Рассказы - Александр Чуманов

Под Новый год ударили такие морозы, каких ни до того, ни после того ни разу не было. Где-то аж под пятьдесят. По счастью, в те времена казённые котельные казённые же квартиры отапливали щедро, никто копейки на собственном русском газе не думал экономить, так что праздник Петров со своей новой многочисленной роднёй встретил нормально. И даже особая приятность всеми ощущалась: вот, мол, сидим, выпиваем спокойно, ни о чём душа не болит, а на улице что творится — птички на лету замертво падают, одна на проводе сидела, клюнула его зачем-то и моментально прилипла языком, так и висит уже который день, бездомные кошки с собаками вповалку спят в мусорном контейнере.

Первого же января Петров с тестем, хотя лишь под утро отрубились кто где, проснулись рано, потому что головы были чугунные и во рту характерные сухость да мерзость ощущались. Проснулись и давай, стараясь никого не разбудить, средство для поправки головы искать. Однако средства нигде не было ни капли. То ли вредные бабы так надёжно заныкали, то ли впрямь все запасы прикончили за истекшие сутки.

— Беги, — шепнул тесть, — и не дай тебе Бог вернуться с пустыми руками!

И Петров побежал… В гастроном, куда ж ещё. И там ему, дрожащему, вручили спасительное лечебное средство, которое представляло собой мутную почему-то ледышку внутри причудливо лопнувшей бутылки. Продавщица велела нести бутылку аккуратно, как младенца, или лучше засунуть её в карман. Но карманы у Петрова были не достаточно вместительны, а потом он попросту забылся, взял бутылку за горлышко, чтоб весело её помахивать, а она возьми и развались, и вдребезги разбейся.

Так он и принёс вместо бутылки водки кусок льда, конфигурацией, само собой, в точности соответствующей.

— Это чо? — в недоумении выпучил глаза тесть.

— Водка, чо больше-то! — Петров был чрезвычайно доволен произведённым эффектом.

— А-а-а, давненько такого не видел, с финской, пожалуй… Ну, отколи кусочек пососать. — И тесть плотоядно облизнулся, особого чуда в случившемся не усмотрев.

— Да щас растает! — хотел урезонить его зять.

— Пока ещё… Давай, заместо конфетки.

И они откололи ножиком по куску, положив остальное в эмалированную миску таять. Петров счёл заметить, что вкусовое ощущение впрямь ни с чем не сравнимое, тесть, судорожно сглотнув сорокаградусные слюни, подмигнул: мол, ещё бы.

А через каких-то два часа у тестя вдруг, вопреки всеобщей убеждённости в принципиальной невозможности чего-либо подобного, обложило всё горло. То есть началась страшенная ангина, какой он отродясь не знал. Собственно, он вообще никакой ангины отродясь не знал.

Конечно, через пару дней интенсивной домашней терапии мужику стало существенно лучше, однако излечить горло совсем не смогли ни за месяц, ни за два. Наоборот, через два месяца наступило резкое ухудшение. И только тогда тесть отправился к докторам. Может, впервые после войны. Потому что на войне они так ему надоели, что в день подписания маршалом Жуковым «капитуляции» он зарёкся когда-либо своими ногами ходить в медсанбат. И до семьдесят седьмого года ни разу не ходил. Но тут пришлось. Два раза. Сперва — в районную поликлинику к ухогорлоносу, а потом — в онкоцентр. Где ему понаписали и в конверт запечатали. Чтобы по месту жительства отнёс. И он отнёс, но прежде конверт разорвал и всё прочитал. А там — опухоль. Без уточнений. Но отставной солдат сообразил и так. Да ещё — от оперативного лечения отказался.

Когда Петров это дело узнал, у него аж под ложечкой заныло. Не ожидал от тестя такого. И от себя тоже не ожидал. Думал, что у него отношение к тестю чисто формальное, а вдруг оказалось — нет. И не придумал ничего лучшего, как взять бутылку и — к нему. Нет, не утешать, конечно, а всего лишь попытаться сговорить старика на операцию. Многим же помогают. Особенно, когда оно — снаружи или — почти снаружи, как у тестя. А тот, едва бутылку завидел, не слушая ничего, прогнал любимого зятя…

Так много лет с тех пор прошло, что Петров сам тестем сделался. И дедом, само собой. Возраст его уже вплотную приблизился к тому, который не преодолел его старый добрый приятель. И Петров, прекрасно понимая, что в таких делах самую главную роль играет наследственность, те не менее готовится. И тоже давно решил: если что, резать себя не даст. Ибо достижения медицины имеют слишком отдалённое отношение к нему и другим таким же гаврикам.

А ещё он всерьёз намерен, когда окажется там, попроситься к тестю в подразделение. Потому что его армейский опыт со всей определённостью доказывает: ни от одного командира так не зависит благополучие рядового, как от ротного старшины.

Тем и лечись

На последний лёд Петров так ни разу и не собрался. Как и на первый — несколькими месяцами раньше. Совсем разленился, распустился, морально разложился. В общем, поддался. Ну, той, которая к кому-то приходит уже в сорок, а кто-то ещё и в восемьдесят живчик. Которому люди обычно охотно подыгрывают, потому что он такой забавный на взгляд со стороны — жалко, что ли — чем бы дитя ни тешилось, как говорится.

На последний лёд не собрался, но потом, в середине мая, когда по его расчётам на Карагузе должен начаться нерест чебака, всё же героическое усилие над собой совершил. Ночь-полночь выехать пороха, правда, не хватило, в окно поглядел — погода показалась не ахти, хотя прежде всегда, как истинный рыбак, поступал по принципу: «Погоду с собой не привезёшь», то есть если собрался, то — хоть камни с неба. Но, встав, по обыкновению, в половине седьмого, устыдился: на небе — ни облачка.

И рванул. На удачу, собственно, даже не настраиваясь, мол, какая может быть удача, если — ни подготовки основательной с вечера, ни сноровки прежней, ни даже удочек путёвых, которые в наличии, вообще-то, есть, как не быть, но на большую рыбу ещё лет десять назад настроены, когда крупная рыба довольно успешно ловилась на них. То есть закинул в машину одну бамбуковую, по чистой случайности не выкинутую на свалку, да и погнал. Только ещё заскочил на рынок малинки купить.

А всё же, на удачу не рассчитывая, твёрдо помнил по многолетнему опыту, что излишне основательная подготовка почти никогда не даёт желаемого результата, а когда вот так, с бухты-барахты, то, бывает, улыбнётся фортуна…

Приехал на место — солнышко уж высоко, и лёгкий юго-западный ветерок прибрежные кустики шевелит, но это и к лучшему, в штиль клёва никогда не бывает. На озере — ни души, то ли дураки все, то ли, наоборот, один Петров, но не возвращаться же, не попробовав.

Лодку надул, удочку трёхколенку, кривую от многолетнего лежания в чехле, сразу на берегу собрал, баночку с насадкой — в карман, да и выплыл. И встал от берега метрах в пяти, ничуть не тревожась относительно возможных неприятностей со стороны рыбинспекции. Во-первых, редко она сюда наезжает, во-вторых, нарушение-то ничтожное, поскольку хорошую удочку с берега даже дальше можно забросить.

И в одном только Петров просчитался, хотя вряд ли это можно просчётом считать. Чебака не оказалось — то ли срок ему не вышел, то ли он другое место для своих интимных дел облюбовал, зато окуни сущую оргию вокруг лодки устроили. Да в основном — горбачи. И почему-то чуть не поголовно самцы. Хотя всегда уверен был старый рыбак, что наиболее крупная рыбёшка — самки. Природа, между прочим, вообще любит нам иногда по носу щёлкнуть, чтоб не очень-то заносились со своим опытом и знанием секретов.

И давай Петров почём зря воду вокруг себя допотопной хворостиной хлестать. Клёв разыгрался — только успевай! И груза лет да, более того, хронической лени — как не бывало. Вот ведь сущая ерунда — окунишки эти, хоть как на них посмотри, а терапия для души и, тем самым, даже для тела — ни одно лекарство не сравнится! Разве что водочка родимая, так и то — побочный эффект в виде похмелья да дури в мозгах весь лечебный смысл обнуляют и очень часто большой минус дают.

А погода между тем стала постепенно портиться. Ветер — всё свежее, волна всё выше, благодаря чему клёв, наоборот, только интенсивней. Рыбёшка от прикосновения тёплой руки так спермой и брызжет, видимо, сперва самки икру отметали, а потом, второй очередью, самцы пришли её оплодотворять — интересно всё же у них это дело поставлено, бесконтактно, а тем не менее все довольны, отчего аппетит отменный. У рыбака же белая «рыбья страсть» по рукам ручьём течёт и все коленки в ней же, но он ни что внимания не обращает, как автомат работает, между тем ледяная волна уже пару раз через борт лодки перемахнула и все штаны ему промочила. И Петрова помаленьку начинает трясти от холода, поскольку на нём ещё только рубаха байковая, тёплая же телогрейка в багажнике без толку лежит. Но из-за подобной ерунды сниматься, к берегу плыть, время бесценное терять? Да ни за что!..

А потом, когда уже деревенеют пальцы, становится затруднительно червячка на крючок нацепить, да и червячков полузасушенных остаётся чуть, приходит-таки в дурную голову здравая мысль: «Так ведь можно запросто эти парные органы, которые в районе поясницы, застудить. Сколько было случаев. Надо завязывать, пожалуй. Куда с ними, с окунями, в конце концов, и так Иринка ворчать будет…»