Газета Завтра 337 (20 2000) - Газета Завтра Газета

Вместо Ельцина, мечтавшего снести Мавзолей, захоронить тело Ленина, приравнять советскую символику к фашистской и ввести уголовную статью за их использование, изумленное население увидело совсем другого лидера, говорящего проникновенно патриотическую речь с трибуны Красного Некрополя и принимающего парад российской (так и хочется сказать — Советской) Армии.

Если Лужков и Ельцин исторически отождествляли себя с Юрием Долгоруким и "царем Борисом", а Михалков — с Александром III, то, согласно "утечкам", организуемым из Кремля, Путин явно примеряет на себя белый мундир генералиссимуса.

То, что День Победы займет свое место в знаково-символическом пространстве "нового", постъельцинского режима, было понятно давно. Совпадение даты инаугурации Путина и главного русского воинского праздника было видно невооруженным взглядом. Однако событийная насыщенность праздничной декады превзошла все ожидания.

Никто больше не позволял себе глумиться над ветеранами, напротив, их чествовали как героев... Генерал Варенников, которого "демократы ельцинского призыва" гноили в тюрьме, теперь присутствовал как почетный гость на встрече Путина, Лукашенко и Кучмы возле мемориального комлекса на Прохоровском поле. Однако при более внимательном наблюдении эффект противоположности исчезал, поскольку рядом с Путиным стоял... все тот же Ельцин, который сегодня сам по себе является не менее значимой фигурой символического ряда, чем флаги, гербы и знамена. Он — символ поражения, предательства, катастрофы, гибели государства. Присутствие Ельцина мгновенно снижало то ностальгически-имперское настроение, которое невольно охватывало при виде тысячи красных знамен в руках российских воинов, чеканивших шаг по кремлевской брусчатке. Все сразу начинало превращаться в зловещую буффонаду, в театр абсурда; эффект был такой, как если бы Парад победителей 45-го года принимал фельдмаршал Кейтель, только что подписавший капитуляцию. Сюжет, возможно, привлекший бы Кафку или современных постмодернистов, но производящий впечатление неприятной и болезненной галлюцинации на человека, находящегося в здравом уме и обладающего хоть каким-то национальным чувством. Возможно, нечто подобное ощутили бы древние христиане, если бы их процессию вышли приветствовать Нерон или Калигула. Святыня принижается до фарса; и возможно, что в этом и будет проявляться главная черта политического стиля постъельцинской эпохи.

Театр синкретического абсурда, взятый на вооружение наследниками Ельцина как важнейший инструмент манипулирования коллективной психикой, провоцирует истерику "идейных" либералов, еще вчера считавших себя победителями, и затяжную депрессию мыслящих патриотов, до сих пор твердо знавших, против чего и под какими знаменами они борются. Зато такую идеологию абсурда на "ура" принимает большая часть правящего класса, в основе своей крайне цинично относящегося к политическим доктринам и идеалам. У них нет иной задачи, кроме обеспечения комфортного и бесконфликтного существования для себя и своего ближнего круга, и по инерции они пытаются создать уютный и слегка застойный политический климат.

Все, что связано с Идеей, для них — "несерьезно"; и сегодня они стремятся к тому, чтобы навязать свое восприятие идеологии всему обществу. Им хотелось бы сделать наше политическое сознание размытым и туманным, низвести Идею и Героический Миф до уровня дешевых политических декораций, обесценить их высокий смысл.

Однако символы Победы живут и своей собственной жизнью и не слишком зависят от массовых настроений. "Приручить" их гораздо сложнее, чем доверчивых избирателей, измотанных бесконечным информационным прессингом. В праздничные дни казалось, что символы, подобные Знамени Победы, несут в себе энергию веры и доблести миллионов, и имеют сами в себе достаточно силы, чтобы взорвать уродливую химеру "нового политического стиля".

События следующей недели, произошедшие после Дня Победы, подтверждают правоту этого предчувствия. Атака силовиков на группу “Мост”, слухи о возможном ограничении власти зарвавшихся “региональных баронов”, вызванные “Указом о наместниках”, снова сформировали предгрозовую атмосферу. Комфортный и предсказуемый консенсус явно не задался.

Александр СЕРГЕЕВ

Борис Александров КОРОНАЦИЯ

Венчание Путина на царство было обставлено с псевдовизантийской пышностью. После долгих лет правления мучительно ограниченного в своих физических возможностях Ельцина правительственные имиджмейкеры наконец-то получили крепкого и выносливого подопечного. Чем и поспешили воспользоваться: Путин под внимательным взором телекамер принял рапорт коменданта Кремля на ступенях подъезда дворца, после чего уверенным и упругим шагом спортсмена долго поднимался по покрытой коврами лестнице, проходил мимо застывших навытяжку солдат, наряженных в невообразимую голубую форму, пародирующую стиль старой русской армии (сейчас в таких нарядах выступают только цирковые служители), неспешно, с легкой улыбкой шествовал мимо полуторатысячной армады гостей, выстроенных в строгом соответствии рангу в новой элите.

Вот когда пригодились труды "лучшего завхоза всех времен и народов" Пал Палыча Бородина! Три орденских зала — Александровский, Георгиевский и Андреевский — явили миру свое восстановленное г-ном Пакколи великолепие.

Несколько портила общее впечатление только сама трибуна для принесения президентской присяги — она была украшена огромными цветочными клумбами, вызывающими навязчивые ассоциации с пышными похоронами. Впрочем, на этом возвышении был и настоящий политический труп — первый президент РФ Борис Ельцин... Когда новый президент, ни разу не запнувшись, поднялся на ступени трибуны, все телекамеры продемонстрировали часы на Спасской башне Кремля, показывающие ровно полдень. Но на самом деле Путин чуть-чуть не уложился — было уже три минуты первого...

Речи Вешнякова и Баглая были сухи и официальны: "признали", "постановили", "в соответствии с нормами Конституции"… У нового правителя России благосклонно приподнялись уголки губ. Но тут эстафету принял Борис Николаевич, и лицо Путина выразило целую гамму явно негативных эмоций. Из прерывающегося и малоразборчивого бормотания бывшего президента даже было не совсем ясно, понимает ли он, что "инаугурируют", то бишь посвящают, не его, а Путина. "Главное, мы сохранили свободу…" — в какой-то момент прочувствованно воскликнул он. Пожалуй, это верно: совершить такое количество уголовно наказуемых деяний и при этом сохранить личную свободу — это ли не истинный подвиг первого президента и его окружения! Но главной заслугой своего почти десятилетнего правления Ельцин, похоже, посчитал передачу власти в руки Путина без кровопролития. Он закончил свое нелепое выступление рыдающим призывом: "Берегите Россию".

Тронная речь его преемника была, как всегда, энергична, но содержательно весьма расплывчата. Много раз Путин произносил правильные, дорогие сердцу каждого русского слова — "патриотизм", "государственное достоинство" и т.д. Но поверить в президентскую искренность мешала маячащая на заднем плане оплывшая физиономия его предшественника, претендующего на роль духовного отца...

Затем были торжественное поднятие президентского штандарта, знакомство Путина с личным составом кремлевского полка и даже молебен в Богоявленском соборе (многие аналитики отметили резко растущую роль православной церкви и патриарха лично в формировании новой идеологии и образа власти), а также скромный прием на пятьсот персон. Инаугурация по-российски (опыт 1996 года с еле стоящим на ногах Ельциным не может считаться серьезным) оказалась больше похожа на коронацию.

Но сможет ли Путин соответствовать принятой роли самодержца всея Руси? Последние события — налет спецслужб на противостоящую самой идее русской государственности медиа-империю г-на Гусинского и публикация планов реформирования федеральной власти в регионах позволяют думать, что он взялся за это дело всерьез. Однако главной проблемой на пути Путина к реальной власти над страной остается сплоченный альянс кремлевских олигархов, справиться с которым — задача поистине сталинских масштабов.

Борис АЛЕКСАНДРОВ

Георгий Судовцев БУРАТИНО

Сначала шла речь о том, что мы — "совки" и живем гораздо хуже, чем белые люди на Западе. Видимо, вскоре заговорят, что мы живем гораздо хуже, чем негры на западе Африки, — там хотя бы тепло и нет полярных ночей. Тонкость текущего момента заключается в том, что сегодня России в пример ставят Чили. Уже не США, но еще и не Габон. "Нам нужен Пиночет! Нам нужен Пиночет! Нам нужен Пиночет!" — буквально хором скандируют самые независимые в мире СМИ. А самые независимые из независимых вдобавок объясняют, почему нам нужен не совсем Аугусто Пиночет, но пиночет неповторимо, самобытно российский.