Музыка сфер - Элизабет Редферн

Джонатан испустил раздраженный вздох. Пока новые клубы омерзительного трубочного табака терзали его ноздри, а его монеты продолжали исчезать в могучих кулаках сидящих рядом картежников, он мысленно прикидывал, что, пожалуй, в такого рода работе он не слишком силен. Обычно он искал шпионов не по грязным кабакам и притонам, а в своем служебном кабинете в Уайтхолле. Официально он был просто мелким чиновником, носящим неясное название «младший сборщик и передатчик государственных бумаг», но неофициально его обязанностью был сбор жизненно важных сведений. На его служебный стол ежедневно из разных концов страны прибывали вороха писем, отправленных, как подозревалось, вражескими шпионами. На его стол, кроме того, ежедневно поступали жалобы, что слишком много писем того рода, какие ему и его коллегам полагалось перехватывать, не встречали никаких задержек.

Весной и в начале лета 1795 года, когда Англия шаталась после поражения, которое потерпела в Нидерландах от французского врага, считалось само собой разумеющимся, что мастера шпионажа затаились повсюду и особенно здесь, в Лондоне. На министра внутренних дел обрушилась критика всех членов кабинета за то, что его министерство не сумело воспрепятствовать утечке секретных сведений; вину эту он переложил на своего заместителя, который, в свою очередь, сделал выговор начальнику канцелярии. Затравленный начальник канцелярии обрушил грома на старших чиновников, а старшие чиновники — на младших. Короче говоря, весь штат Министерства внутренних дел был выгнан отчаявшимся министром на улицы, чтобы сделать хоть что-нибудь.

— Теперь говорят, что французские шпионы тайно встречаются в кабаках вокруг Пиккадилли, — расстроенно сообщил начальник канцелярии Джонатану утром этого самого дня, когда застиг его в холле министерства, где он складывал письма в курьерские сумки. — Скажите, Эбси, вам эти места знакомы?

Джонатан мгновенно оторвался от писем. Вильям Поллок был усердным, преданным своему делу чиновником пятидесяти пяти лет и занимал должность начальника канцелярии тринадцать лет: Джонатану он нравился, он его уважал.

— Я слышал упоминание про некоторые, сэр, — сказал он. — Например, «Белый медведь». Но разве за этими местами не ведется наблюдение?

— Не так хорошо, как следовало бы. — Поллок почесал седую голову и поднес к окну копию письма, которое Джонатан счел было зашифрованным, но которое при ближайшем рассмотрении оказалось всего лишь сообщением о ценах на скот, отправленным из одного рыночного города в другой. — Магистраты утверждают, что держат эти места под наблюдением, но мне сдается, что слишком уж много беженцев крайне сомнительных приверженностей собираются в этих харчевнях. Они оплакивают свое изгнание и нищету, в которую впали. Но, сдается мне, некоторые из них не те, за кого себя выдают, — их карманы набиты добрым французским золотом, золотом того качества, которого злополучные люди в их собственной стране в глаза не видят, — монетами, которые будто с помощью колдовства перелетают через море из тайных подвалов Парижа в Лондон. Золото покупает секреты. Я ручаюсь, Эбси, найдите запас этих золотых монет, этих louis d’or[3], и вы найдете шпиона. Эти беженцы отсылают жизненно важные сведения о наших военных планах только Богу известно, какими дьявольскими способами, прямехонько своим языческим хозяевам в Париже, а мы заглядываем в письма! Всегда от нас требуют только заглядывать в письма. А теперь скажите мне, будут эти коварные шпионы отправлять свои предательские послания по почте? Будут?

И Вильям Поллок сильно встряхнул одну из курьерских сумок Джонатана и затянул шнурок с такой яростью, будто затягивал его на шее французского шпиона.

Джонатан сказал:

— Они ведь посылали по почте зашифрованные сообщения, сэр, и мы их изымали.

— Но сколько писем остались не перехваченными, Эбси? Сколько отправлялись с тайными гонцами по пустынным дорогам в пустынные места на побережье, чтобы уплыть на рыбачьем суденышке? Нам необходимо скрутить этих негодяев здесь, в Лондоне, где скапливаются все их шпионские сведения, — скрутить прежде, чем их проклятые письма будут вообще написаны. Эти предатели собираются в публичных местах с полной безнаказанностью. Не далее как нынче утром я выслушал доносы о заведении под названием «Ангел» на Пиккадилли. Прежде оно было известно главным образом своими шлюхами, а теперь там собираются еще и французы, и позавчера ночью слышали, как они распевали революционные песни и пили за здоровье предателя Томаса Пейна. Это измена, не более и не менее, и товарищ министра приказывает нам положить конец этим непотребствам, пусть даже нам самим придется выйти на улицы!

Поллок, распаляясь все больше, был вынужден умолкнуть, чтобы перевести дух, и тут Джонатан сказал поспешно:

— Я пойду туда, сэр.

Поллок посмотрел на него с недоумением:

— Но это же не ваша обязанность, Джонатан!

— Вы же сказали, что мы все должны делать все, что в наших силах. «Ангел», вы говорите? В Кемпс-Корт? Я пойду туда сегодня же вечером.

Вошел рассыльный — Поллока вызвал товарищ министра. Однако Джонатан недолго пребывал в одиночестве: едва шаги Поллока затихли, как в холл вошел Ричард Кроуфорд, еще один чиновник Министерства внутренних дел. Кроуфорд был надутым самоуверенностью замухрышкой, страдал несварением желудка и постоянно терял свои очки. Его педантичная скаредная подловатость равнинного шотландца и аккуратные пастырские темные костюмы раздражали Джонатана свыше всякой меры.

Кроуфорд посмотрел вслед удаляющемуся Поллоку, затем вновь обернулся к Джонатану и поднял брови.

— Итак, друг мой, — объявил он. — Положение наше прискорбно. Французы повсюду нас опережают, а мы не можем изловить ни единого шпиона.

— Похоже на то, — пробурчал Джонатан, разбирая бумаги и желая, чтобы Кроуфорд убрался подальше.

Но Кроуфорд подошел поближе.

— Так вы пойдете в этот кабак? В этот «Ангел»?

Он, очевидно, подслушал гораздо больше того, что говорил Поллок, чем устраивало Джонатана, который, все еще наклоняясь над бумагами, неохотно проурчал «да».

— Пойти одному может быть опасно, — не отступал Кроуфорд, чье дыхание пахло кислым от несварения желудка. — Я тоже пойду.

— Со мной все будет хорошо, — ответил Джонатан, пожалуй, слишком уж резко и сложил бумаги в стопку. — Со мной для помощи будет Лакит. Идти туда нам всем не имеет смысла.

На краткий миг выражение вкрадчивого подобострастия исчезло с лица Кроуфорда, сменившись невольной краснотой уязвленной гордости, почти гнева. Джонатан мысленно вздохнул: он устал проливать бальзам на оскорбленные чувства обидчивого шотландского фитюльки.

— Но мы скоро пообедаем вместе, а, Ричард? — сказал он поспешно. — Я слышал про новую ресторацию вблизи Стрэнда. Может быть, вы не откажетесь быть моим гостем как-нибудь вечерком?

Кроуфорд снова фыркнул и сказал только:

— Иногда, сдается мне, вы не шпионов высматриваете, друг мой. А если так, то снова и снова посещать эти заведения вам никакого толка нет. Совсем никакого. — Он повернулся на каблуках и ушел, а у Джонатана мучительно сжалось сердце: он совершенно точно знал, что подразумевал этот намек.

Три года назад пятнадцатилетняя дочь Джонатана Элли сбежала из дома. Она грезила о том, чтобы стать актрисой, но подобно многим и многим другим бесследно исчезла в темных улицах столицы. Вечер за вечером Джонатан рыскал по театрам и питейным заведениям вблизи них, ища ее.

Год спустя был найден ее труп. Ее задушили в проулке вблизи Хеймаркета, и Джонатан узнал, что она вела жизнь шлюхи.

Быть может, именно тогда жизнь Джонатана в корне изменилась. После сокрушительной яви смерти дочери он замкнулся в себе, одержимый одной мыслью. Лишившийся сна, он обходил кабаки и харчевни близ того места, где убили его дочь. Угрюмая решимость найти убийцу Элли пожирала его энергию и все его свободное время. Горькая ожесточенность еще больше возрастала по мере того, как он мало-помалу осознавал, что правоохранительная система не располагает ни временем, ни ресурсами расследовать преступление, когда отсутствуют улики и свидетели, а уж тем более если жертвой была шлюха. И все-таки Джонатан не оставлял своих усилий. Едва его длинный служебный день подходил к концу, он отправлялся обходить улицы, задавать вопросы. Он нанимал профессиональных поимщиков воров, тратя на них немногие деньги, которыми располагал. Но постепенно, пока попытки найти ниточку раз за разом завершались неудачей, пока угасала — нет, не скорбь, а надежда, что убийство будет отомщено, — он начал искать по вечерам не дружеских бесед с коллегами, но забвения в вине. И круг его прежних друзей мало-помалу распался.