Прости за любовь - Таня Винк

Она звонила и плакала. Он терпел. Потому что жалел.

Дмитрий проехал один квартал и остановился. Ничего, на работе подождут, а он посидит и покурит. Но сигарета нервы не успокоит, это всего-навсего хватательный рефлекс. Тогда зачем курить? Ответа нет, как нет ответа на вопрос, зачем он бежит от Лены, вместо того чтобы быть рядом: она же беременна. Не первый раз, а шестой. Из них два последних раза – экстракорпоральное оплодотворение. Лена не хотела искусственно – хотела естественным путем, но врачи настояли, и она согласилась.

Он тоже согласился.

Зачем? Ведь ему уже ничего не хочется. А может, хочется, но не с Леной?

Ответ на эти вопросы был. Он не давал уснуть. А если Дима и засыпал, то только до половины четвертого. Он честно признавался себе, зачем все это делает. Потому что все еще любит Настю, и эта любовь так же сильна, как и четверть века назад. Он ничего не забыл, ни одной минуты из тех четырех дней, самых счастливых в его жизни. Он даже ночи помнил, потому что почти не спал. Ему казалось, что все время горит яркий свет, будто включили тысячу хрустальных люстр. И сердце стучало как бешеное. Он помнил всех, кого встречал, они казались такими симпатичными – и дежурная на переговорном пункте, и продавец цветов на базаре, и даже комендант корпуса… Он помнил, с кем говорил, о чем думал, какая была погода. Помнил запахи, цвета, помнил глаза Насти, серо-голубые, помнил улыбку, жесты, смех, походку. Он помнил все, будто появился в этом мире только затем, чтобы прожить эти четыре дня, потому что до этого не жил. И после этого тоже не жил. Он тысячи раз прокручивал в голове последнее утро, последнюю встречу и каждый раз размышлял, что же надо было сказать Насте, чтобы она осталась с ним.

Из-за кустов выбежала девушка, за ней парень со снежком в руках. Смеясь, девушка побежала к машине Димы, и снежок плюхнулся на лобовое стекло. Заработали дворники, и парочка испуганно отскочила в сторону.

Юноша вскинул руку:

– Звезда падает! Загадай желание!

– Ты что, нет там никакой звезды! Утро же! – возразила девушка, но в небо посмотрела.

– Какая разница! Загадай желание!

«А какое у меня желание?» – подумал Дима, глядя в пасмурное небо, будто в нем должен был вот-вот появиться ответ. Чего он хочет? Да, хочет, но уже ничего нельзя изменить. Нельзя вернуть Настю, нельзя вернуть молодость. И не надо будить уснувшую любовь – пусть она спит, ведь, проснувшись, она может умереть от того, что увидит.

Но одно желание еще может стать реальностью – ребенок, которому он отдаст свое сердце и всю неистраченную любовь. И подарит весь мир. Как часто он представлял, что берет малыша на руки, показывает ему солнечные лучики на полу, листья на дереве, кормит бродячего пса и спасает замерзающего котенка. А потом, когда малыш подрастет, он прочтет ему «Маленького принца» и расскажет сказку о девочке, у которой, так же как и у принца, никого не было, кроме розы… О том, как она отказалась от любви и счастья потому, что не хотела сделать больно еще не родившемуся человеку. «Нет, не тебе, малыш, а твоему старшему братику или сестричке, которые так и не пришли в этот мир… Прошу тебя, малыш, приди, и тогда моя жизнь наполнится смыслом. Приди и спаси меня…»

Дима повернул ключ. Двигатель тихо заурчал.

Он отъехал от тротуара и включил музыку. Переведя глаза на дорогу, он увидел, что впереди на мостовую опускается какая-то фигура.

Дима резко затормозил и крутнул руль влево, избегая столкновения. Это ему удалось. Выругавшись, он выскочил из автомобиля. На мостовой лежала девушка. На боку. Глаза закрыты, лицо спокойное, будто спит. Дима склонился над ней. Откуда ни возьмись собралась толпа.

– Олигархи, мать вашу, житья из-за вас нет!

– Да не виноват он, она сама бросилась под колеса!

– Не бросилась, а упала!

– Да ладно, нечего тут защитницей выступать! Говорю, ей деньги нужны, вот она и бросилась под дорогую тачку! Они теперь все так делают!

– Ага! Сначала шмотки в окно выбросила, а потом под машину бросилась! Ну и мудило ж ты!

Зеваки уже готовы были сцепиться, с любопытством косясь на девушку: жива – не жива? Девушка шевельнулась и открыла глаза.

– Не двигайтесь! – сказал Дима.

Но она попыталась встать.

– Да лежите вы!

– Мне холодно!

Она умоляюще посмотрела на него. В горле вмиг пересохло – такие глаза были у одной женщины во всей вселенной. Нет, не глаза, а то, что в них… там, в глубине.

– Конечно, холодно, но надо лежать: вдруг вы что-то сломали?

Она пыталась сопротивляться:

– Да ничего я не сломала! Пустите!

– Не вертитесь, я помогу.

Дима взял ее под мышки и осторожно посадил. Она дрожала.

– Я встать хочу! – Она покосилась на толпу и перевела взгляд на Диму. – Чего они смотрят?

– Чего? Любопытство, знаете ли…

Она повернула голову к машине:

– Я на дороге?

– Да, вы упали на дорогу, и я вас чуть не переехал.

– Упала на дорогу? – девушка с удивлением уставилась на Диму, но вдруг скривилась и прижала руку к затылку. – Мне надо встать…

– Не разрешайте ей! – крикнула женщина из толпы. – Вдруг помрет – что тогда вам делать? Пусть сидит, пока скорая не приедет. Я сейчас вызову, – она помахала телефоном.

– Ага, буду я тут сидеть, пока задница к дороге не примерзнет! – огрызнулась девушка и снова заерзала.

– Да что вы такая непослушная?! – Дима с трудом ее удерживал. – А если у вас что-то сломано?

– Да ничего у меня не сломано! Отпустите! Мне холодно!

И он отпустил ее.

Худая, грязная, стоит, пошатываясь. Пальто потертое, темные волосы стянуты на затылке резинкой, шея тощая, ноги голые, в одном тапочке, а вокруг валяются какие-то вещи, большая клетчатая сумка «радость оккупанта» и кривой черный сапог.

«Что бы это могло значить?» – подумал Дима.

Девушка с удивлением разглядывала людей и вещи.

– Тут так получилось, – начала объяснять все та же женщина, будто услышав мысли Димы. – Сначала вылетели вещи вон из того окна на четвертом этаже, – она ткнула пальцем вверх, – а потом девчонка выбежала вон из того подъезда, – женщина показала рукой на подъезд. – Она собирала вещи, ругалась и грозила кулаком окну, потому вас и не заметила. А как заметила, так от страха и шлепнулась на дорогу. – Женщина поставила на асфальт сумку, из которой торчала тонкая палка колбасы.

– Не твое дело, чего я шлепнулась! Какого черта уставились? – рыкнула девушка на толпу. – Жалеете, что меня по асфальту не размазало? Пошли вон, суки!

Кто-то обложил ее матом, и девушка бросилась на обидчика. Дима схватил ее за рукав и оттащил к машине. Она вырвала руку и, что-то зло бормоча, подняла с грязного снега сумку.

– Идиотка, сумасшедшая! – раздалось в толпе.

– Козлы!

Дима принес кривой сапог:

– Наденьте, вы же босая… Вы что, не видите?!

– Я все вижу! – Она вырвала сапог.

Сапог оказался с левой ноги, а босой была правая. Девушка тут же, на снегу, переобула тапочек на другую ногу, надела сапог и, сгорбившись, принялась складывать вещи в сумку. Ее руки дрожали, она шмыгала носом.

– Поищите носки, – посоветовал Дима, – да и наденьте что-нибудь, вы же простудитесь!

Девушка его не слушала и еще больше сгорбилась. Дима, решив помочь, собирал разбросанные вещи, но во всей этой куче не было ни одного носка. Кто-то из зевак тоже помогал.

– Ну вот, надо же! – в сердцах сказала она, когда толстый бумажный пакет, перевязанный тесемкой, вдруг развалился в ее руках и из него посыпались какие-то бумаги; среди них был диплом. Не такой, как когда-то получил Дима, в солидной корочке с гербом СССР, а обычный ламинированный кусочек картона.

Дима бросился собирать бумаги, но она оттолкнула его.

– Что вы такая злая?! Я, что ли, виноват во всем этом?! Это вы упали под мой автомобиль!

– Да пошли вы с вашим автомобилем!

Дима хотел огрызнуться, но не смог. Ему было жаль эту несчастную, собирающую старые, сильно поношенные вещи. На вид ей было лет тридцать, а то и больше: две глубокие морщины между бровями, уголки рта опущены, движения угловатые, голова клонится к плечу, будто она хочет спрятать ее под мышкой.

С воем сирены подъехала полицейская машина. Из нее вышел полицейский, другой остался за рулем.

– Здравствуйте! – Полицейский сразу почему-то подошел к Диме. – Старший сержант Рудько. Что тут происходит?

– Вот эта, в одном сапоге, – Дима показал на девушку, – упала на дорогу. Прямо мне под колеса.

– Ушибы есть?

– Я ее не зацепил, но вообще-то не знаю, с ней невозможно разговаривать. Я просил ее не вставать, пока скорая не приедет, но она – видите!

Девушка стряхивала грязь с белого свитера.

– Гражданка, что происходит? – крикнул Рудько.

– Ничего! – Девушка скомкала свитер и направилась к сумке.

– Это ваши вещи?

– Мои.

– Как они здесь оказались?

– Оказались – и все!

– Тэ-экс… Ваши документы.

– Если найду.