Недетский дом - Андрей Петрушин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Возьмите у коллег. Заодно с ними и познакомитесь, – потеряв всякий интерес к выскочке, ответила заведующая психолого – педагогическим отделением. О том, что разговор закончен на сегодня, можно было догадаться по устремленному в монитор лицу и полному погружению в мегабайты отчетов. Инна, не прощаясь (прошел только час рабочего времени), вышла из кабинета.
Общий кабинет для рядовых психологов находился через стенку, так что путь на новое рабочее место занял всего несколько секунд. В кабинете никого не было. Это несколько удивило Инну, и, одновременно, обрадовало. Можно спокойно привыкнуть к обстановке, разложить свои вещи по ящикам стандартного стола. В кабинете было 3 стола, небольшой диван и этажерка с разнообразной психологической литературой. Сев за стол, Инна взяла в руки список прикрепленных к ней детей, и тупо уставилась в не о чем не говорившие ей фамилии и имена. Не имея понятия, где искать «закрепленных», Инна впала в легкую панику. Коллег не было. Просить совета у начальницы Инна не решилась. День только начался, а слушать этот противный голос лишний раз уже не хотелось. На душе было тревожно. Ощущения нереальности происходящего стало выходить из подсознания. «Вот так попала, – промелькнуло в голове. – Вроде и коллеги, одинаковый факультет окончили, и такое странное отношение к новому сотруднику. Что-то тут не так». Просидев в таком анабиотическом состоянии, и с пустой головой около получаса, Инна решила для начала найти и познакомится с «закрепленными» и воспитателями.
Знакомство с детьми
Инне достались дети из отделения младших подростков на втором этаже. Первым делом молодая психолог посчитала, и небезосновательно, что надо познакомиться с воспитателями. Кто же еще, кроме них, должен хорошо знать подопечных? Придя в воспитательскую, Инна обнаружила лишь младшего воспитателя, – пожилую женщину лет шестидесяти. В более старых номенклатурах эта почетная должность называлась «уборщица». Ну а местные шутники, в свете новых воззрений на труд, обращались не иначе как «менеджер по чистоте». Менеджер – уборщица тихонько, как ей казалось, ругала одного «балбеса, который настолько тупой, что в приготовленную к стирке машинку с белым бельем, засунул свои черные джинсы».
– Господи, вот дебилы, – причитала младший воспитатель, разбирая постиранное белье, получившее новую гамму красок. – И куда теперь это девать? Ирка это носить не будет, – посмотрев на свет на блузку, выглядевшую как половая тряпка для мойки туалетов, сказала она. – Еще и истерику устроит, что ее вещь испортили. Может, хоть она этого идиота прибьет?
– Добрый день! – Инна решила обратить на себя внимание менеджера по чистоте, – вы не подскажете, где я могу найти воспитателей?
– Здрасте. А вы кто? – отложив разбор груды испорченных вещей, поинтересовалась уборщица.
– Я – ваш новый психолог! – торжественно выпалила Инна.
– Мне психолог уже не поможет. Ваша начальница сказала, что мне к психиатру уже надо. Таблетки и уколы мне только помогут, – обыденно произнесла младший воспитатель, устало присев на стул. Морщинистые руки перебирали тряпку. Уставшие глаза пытались разглядеть новоявленного сотрудника сквозь запотевшие стекла в перемотанной изолентой оправе. Костюм на менеджере соответствовал занимаемой должности: непонятного, но все же, ближе к серому, цвета, с оттопыренными карманами, которые провисали под тяжестью чего-то ценного и, видимо, очень необходимого для работы. Туфли имели потрескавшийся вид, и характерно скрипели при ходьбе.
– Я неправильно выразилась. Я буду заниматься с детьми вашего отделения, – засмущалась своей неточности Инна. Ее коробил этот оценивающий взгляд. Хотелось быстро покинуть это место, но приходилось терпеть. Надо было найти воспитателей или, хотя бы, своих детей.
– А им тем более вы не поможете. Вот посмотрите на эти вещи. Это ж каким конченым дебилом надо быть, чтобы черные джинсы засунуть к светлым вещам! – вновь запричитала младший воспитатель. – Вот вы психолог. Вот вам и первая работа будет. Научите одного дебила цвета различать. И не смешивать темное и светлое в одной машинке. Ему же жить самостоятельно придется.
– А разве не воспитатель должен учить этому? – Инне не нравилось, когда ей указывали, что она должна делать. И особенно люди, стоящие далеко от ее профессии.
Нет, Инна не относилась с презрением к людям, выполняющим грязную работу. Ей самой приходилось втайне от приемных родителей, которые были очень строги в отношении к деньгам, и не позволяли ни себе, ни детям лишние траты, подрабатывать уборщицей в институте после занятий. Просто, как заметила Инна за свою недолгую жизнь, все люди, практически кого не спроси на улице, вне зависимости от образования, жизненного опыта, очень хорошо разбирались в двух вещах – в спорте и психологии. И каждый, узнав на каком факультете она училась, сразу заваливал ее советами, какую книгу прочитать, чтобы стать настоящим психологом. Какой фильм посмотреть, чтобы лучше понять душу человеческую. Первое время Инна пыталась сопротивляться таким наставлениям, но потом решила, что проще выслушать, помахать головой, сказать «спасибо» за дельный совет, и тут же его забыть, чем вслед еще выслушивать упреки в неблагодарности.
– Воспитатели. Они у нас очень занятые. То все чай пьют, то типа в школу ушли за деток договариваться. А сами приходят с полными пакетами, или бумагами от нотариуса на новую квартиру. Нет, видимо, не должны, – тон причитания сменился на требовательный. – Вот вы мне скажите, психолог, кто должен заниматься с детьми по поводу насваев?
– Каких насваев? – не поняла вопрос Инна.
– А вы разве не знаете? И какой вы после этого психолог? – разочаровалась менеджер по чистоте.
– Может, я не расслышала, о чем вы спросили? – стушевалась Инна.
– Насваи, – начала тоном преподавателя просвещение неграмотного психолога младший воспитатель, – это шарики черного цвета из куриного дерьма, и еще чего-то. Жуют они их постоянно.
– А, насваи, – поняла, о чем шла речь, Инна, – в них табак содержится, известь и куриный помет, – попыталась она задавить знаниями зазнавшуюся уборщицу.
– Не знаю я подробности. Но только эти паразиты постоянно плюют этой гадостью на стены возле кроватей. Потом не отмоешь эти харчки никак. Целый день трешь. А на следующий день опять и в тех же местах. Как же они задолбали.
– А все-таки, вы не подскажите, где я могу найти воспитателей? – Инна почувствовала, что разговор на подобные темы может продолжаться вечно.
– Одна ушла в школу, а вторая где-то здесь бегает, – немного обиженно сказала уборщица. Ей явно хотелось еще много чего поведать про этих паразитов, а тут так бесцеремонно оборвали.
– А за детьми кто смотрит? – удивленно спросила Инна.
– А че за ними смотреть? Куда они денутся? Кому надо, тот уже ушел. Остальные в компутер играются. Слышите, какой шум стоит? – Из дальних комнат доносился рык монстров и однообразные басы. – Это они веселятся. Меньше будут в комнатах сидеть – меньше нагадят. Лучше бы в школу пошли, – объяснила свою позицию менеджер по чистоте.
Инна решила пойти на шум компьютерной игры. Может, там отыщутся ее дети. Зайдя в крайний блок из двух комнат, Инна споткнулась о чей-то ботинок, и чуть не наступила на лежавшее рядышком полотенце. Дверь в одну из комнат была по центру криво заклеена картинкой из журнала, за которой виднелась сквозная дыра размером с женский кулак. В другую комнату дверь была открыта. Из открытой двери доносился механический громкий звук и человеческая речь. За двумя соседними столами сидели игроманы, и активно, не обращая внимания ни на Инну, ни на реплики болельщика, сражались между собой на виртуальном поле брани. Они настолько были погружены в тот мир, что настоящий для них временно не существовал. Помогала так же им в этом музыка, если так можно назвать монотонно вылетающие басы из двух динамиков музыкального центра, стоявшего на подоконнике, и пары колонок, из которых и доносился душераздирающий рев погибающего юнита. Болельщик лишь беглым взглядом обратил свое внимание на гостью, и стал еще активнее жестами помогать одному из геймеров. Инна встала за спиной игроков и попыталась понять смысл игры. Эта была стандартная стратегия в реальном времени, в которых живет половина подростков, когда не играет в «контру» или «ГТА». На коробках многих игр стоит возрастной ценз. Но и алкоголь с сигаретами у нас можно продавать только совершеннолетним. А откуда тогда у нас столько бронхитов у юных курильщиков и передозировок алкоголем у подростков? Сколько детей к окончанию школы становятся алкоголиками и токсикоманами? Да, курение относится к болезням. И называется такая болезнь никотиновой зависимостью. А получить ребенка в свои цепкие лапки производителям легального одурманивающего вещества, вызывающего зависимость не слабее героина, в подростковом возрасте – это значит, обеспечить себя постоянным покупателем на тридцать-сорок лет вперед. Некурящих воспитанников можно было пересчитать по пальцам. Причем, возраст курителей начинался с девяти лет. Так что, любовь к компьютерным играм была не самым тяжелым пороком в этом заведении.