Японская разведка против СССР - Алексей Борисович Кириченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это моя версия провала «Рамзая». Я буду только благодарен японцам, если они меня поправят.
Когда я работал в КГБ, то несколько раз пытался ознакомиться с архивно-следственным делом на атамана Семенова, которого в 1946 году приговорили к смерти и повесили на гитарной струне. Причину недопуска к делу объясняли моей небольшой должностью. Но до должности председателя я не дотянул и ушел на пенсию, так и не ознакомившись с делом на атамана Семенова.
И вдруг мой хороший знакомый, работающий в Университете Индиана (США), профессор Куромия Хироаки (японец) присылает мне по электронной почте любопытнейший документ — рапорт наркома НКВД Г. Ягоды Сталину о том, что атаман Семенов готов работать на Советский Союз.
Мне не удалось установить, как дальше развивались события и почему атамана Семенова постиг такой суровый приговор. Хотя его дети не были репрессированы.
Беглянки
В 1935 году работавший в Москве корреспондент японской газеты «Токио нити-нити» Кобаяси Хидэо влюбился в русскую девушку и попросил у ее мамы разрешения жениться. Мамаша, работавшая переводчицей в посольстве Японии в Москве, выдвинула японцу свои требования.
— Помоги мне с дочкой бежать из Советского Союза, а потом и женись на ней.
Кобаяси обратился за помощью к военному атташе Японии. Тот обрадовался возможности проверить бдительность НКВД, разработал план вывоза беглянок и запросил санкцию Генштаба. Разрешение Токио было получено, и беглянок решили вывезти из японского посольства в двух чемоданах под видом дипломатического груза. «Дипгруз» сопровождали помощник военного атташе К. и жених Кобаяси.
26 декабря 1935 г. на станции Негорелое (пограничная станция за г. Минск) беглянок обнаружили и судили. Возможно, они выполняли задание НКВД, но сменивший Ягоду Ежов их не простил, а объявил японскими шпионками.
В Центральном музее пограничных войск ФСБ РФ (Москва, Яузский бульвар, 13) на 2-м этаже демонстрируются два чемодана, в которых японская военная разведка пыталась под видом дипломатического груза вывезти из Советского Союза двух беглянок.
Шпиономания
В конце XIX — начале ХХ в. на Дальний Восток России активно хлынули японцы. Японская диаспора заполонила почти все населенные пункты. Это не могло не беспокоить власти, но до поры до времени к такой ситуации относились терпимо.
Когда в 1904 году началась Руссско-японская война, в России было интернировано около 800 японских подданных, не успевших выехать в Японию накануне войны. Все они были выдворены в Европу.
Война разгоралась не в пользу России: США и Великобритания изо всех сил помогали Японии «завалить» Россию.
Когда же в мае 1905 года российская эскадра потерпела сокрушительное поражение, известный российский литератор на одном дыхании написал повесть «Штабс-капитан Рыбников». Он красочно описал похождения японского разведчика-нелегала, который под личиной штабс-капитана Рыбникова собирал интересующую японцев информацию. Разоблачила его проститутка, у которой он заночевал и во сне стал кричать «банзай». Проститутка оказалась патриоткой и хотела его задержать… Повесть с литературной точки зрения безупречна. А с оперативной — никуда не годится. Ну и что с того, что штабс-капитан добывал какую-то информацию и злорадствовал по поводу негативного настроения россиян? У Рыбникова не было связи с Токио. Добытые им сведения так и остались при нем. Однако повесть Куприна имела успех и он, по сути, стал основателем российской шпиономании.
Это явление приобрело невиданные размеры в 1937–1938 годах, когда НКВД возглавлял Н.И. Ежов. В то время только «японских шпионов» (из числа советских граждан) было репрессировано большое количество, значительная часть из них была расстреляна.
Советская часть обвинения на Токийском трибунале запросила Москву выслать копии допросов некоторых японских шпионов об их конкретной шпионской деятельности, чтобы предъявить претензии главным японским преступникам. Но ни одного такого протокола допроса не было найдено. Чудеса, да и только! 60 тысяч советских граждан признали, что они японские шпионы. А вот что они делали — забыли напрочь. Не были они шпионами — у них просто выбили признание.
Когда в конце 1941 года под Москвой сложилась угрожающая обстановка, с Дальнего Востока было переброшено несколько хорошо отмобилизованных и вооруженных дивизий, которые прошли 6 ноября 1941 года парадным строем по Красной площади и сразу были отправлены на фронт.
Командующий Дальневосточным фронтом генерал армии И.Р. Апанасенко с разрешения Сталина быстро восстановил вынужденную потерю войск за счет… «японских шпионов», которые добывали золото на Колыме или влачили жалкое существование в других лагерях «Дальстроя». Они добровольно вызвались пойти на фронт…
Реабилитация
После устранения Ежова сменивший его Л.П. Берия вышел с предложением к Сталину перемотреть дела на многих заключенных. Сталин дал добро, и 900 тысяч советских граждан, в том числе «японских шпионов», было реабилитировано. Личность Берии продолжает оставаться во многом загадочной, но что касается японской военной разведки, то он сделал немало полезного для борьбы с ней.
Мне рассказывал мой знакомый генерал Н.А. Горбачев, что его двоюродный брат, который работал прокурором в Томске, свою жизнь угробил во многом потому, что с большим трудом «пробивал» незаконно осужденных в 1937–1938 годах. Среди них было и 292 «японских шпиона» (в том числе два ассенизатора). Начальник Томского отдела НКВД капитан госбезопасности Н.В. Овчинников за нарушение законности в 1941 году был расстрелян и не реабилитирован.
5-я улица Соколиной Горы
Осень 1973 года. В Москве проходила универсиада. Это была важная репетиция перед олимпийскими играми, которые проводились в Советском Союзе в 1980 году. Поэтому руководством страны была поставлена задача провести универсиаду без сучка и задоринки.
Все спортивные делегации были размещены в Доме студентов МГУ на Ленинских (Воробьевых) горах. Из Японии прибыла спортивная команда в количестве 120 человек (а в их числе и несколько сотрудников спецслужб, что мы быстро установили; нужно отметить, что вели они себя очень достойно).
Для обеспечения благоприятного участия японских спортсменов в универсиаде была сформирована административная группа. Она и создавала спортсменам все необходимые условия. Руководителем «японской» группы был назначен «отставной» штангист Фельдман, а его заместителем по «политической части» — некая Анна Горбунова (работница какого-то райкома комсомола г. Москвы), по общим вопросам замом был назначен я.
Я представился Горбуновой, и она клятвенно обещала, что мы будем работать вместе, чтобы не случилось никаких неприятностей.
В нашей административной группе было необходимое количество переводчиков. В их числе — несколько ребят, изучавших японский
