Расколотые небеса - Андрей Ерпылев

И он сам, вернее, безуспешная попытка взять неуловимого Полковника немало помогла этому.

Бежецкий, даже став генералом и главой ведомства, не перестал быть простым военным – практически абсолютным профаном в физике и математике, тем более отличающихся от тех дисциплин, которые он изучал (не слишком, кстати, прилежно) в школе, как реактивный истребитель от фанерного «кукурузника». Все заумные термины, слетающие с уст его многомудрых «подчиненных», были для него не более информативны, чем шум ветра. В конце концов он уяснил лишь то, что хотя «окно», кратковременно пробитое Полковником в параллельное пространство, затянулось практически мгновенно, в этом месте какое-то время продолжал оставаться след в виде искривленных полей, специфического излучения и еще чего-то образно названного академиком Новоархангельским «кварковым шумом». И шум этот позволил ученым откалибровать и перенастроить какие-то хитрые приборы…

А дальнейшее было уже делом техники. И он, тогда еще практически безымянный полуизгой под чужим именем, в этом научно-техническом прорыве принял непосредственное участие.

«Жаль все же, что не удалось тогда присутствовать при этом до самого конца, – в который раз пожалел Александр. – Челкин этот чертов…»

Хотя грех ему было клясть бесследно испарившегося экс-фаворита: не будь его неумеренной жажды власти, не сидел бы сейчас в этом кресле генерал Бежецкий. В лучшем случае корпел бы над бумагами двумя-тремя этажами ниже или лазал бы где-нибудь по лесным чащам и горным склонам в поисках ускользающих «ворот на Тот Свет» безвестный ротмистр Воинов.

Да и жалеть собственно не о чем: «Ледяной мир», который удалось открыть тогда и куда сейчас время от времени удается забрасывать исследовательские автоматы и группы смельчаков, по сей день остался единственным. Если не считать, конечно, того недоступного и неизвестно за какими «лесами и долами» находящегося, откуда явился он сам, и другого, в котором на короткое время был пленен близнец. Но как они далеки…

Генерал еще раз потер ладонями лицо и снова придвинулся к персоналке, на мониторе которой последнее предложение так и осталось незаконченным.

– Остается констатировать… – прочел он вслух и бесцельно покатал «мышку» (и здесь она называлась точно так же) по столу.

«Что констатировать? Свою полную бездарность? Невозможность дать хоть какие-то результаты?.. Блин. Какая-то лотерея получается, игра в орлянку. Даже не в орлянку, а в подкидного дурачка!.. Надеемся на чудо, словно темные дикари…»

Он положил пальцы на клавиатуру, готовясь стереть весь последний абзац, но тут ожил динамик селектора.

– Ваше превосходительство, – мелодичный голос секретарши тут же развеял мрачное настроение Бежецкого. – К вам тут ротмистр Розенберг рвется. Пустить?..

– Пусти, конечно, Лизанька, – прижал клавишу пальцем его превосходительство. – Входите, барон.

– Добрый день, Александр Павлович, – возник в дверях его, Бежецкого, преемник в роли начальника научно-исследовательского отдела Николай Федорович Розенберг (приставки «фон», которой так гордились его остзейские предки, ротмистр не любил, хотя и менять фамилию на какого-нибудь Розогорского не собирался).

– Проходите, присаживайтесь, – сделал радушный жест генерал, чуть приподнимаясь из кресла. – Бумаги принесли? – обратил он внимание на папку, которую посетитель держал под мышкой. – Зря, зря… Электронкой бы переслали или курьером, на худой конец…

– ЧП, Александр Павлович! – перебил его подчиненный, и весьма непочтительно. – Потерпел катастрофу пассажирский «Святогор» авиакомпании «Ермак-Аэро».

– Много жертв? – построжал Бежецкий, мечась мыслями с одного на другое: неужели кто-то из высокопоставленных персон пострадал. Или… Нет, члены Императорской семьи услугами частных авиакомпаний не пользуются – для них и прочих «особ» есть государственный «Российский орел». Может…

– Много, но не в них дело! – досадливо отмахнулся ротмистр. – Смотрите сами…

Поверх вороха генеральских бумаг лег радужный компакт-диск…

Обломки разбившегося самолета аккуратно раскладывались на полу огромного ангара, способного вместить несколько «Святогоров». В силуэте лайнера, похожего сейчас на детскую мозаику, зияли незаполненные участки – многие фрагменты оказались настолько изуродованы после падения с многокилометровой высоты, что понять сразу, куда приложить тот или иной комок дюралюминия, перемешанный с пластиком и пучками проводов, было сложно. Но хотя до завершения кропотливого труда оставалось еще изрядно, даже совершенно не искушенный в авиастроении человек понял бы, что здесь присутствует далеко не полный остов самолета. Если быть точным, то всего лишь треть планера, рассеченного вдоль, чуть наискось, словно гигантский огурец не менее гигантским ножом – часть фюзеляжа с одним крылом и остатками хвостового оперения.

– Взрыв на борту исключен? – деловито поинтересовался Бежецкий, облокотившись на ограждение балкона, нависающего над останками расчлененного самолета.

– Абсолютно, ваше превосходительство, – с готовностью ответил инженер, замерший рядом с высокопоставленным «гостем» и совершенно не знавший, как себя вести: генерал в штатском формально не входил в комиссию, присланную из Санкт-Петербурга, но полномочиями, судя по тому, как к нему обращались столичные чиновники, обладал отнюдь не меньшими. – Анализы на следы взрывчатых веществ были проделаны одними из первых. К тому же разброс обломков…

Инженер замялся.

– Ну-ну, продолжайте, – поощрил его генерал.

– Разброс обломков не характерен для взрыва в воздухе. Тем более на такой высоте. Фрагменты располагаются довольно компактно в пределах четко очерченного сектора… Вот, извольте взглянуть на чертеж…

Александр вгляделся в неправильную фигуру, вычерченную на ксерокопии сильно увеличенного участка топографического плана разноцветными карандашами. Больше всего она напоминала с детства набившее оскомину схематическое изображение атома или уродливый цветик-семицветик. Заштрихованное красным ядро, похожее на кривую букву «Т», два неравных по длине оранжевых «лепестка», вытянутых с востока на запад, и три желтых «ложноножки», направленные в разные стороны. Лепестки совпадали по направлению с плавно изогнутой красной стрелой, видимо обозначающей траекторию движения самолета до столкновения с землей, а дополняли картину несколько зеленых пятнышек разного размера и точек, разбросанных по правой части листа. Фигура пестрела разноцветными точками, помеченными номерами, доходящими до четырехзначных. Вся композиция была очерчена толстой синей линией.

– Извините, э-э-э…

– Виталий Никитович, – с готовностью подсказал инженер.

– Виталий Никитович, вы не можете пояснить мне, несведущему, этот э-э-э… сюрреализм.

– Охотно. Красным обозначена область первичного, так сказать, столкновения. И местонахождение обломков, оставшихся на месте, – крупные фрагменты фюзеляжа, шасси, заглубленные в почву мелкие части… Ну, это понятно. Да?

– Конечно, конечно.

– Оранжевым выделена, – продолжил ободренный «технарь», – основная часть обломков, выброшенная по ходу движения фюзеляжа при чисто механическом разрушении… Удар о землю. Желтым – осыпь, образовавшаяся после взрыва…

– Так взрыв все-таки был?

– Естественно! В баках самолета оставалось какое-то количество топлива, которое сдетонировало при ударе о землю или последовавшем пожаре. Объем был невелик, поэтому и разлетались фрагменты фюзеляжа, кресла и… ну вы понимаете.

– Тела?

– Да. В основном части тел. Разлетались они недалеко, но достаточно хаотично.

– Понятно. А зеленые участки?

– Зеленым мы отметили те фрагменты, которые предположительно отделились от падающего самолета еще в воздухе и продолжали движение до столкновения с землей самостоятельно. Часть кресел правого ряда, чемоданы из вскрытого багажного отделения… Опять же… Тела. Кстати, они и позволили вчерне определить точку разрушения фюзеляжа в пространстве.

– Серьезно? – оторвался от созерцания печальных останков некогда прекрасного воздушного судна Александр. – С какой точностью?

– Пока с невысокой, – пропустил первый риторический вопрос мимо ушей инженер. – Вот, взгляните сюда.

Перед генералом появился второй лист, с линией, изображающей траекторию падения самолета, так сказать, в профиль (довольно крутой, кстати) и еще одна ксерокопия карты несколько меньшего масштаба.

– Вот, – длинный палец «авиатора» указал на то место, где синяя линяя «спокойного» полета переходила в красный, «аварийный» участок, – практически над деревней Чудымушкино…

Мертвая деревня смотрелась декорацией из какого-нибудь сериала «про старину», которые устойчиво держали в сетке вещания всех телекомпаний страны пальму первенства далеко не первый сезон. Портили картину лишь телевизионные антенны на крышах и чересчур аккуратные ограды палисадников из штампованного пластикового штакетника.