павел заполнил. Девушка приняла и тут же куда-то исчезла. Павел напрасно расспрашивал секретаря и других офисных служащих, куда эта девушка делась. В конце концов ему посоветовали прийти на следующий день, обещая, что завтра его интервьюер обязательно будет и проведет собеседование.
Подходил час встречи с агентом, и Павел, боясь опоздать, заспешил в известное место.
Вечерело. На улицах вспыхнули фонари. В домах засветились окна. Мокрый снег косо летел в электрическом свете, таял на одежде прохожих, на крышах замызганных грязью машин. Все двигалось, дышало паром, дымом и промозглым ноябрьским холодом. Город жил. Над землей, по земле, в подземелье стояли, сидели, шли или ехали люди. Тысячи тысяч людей! И каждый к чему-то стремился, чего-то желал и любил, был счастлив или в беде, ненавидел или боялся чего-то.
Павел трясся в набитом вагоне. Когда электропоезд остановился на станции, двери раскрылись; наш герой получил ощутимый тычок в спину, с трудом удержался на тощих ногах.
— Чего встал на проходе! — зло заорал краснощекий широкоплечий мужик.
Поток пассажиров устремился к выходу. Люди перескакивали через сумки, ругая Крючкова, жмущегося возле проема раскрытых дверей.
— Понаехали всякие… — отчетливо произнес кто-то. В сутолоке еле слышно запел телефон. Павел вынул его из кармана, посмотрел пропущенный вызов. Это был звонок от агента.
— Бог с ним, перезвоню, когда выберусь на поверхность. Здесь все равно ничего не слышно, — решил Павел. Так он и сделал.
— Здравствуйте еще раз. Это Павел. Я стою у входа в метро «Алексеевская». Вы где?
— Ах. Я вам звонила. Знаете, тут опять возникла накладка.
— Что такое?
— Хозяйка уехала к подруге. Я даже не знаю, когда вернется. Может, останется там до утра. Давайте завтра попробуем в первой половине дня. Часов в двенадцать, — звучал в телефоне непринужденный голос агента.
— Да как она могла уехать, если мы договаривались встретиться сейчас?! — не сдержавшись, в отчаянии закричал Павел.
— Молодой человек, не кричите. Если она так ведет себя, что мы с вами можем поделать? Завтра, надеюсь, у нас все получится, — спокойным голосом отвечала агент.
— Вы понимаете, что я не могу ждать до завтра?! Вы понимаете, что мне ночевать негде?! Мне было обещано, что я сегодня же могу вселиться в квартиру. Звоните хозяйке. Сделаем дело, а там пусть хоть к черту на рога едет!
— Я только что ей звонила. Абонент недоступен. Поймите, раньше, чем завтра, все равно ничего не получится.
Павел прервал разговор, машинально пихнул телефон в карман куртки.
Какое-то время он, пребывая в растерянности, тупо таращился на стоящие рядом с ним сумки. Он все сильней и отчетливей сознавал свое положение. На этот раз обошлось без истерики. Вновь непонятно откуда пришедшая твердость не позволила погрузиться в черную бездну отчаяния. Смятение отступило, и в его душе колыхнулась и засветилась надежда.
«Все так или иначе устроится, — сказал он себе. — Сесть на скамейку и замерзнуть я мог тогда в темном парке у себя в городе. Не надо было бы ехать в Москву. Но я здесь. И я понимал изначально, что мой приезд в этот город — авантюра. Я понимал это еще до покупки билета на поезд. Сидя дома, все можно было подвергнуть сомнению: и дешевую вписку в квартиру, и моментальное трудоустройство. Зная, что шансы мои невелики, я не остановил себя. Я уехал в Москву, потому что не мог не уехать. И теперь никакие гадские силы не смогут вынудить к бегству обратно».
Между тем ситуация требовала действий. Наш герой снова достал телефон.
Ночь Павел провел в городе Химки у своего земляка и приятеля Васи Брусничникова. Вася великодушно предоставил Павлу ночлег.
По дороге с Павлом произошел казус. На Ленинградском вокзале к нему подступили стражи порядка и попросили показать паспорт. Крючков послушно протянул его. Один из милиционеров (видимо, старший) взял документ, ловко открыл на нужной странице и тотчас потребовал свидетельство о регистрации. Павел стал суетливо оправдываться, что не успел зарегистрироваться, так как только приехал. Он принялся лихорадочно рыться в карманах, пытаясь найти железнодорожный билет. Не найдя там, раскрыл и начал перерывать сумки. Милиционеры следили за его поисками, громко пыхтя и нетерпеливо притоптывая. К счастью, билет обнаружился.
— Пройдемте в отдел, — бросив невнимательный взгляд на бумажку, произнес старший.
— Зачем? — удивился Крючков.
— Проверим багаж.
От накопленных переживаний у Павла заколотило в ушах, потемнело в глазах. Мало соображая, он стал вытряхивать из сумок вещи.
— Да чего вам его проверять?! Хотите смотреть? Вот, пожалуйста. Ну, глядите!
К ногам стражей порядка на грязный асфальт полетел кипятильник, умывальный набор, аккуратно сложенный плащ, книга «Зверобой» Фенимора Купера, пакет с нижним бельем, полиэтилен с вареными яйцами, плавленые сырки, джинсы.
Крючков вытряхивал вещи и приговаривал:
— Оружия нет, наркотиков нет, контрабандных попугаев из Африки нет. Что еще?!
Прохожие начали оборачиваться на происходящую сцену. Блюстители правопорядка в легкой растерянности переглянулись. Тот, что отобрал паспорт, расправил плечи под толстым бушлатом и, ничего не объясняя, возвратил документ. В неприглядном, всклокоченном виде, с закипающей яростью в сердце Крючков был оставлен.
Когда горемыка добрался до порога квартиры Брусничниковых, было уже около десяти вечера. Вася обнял своего гостя и начал суетиться вокруг него; предлагал то немедленно принять душ, то сейчас же идти на кухню поужинать. Жена Васи Наталья вышла в прихожую, изжалив улыбку, холодно поздоровалась с Павлом и тут же нырнула обратно в гостиную.
— Поцапались. Она теперь не в настроении, раздражается по любому поводу, — приватно сообщил Вася Павлу. Павел кивнул.
— Сам-то как? — спросил он приятеля.
— Да так. Живем, — ушел от ответа Брусничников.
Часом позже Крючков сидел на табурете в обшарпанной кухне маленькой съемной квартиры Брусничниковых. В воздухе колыхался запах съеденной жареной курицы. Вася намазывал рыхлый кусок белого хлеба плавленым сыром, а наш герой, замерев, изучал надколотый носик фарфорового чайника, что стоял перед ним на столе. Вася душевно сочувствовал Павлу, но досадовал на его глупость. «Дурак, — думал он. — Кто же в Москве за пять тысяч в месяц целую квартиру сдает? Ясно — мошенники».
За чаем Брусничников попытался развлечь Крючкова беседой о студенческих временах, стал расспрашивать об общих знакомых. Павел отвечал нехотя, односложно и наконец обратился к Василию с просьбой воспользоваться Интернетом.
— Ну, если Натаха не спит, тогда можно, — проговорил Вася, встал и пошел в комнату посмотреть «как там жена».
Наталья Брусничникова — молодая, высокая, светловолосая девушка с пышными формами — со скучающим видом сидела на двуспальной кровати.
— Потерпи одну ночь, — негромко попросил Вася.
— Нам вдвоем развернуться тут негде, а еще этот здесь. После него вся ванная в мыльных лужах, — кривя лицо, проворчала Наталья.
Василий ничего не ответил. Он прикрыл за собой дверь и вскоре вернулся назад вместе с Павлом.
В полночь у Брусничниковых еще никто не спал. Василий расстилал матрац на полу. Наталья, полулежа на кровати, расчесывала свои волосы. Когда зубцы расчески цеплялись за спутанную прядь, она раздраженно шипела, морщилась и сверлила глазами сидящего за компьютерным столом Павла. А тот сосредоточенно глядел в монитор, изредка щелкая кнопками клавиатуры.
— Что решил? Домой поедешь? — поинтересовался Василий.
— Нет, — ответил Крючков.
— А чего собираешься делать?
— Поеду заберу свои деньги. Потом сниму койко-место где-нибудь в общежитии.
— Думаешь, удастся бабки вернуть? — засомневался Василий.
— Лучше бы им вернуть, если не хотят неприятностей, — уверенно произнес Павел.
— Смотри, поаккуратней с ними, — предупредил Василий.
— Все будет законно, без всякой фигни, — сказал Павел. — Можно я на какое-то время оставлю у вас свои сумки?
К утру мокрый снег прекратился, ударил бодрящий морозец. Звезды поблекли. На фоне сизого неба с расползшейся на востоке апельсиновой кромкой зари отчетливей заиграли фонтаны свинцового дыма промышленных труб. Вот и холодное солнце показало багряный язык, освещая дорогу прохожим, тоненькой вереницей бредущим в сторону станции, где, окончательно разорвав паутину глубокого сна, дымили кареты маршрутных такси, громыхали, останавливаясь у платформ, и, гудя, уносились вперед электрички.